Бесконечность не предел (сборник)

Глава 3

Предбездны

По лицу Саблина нельзя было судить о его состоянии, но по свету в глазах можно было понять, что он взволнован и заинтригован.

Его опыт путешествий по числомирам рос с каждым погружением в «матрёшку» Вселенной, и Прохор вынужден был признать, что учится ориентироваться Данимир в иных измерениях быстрее, чем он.

На следующее утро, после сеанса формодайвинга, в результате которого Саблин познакомился с двумя «родичами» – из второго Ф-превалитета и из двенадцатого, Прохор предложил ему план погружений, направленный на поиск причин охоты неведомых Владык на формонавтов.

– В нашем превалитете ДД исчез, – сказал он. – Но может быть, он оставил «закладки» в других мирах, где существуют его «родичи».

– Логично, – согласился Саблин, реагируя на слова друга чуть медленнее обычного. Впрочем, его можно было понять: каким бы ни был сильным человек, какой бы ни была устойчивой его психика, блуждание по числомирам требовало огромной выдержки и самообладания, умения сдерживаться и концентрировать внимание, а к этому надо было привыкнуть.

О том, что происходило «вне тела», Саблин рассказал Прохору во всех подробностях ещё ночью, после броска в «матрёшку».

– Самое интересное, что оба Дана приняли меня совершенно спокойно, – сказал он с долей смущения, как бы сомневаясь в своей адекватности. – Во втором превалитете Дан, то бишь Данияр, а не Данимир, не только мастер единоборств, но ещё бизнесмен, владелец спортклуба, а в двенадцатом он вообще командир спецназа. И оба практически не удивились, с ними мне было легко.

– Я знаю не менее полусотни Саблиных, – сообщил Прохор. – Почти все они крутые мужики, хотя встречаются и неожиданные экземпляры.

– Ну-ка, поподробнее, – загорелся Данимир, пропустив мимо ушей слово «экземпляры».

– В двадцать шестом Ф-превалитете Саблин – школьный сторож.

– Ну, это нормально.

– В сто первом его зовут Дмитрий, и он танцор классического балета.

– Серьёзно?

– Я тоже удивился. Правда, и я там не математик, а хореограф. Видимо, есть в наших генах какие-то секретки, выходящие в мир музыки и танца.

– Танец сродни боевым искусствам, он требует владения телом на очень высоких уровнях. Кстати, я в детстве танцевал, ходил с мамой в школу танца. Она у меня в своё время хорошо танцевала, в ансамбле «Хорус», хотела, чтобы и я пошёл по этой линии.

– Я не танцевал, зато пел в школьном хоре. Но дальше дело не пошло. В седьмом классе я увлёкся математикой и забросил всё остальное.

– А рукопашка?

– Отец настоял, чтобы я занимался единоборствами и смог за себя постоять, пришлось тратить время на бокс и самбо.

– Что значит – тратить? Из тебя мужика сделали, а ты недоволен.

– Да, я понимаю, ты прав, конечно, хотя первое время я жутко сопротивлялся и отлынивал от занятий под разными предлогами. Пока меня не отметелили местные хулиганы. Потом я встретил тебя, и, если бы не ты, я бы сейчас был похож на рефлексирующего интеллигентика в очках и с усиками.

– Почему с усиками?

Прохор засмеялся.

– В одном из превалитетов мой «родич» именно такой: в очках и с усиками.

– Где это?

– В шестьсот шестьдесят шестом числомире.

– Ух ты, это же число зверя!

– Знаю, захотелось как-то проверить, каков там порядок вещей.

– Зверский?

– Ничуть не бывало, оказалось, ничего демонического в тамошней жизни нет, просто государствами правят террористические кланы, каждый день где-нибудь случаются разборки с десятками жертв, границы закрыты, мир воюет по-маленькому и находится на грани всеобщей войны.

– А Россия?

– Россия в таком же положении: воруют, грабят, дерутся за власть, всему голова – деньги. Хотя и там есть хорошие люди, честные, смелые и умные.

Утром, когда вернулся Саблин из леса, где он совершал утреннюю прогулку, они снова заговорили о числомирах. Затеял разговор Данимир, с удовольствием искупавшийся во дворе Михасёвой усадьбы.

