– Да? А далеко ехать-то? К празднику обернусь?
– От тебя будет зависеть. Но одних только командировочных даём тебе тысячу долларов.
У Василия округлились глаза.
– Это куда же – на Колыму, что ли?
– При чём тут Колыма? – скривился директор. – Успеем ещё. – Он обернулся и ткнул пальцем в карту на стене за своим креслом. – А посылаем тебя вот сюда – в Бермудский треугольник.
Кашкин онемел. А директор поднял лежащую на столе газету, где одна из заметок была обведена красным, и доверительно разъяснил:
– Там на днях теплоход с запчастями для тракторов затонул. Так что тебе всего-то и надо будет – Нырнуть. Найти. Достать. И привезти.
– А… А это… – не находил слов Кашкин.
– А что делать? – развёл руками директор. – По нынешним временам это всё равно будет и надёжнее, и дешевле. Тут главное – чтоб не перехватил никто.
БИЗНЕС
Завсектором НИИ Перегудову и старшему инженеру Чучкину выпал жребий навестить своего забюллетеневшего коллегу Мамедова. Правда, сам он болен не был, у него что-то там с бабушкой, но ведь это даже лучше, вы не находите?
Была припасена ёмкость, содержимое которой должно было, если уж не поставить старушку на ноги, то, по крайней мере, поднять настроение у замордованного в конец внука, ибо бабушка у Мамедова – хроник: болеет, чуть ли не семь дней на неделе.
Пришлось заскочить ещё на рынок: надо же и больной что-нибудь подкупить, неудобно всё-таки. Прямо морока с этими бабушками: попробуй придумай, что им принести. Да и ужасно нерентабельны эти все апельсины – ну, сами согласитесь, какая из них закуска?
Но когда страхделегаты очутились в рыночной толчее, то увидели там… Мамедова. Бабушки, правда, видно не было, да и внучек интересовался всё почему-то особами молодыми и юными.
Он перехватывал очередную, шептал что-то на ушко, и уводил за киоск. И уже через пару минут девушка выпархивала оттуда вся сияющая, запихивая в сумку наимоднейшие сапоги.
Рассчитывать, что за киоском лежит в инвалидном кресле умирающая бабушка, было, по меньшей мере, глупо. И страхделегаты воспылали справедливейшим гневом: они тратят рабочее время, чтобы навестить этого нахала, а он здесь обделывает свои делишки. Ему нипочём сорвать общественное, запланированное месткомом мероприятие. Представьте себе, если бы они просидели полдня под дверью этого негодяя? С пересохшим – конечно, от волнения – горлом!
– Товарищ Мамедов! – окликает официальным тоном Перегудов своего подчинённого. – Вы же отпросились у меня с работы, потому что у вас больна бабушка!
– Конечно, – невозмутимо соглашается Мамедов, даже не очень смущённый появлением начальника, – но она в Баку.
У Перегудова от такой наглости отнимается язык. Увидев это, Чучкин берёт инициативу в свои руки.
– Вы знаете, как называется то, что вы делаете? – восклицает он, пиная ногой огромную сумку Мамедова с «товаром».
– Тс-с! – перебивает тот и, наклонившись, шепчет: – Это бизнес.
Перегудов приходит в себя:
– Вы, кандидат наук, получаете двести сорок рублей в месяц…
– П-ф-ф! Да разве это деньги? – презрительно сплёвывает Мамедов и доверительно сообщает: – Я вот здесь день проторчу – и оклад у меня в кармане.
Эта мысль вклинивается в голову Перегудова как томагавк, а Чучкин, ничего не замечая, продолжает напирать грудью на «бизнесмена», норовя в очередной раз поддеть ногой сумку:
– А где вы берёте столько?
– Из Баку подсылают.
– Больная бабушка?
Но Перегудов прерывает обличительный запал Чучкина, беря его за локоть:
– Но если за день – месячная зарплата, то, сколько же это выходит в месяц?
– В месяц? – не сразу находится Чучкин, проморгав, что мысль начальника свернула на боковые рельсы.
– В месяц! – сердится Перегудов. – В год! При моём окладе! Считайте же, чёрт побери!
Чучкин выхватывает из кармана калькулятор:
– А на сколько дней?
– Без выходных работаете? – деловито уточняет Перегудов у Мамедова.
– Без выходных, – вздыхает тот. – Адская работа.
– В среднем, месяц за год идёт, – подводит итог Чучкин, поднимая голову от калькулятора.
– То есть, – вслух размышляет Перегудов, – я месяц здесь – год отдыхаю, два месяца, – он возбуждается, – два года, три месяца…
– Три года ничего не делаете, – заверяет Мамедов.
– А я? – вдруг вспоминает Чучкин, но Перегудов его отталкивает:
– Или три года могу путешествовать!
– Или три года можно коньяк пить! – подсказывает Мамедов.
– Или три года играть в преферанс! – вклинивается Чучкин.
– Или три года на взморье лежать! – уже вопит Перегудов.
– Или три года можно сидеть! – добавляет неизвестно откуда взявшийся сержант милиции, плечом раздвигая Перегудова и Чучкина и беря за локоть Мамедова.
Онемевшие страхделегаты смотрят вслед Мамедову и милиционеру, потом Перегудов вытирает пот:
– Да, работа хорошая, но… вредность повышенная.
Но не проходят они и десятка шагов, как вновь окаменевают: из-за торговых рядов выворачивает Мамедов, но уже… один.
– А где сержант? – в один голос спрашивают Мамедова растерянные коллеги, а тот лишь пожимает плечами, не понимая их возбуждения:
– А что – сержант? Вы что же думали: сразу в кутузку? Ха! Моя милиция меня бережёт! – И, вздохнув, добавил: – Сержант – тоже человек. У него тоже жена есть. Тридцать восьмой носит.