– Расскажи ещё про шестьсот шестьдесят шестое измерение.

Прохор вспомнил любимую девушку «родича»: в шестьсот шестьдесят шестом Ф-превалитете её звали Истанна, и она была прямым начальником местного Прохора Смирницкого, но главное – она его там тоже не любила.

Саблин заметил промелькнувшую по лицу друга тень.

– Что, невесело там?

– Да, жить там я бы не захотел. Хотя есть ещё более невесёлые места, особенно в превалитетах с кучей двоек: в двадцать втором, в двести двадцать втором, в тысяча двести двадцать втором.

– Отрицание Единого?

– Видишь, и ты уже разбираешься в цифрах. Двойки действительно несут сакральный смысл отрицания, и не только единства и цельности, но и всего остального, с кучей негатива. Я дальше двух тысяч цифроформ не спускался, но думаю, что там жить ещё хуже.

– А я кто в шестьсот шестьдесят шестом превалитете?

– Решальщик, – нехотя улыбнулся Прохор.

– Кто? – не понял Саблин, заканчивая вытираться огромным ванным полотенцем.

– Улаживаешь конфликты между криминальными структурами, государством и бизнесом.

– То есть ты хочешь сказать, что я там бандит?

– Очень уважаемый специалист, – возразил Прохор. – К тебе прислушивается даже генеральный прокурор.

– Откуда ты знаешь?

– Покопался в памяти тамошнего Прохора.

– А он кто там?

– Канцелярская крыса, служит в департаменте контроля местной суздальской администрации, считает поступление и расходование денежных средств.

– Чиновник, однако. А Юстина?

– Она там Истанна, непосредственный начальник Прохора, чиновница до мозга костей. Но умопомрачительно красивая женщина, в молодости даже становилась «Мисс Суздаль».

– Круто! И ты с ней…

– Не я, а он, и не с ней, а вообще ни с кем. Да и она бы не подпустила такого. Кому нужен тихий, как мышь, программист-расчётчик? Хотя в мечтах он заходит далеко.

– Помоги ему.

– Боюсь, он умом тронется, коли я откроюсь. Пусть живёт как живётся, не всем можно помочь. Вот второму Прохору я надеюсь сослужить службу. Он очень удивил свою подругу, прилетев к ней на чемпионат мира по бейсджампингу в Норвегию. А она так похожа на Юстину, что у меня скулы сводит и сердце останавливается!

– Никак ты его ревнуешь?

– Не ревную – завидую.

– Когда ты успел выйти в «матрёшку»?

– Ты уснул, и я махнул во второй Ф-превалитет, поговорил со вторым Прохором. Он молодец, не рефлексирует, всё понимает, хотя очень рыхлый, редко сам принимает решения.

– Мне ты ничего не сказал.

– Не успел, ты утром куда-то сбежал.

– По лесу гулял, зарядку делал. Я сегодня уеду, но ненадолго, боюсь, нам скоро придётся съезжать отсюда.

– Почему?

– В деревне появились какие-то подозрительные личности, бродят вокруг, что-то высматривают, вынюхивают, изучают. Михась никого из них не знает, он и предупредил.

– Охотники?

– Не уверен, но кто тебе признается? Не подойдёшь ведь и не спросишь. Твоему «родичу» из второго превалитета легче, он махнул в Норвегию и в ус не дует, а нам ещё надо поискать, где остановиться, чтобы никто не догадался туда сунуться.

– В Антарктиду, – пошутил Прохор. – Или на Луну, там уже две станции работают.

– Может, придётся и в Антарктиду, – не принял шутки озабоченный Саблин.

– Ага, нас там ждут с распростёртыми объятиями.

– Я образно упомянул Антарктиду. Нужен неожиданный ход.

– Что ж, так и будем бегать по нычкам? Меня с работы выгонят, если я буду всё время отпрашиваться.

– Нужно срочно разработать стратегию поведения, что делать и на кого надеяться.

– Искать ДД.

– Поиск твоего ДД – это полдела, потом надо будет решать проблему с Охотниками. Отстреливать их нельзя, потому что они внедряются в нормальных людей, значит, придётся искать способ их нейтрализации.

Прохор задумался.

Данимир был прав, задача казалась почти неразрешимой, но решать её надо было поэтапно и в то же время быстро, круг охоты сужался, и Охотники скоро должны были объявиться в Клирово, если уже не объявились.

– Вставай, умывайся, я поговорю с Михасём. – Саблин накинул рубашку, вышел.

Мысли Прохора повернули в другую сторону. Он позавидовал Прохору-второму, сумевшему найти способ оторваться от предполагаемых соглядатаев. Захотелось увидеть Юстину, предложить ей вояж по заграницам, махнуть в Грецию или в Черногорию, где недавно побывал приятель Прохора Вадик Панкеев, сотрудник той же лаборатории. Вадик утверждал, что отдых в городке Будва на побережье Адриатического моря превзошёл все его ожидания. Жил он с женой и сыном в пятизвёздочном отеле «Литица» и взахлёб рассказывал о том, какие там хорошие люди, какой обслуживающий персонал, какие пейзажи и вообще всё здорово. Может быть, и в самом деле плюнуть на всё, уговорить Юстину и улететь в Черногорию?

Вернулся Саблин.

– Ты ещё лежишь? Хватит лентяйничать, Михась зовёт нас на рыбалку.

– На рыбалку надо рано утром выезжать, – неохотно расстался с мечтой Прохор.

– Он утверждает, что знает озерцо недалеко, в пяти километрах, где клёв не зависит от времени суток, сам рыбу прикармливал.

Прохор преодолел нежелание куда-то ехать, что-то делать и двигаться вообще, прыгнул к Саблину прямо с кровати, нанося ему три удара из разных положений: левой рукой, правой и коленом. Но Дан заблокировал удары, и они несколько секунд кружили по комнате, избегая столкновений с мебелью, «качали суплес», намечая удары и тут же организуя веерную защиту.

Прохор сдался первым, подставил ладонь, Саблин шлёпнул по ней своей ладонью, и оба спустились на первый этаж дома, где играла тихая музыка.

– Умывайся, – сказал Саблин, выходя на веранду.

Прохор скрылся в туалете, постоял под душем и тоже вышел на веранду в хорошем расположении духа, несмотря на высказанные Даном предположения о подозрительных личностях.

Саблин сидел за столом один.

– Михась скоро будет, завтракаем без него. Потом поедем на озеро, если ты не против.

– Рыбак я никакой, – признался Прохор, – но посижу у воды с удовольствием.

Саблин подвинул к себе тарелку с творожной запеканкой.

– Накладывай что душе угодно, ешь, все уже позавтракали и разбежались. Ты говорил, что навестил своего «родича».

– Мне не очень нравится его пофигизм, – оживился Прохор, накладывая себе салату. – Но я вижу, парень потихоньку оживает, меняется. Даже Устя это заметила, его подруга. Если будет двигаться в том же направлении, из него выйдет толк.

– О чём вы говорили?

– Я с ним поэкспериментировал.

– В каком смысле?

– Взял с собой в поход по числомирам.

Саблин недоверчиво отставил вилку.

– Каким образом?

– Он предложил подсоединиться, я согласился и подцепил его «эго». Объяснить не смогу, это произошло на уровне глубокой психики, на рефлексе, на воле, но главное – нам удалось объединиться, причём с первой же попытки, что удивительно.

– Ничего удивительного, вы родственные души.

– Скорее мы хорошо понимаем друг друга. Соображает он быстро, хотя в физическом плане предпочитает диван вместо турника.

– И где вы были?

– Мы путешествовали недолго, посетили всего три превалитета: двенадцатый – для разминки, потом семьдесят пятый Капрекар, узел двузначного самопорождённого числа, и мир трёхзначного репьюнита.

– Что такое репьюнит?

– Число, состоящее из одних единиц. Мы с тобой живём в двузначном репьюнит-мире – в одиннадцатом, следующий репьюнит – сто одиннадцатый, за ним тысяча сто одиннадцатый и так далее.

– Простенькие числа.

– Не скажи, у них тоже куча всяких сакральных свойств.

– Почему ты выбрал сто одиннадцатый репьюнит?

– Совершенно случайно, подумал, что я там не был.

– Насколько я помню по твоим рассказам, ты всего-то посетил полсотни миров. Мог бы и другое число выбрать.

– Так получилось. Прохор-12 нас почуял, всё-таки я был с «грузом» личности второго Прохора, но отнёсся к нашему выходу абсолютно индифферентно, самообладание у него просто железобетонное! Я извинился, и мы пошли дальше, в семьдесят пятый Капрекар.

– А туда почему?

– Опять же без всякого замысла, случайно.

– Кем там служит твой «родич»?

– Не поверишь – он работяга на заводе энергосберегающих электроламп.

– Почему не поверю, не обязательно быть математиком, чтобы изучать философию, эзотерику и боевые искусства. Главное – иметь к этому стремление плюс хорошие мозги. А у твоих «родственничков» мозги неплохие.

– Спасибо.

– Это не похвала, тебе повезло с родственной линией. Чем вас порадовал семьдесят пятый Капрекар?

– В общем, ничем особенным. Формообразующими модами там являются гептаэдр и пентаэдр, поэтому в архитектуре царит грубоватая эклектика, эдакое нагромождение геометрических форм: внизу уже, вверху шире. Да и в природе больше выпуклого и многоугольного.

– А что интересного в сто одиннадцатом репьюните?

– Вот там есть на что посмотреть. Изумительной красоты готика! В архитектуре всё вытянуто вверх, люди стройные и худые, транспорт весь летающий, в природе – ажурность и колоссальное разнообразие цветущих растений. Я хотел там задержаться, однако напарник заторопился обратно, пришла его девушка.

– Посмотреть бы.

– Почему нет? Саблин есть и там.

– Кто он?

– Извини, не знаю, не поинтересовался, – виновато развёл руками Прохор.

– А ты там кто?

– Писатель, очень известный, издал более сотни романов. Что интересно: несмотря на распространение компьютерных читалок, книги там издаются и продаются очень даже неплохо, в отличие от нашей реальности, так что мой Прохор не бедствует.

– Неужели тексты не воруют?

– Там предусмотрены такие жёсткие меры наказания за воровство, что никто не рискует. Сажают на три, а то и на пять лет!

– Жесть! – восхитился Саблин. – Как им удалось провести в жизнь такие законы?

– Спроси чего-нибудь полегче, моё знакомство с превалитетом-111 было беглым, я провёл там всего пять минут.

– Научил бы и меня присоединять к себе личности других Саблиных. Вдруг пригодится?

– Я же говорю, у меня получилось само собой, без особого напряга. Может, и у тебя получится, просто нужна практика хождений по «родичам».

– Ты обещал мне сделать эргион.

– Начал уже, – вспомнил Прохор. – Но это дело непростое, долгое, требует внимания. Думаю, закончу твой эргион через неделю.

В саду послышались голоса, шаги, и на веранде появился Михаил в неизменной соломенной шляпе, жёлтой футболке и холщовых штанах. В руке он держал удочки и деревянный ящичек.

– Вот, приготовил опарыша. Привет, Прохор. Поели? Я готов, можем отправляться.

Саблин отставил кружку с чаем, встал.

– Пойду собираться. Ты так поедешь?

Прохор перевёл взгляд на свои шорты.

– Нет, я тоже переоденусь.

– Жду у машины. – Михаил потопал обратно в сад.

Вскоре все собрались возле «вездехода», как Михась называл свой «Форд»-пикап, и компания отправилась на рыбалку.

– Не высовывайся, – посоветовал Саблин, когда пикап пылил по улочке и выезжал за околицу деревни.

Действительно, у крайнего дома слева стоял пятнистый джип «Нива-Хаммер», и возле него курила компания парней в камуфляже, уставившаяся на проезжавший мимо «Форд». Кто они такие и к какому ведомству принадлежат, понять было трудно, так как никаких знаков отличия на их костюмах и безрукавках не было, но смотрели все четверо конкретно, прицельно, и это Прохору не понравилось.

– Охотники… – беззвучно шевельнул он губами.

– Что? – посмотрел на него Саблин.

Он очнулся.

– Мужики неприятные…

– Миш, знаешь этих мордоворотов?

– Это свои, – спокойно ответил Михась. – Куклачёв собрал бывших сослуживцев-десантников, к нам повадились кавказцы из соседней Лебедяни, задираются, к девчонкам пристают, ну, Сёма и решил устроить убедительный сбор, показать, кто здесь хозяин.

– А полиция что ж?

– Полиция только узбеков да таджиков обирать может, на это у неё и сноровки, и умения хватает.

– Инциденты были?

– Двух наших поломали, наши пятерых кавказцев в больницу отправили, так что ничья пока. А что будет дальше, одному богу известно.

До озера доехали за четверть часа.

«Форд» свернул с просёлочной дороги прямо в стену акации, как показалось Прохору, попетлял между деревьями и выехал к водоёму, напоминавшему круглое голубое зеркало в обрамлении густого кустарника. Но спуск к нему был пологий, и выход чистый, песчаный.

– Сюда мало кто ездит, – сказал Михась, открывая багажник. – Ни пройти, ни проехать. Я случайно подъезд разузнал, точнее, дед Петрян показал, сосед. Слева в озерко ручеёк впадает, справа вытекает, потому оно чистое, без ила и водорослей, практически не цветёт. А дальше за ним топи начинаются, болото до самой Мещёры, так что все боятся в том направлении ходить, даже местные грибники.

Прохор получил свою удочку, выбрал местечко посуше и уселся на берегу на стульчике, специально захваченном хозяйственным Михаилом для таких случаев.

Остальные расположились в рядок по берегу.

Было тихо, тепло и дремотно. Лес жил своей жизнью, перекликались птицы, куковала кукушка, где-то рассыпал стаккато дятел, смолк, в озере плескалась рыба.

Прохор честно уставился на поплавок, и ему вдруг захотелось спать.

Душа истосковалась по тишине, раскрылась и замерла, становясь частью природы, частью тишины, умиротворения и покоя. Отошли в далёкие дали все заботы и тревоги. На душу снизошла благодать, и хотелось благодать эту держать в себе долго-долго…

Саблин, успевший вытащить леща размером с ладонь, заметил состояние друга.

– Поди в машину, приляг, если хочешь.

– Я лучше здесь прилягу, – смущённо пробормотал Прохор, укладываясь на травяном бугорочке. – Разморило.

Михась посмотрел на него насмешливо, но обсуждать не стал, хотя во взгляде бородача сквозило: эх вы, городские, ничего-то вы в деревенской жизни не смыслите.

Сон сморил ненадолго.

Плеснула рыба, повеял ветерок, послышались голоса.

Прохор открыл глаза, глянул на разгуливающих босиком по воде у берега рыбаков, хотел снова задремать, но вспомнил о своём положении и лёг навзничь, рассматривая плывущие по небу облака.

Пришла идея нырнуть в «матрёшку» и поискать сведения о ДД, пока никто не отвлекает. Да и случай представился удобный: рыбаки считали его спящим, и разубеждать их не стоило.

В мирах первоцифр от двух до девяти он уже пытался найти следы пребывания Дмитрия Дмитриевича, но безуспешно. Прохоры Смирновы (равно как и Шатаевы, и Смирницкие) не были знакомы и нигде не пересекались с известным математиком, академиком РАЕН Бурлюком. Из этого следовало, что искать его надо было глубже, в мирах, сформированных числами от двенадцати и ниже. Однако просто идти из мира в мир, из одного Прохора в другого, не хотелось. Дмитрий Дмитриевич был формонавтом со стажем и вряд ли перемещался по слоям «матрёшки» как по дороге – от одного населённого пункта к другому. Он наверняка имел реперные точки, то есть базы, где можно было отдохнуть от путешествия и не бояться, что скоро нагрянут Охотники.

«Итак, надо искать убежища, схроны. Где они могут располагаться? ДД не просто формонавт, он начинал как математик, пока не занялся нумерологией и формологией. А это означает, что искать его стоит в экзотических числомирах, образованных необычными числами. Знаем мы такие числа? Да сколько угодно!

Постоянные Капрекара, или как их чаще называют – самопорождённые числа – раз. Их не так много, если не брать совсем уж глубокие числа, шести-семизначные и дальше. До сотни их всего с два десятка, трёхзначных – вообще одно, это 495, где Прохор работает сторожем зиндана. М-да…

Четырёхзначное тоже одно – 6174, и он там уже был. Дальше идут шестизначные – 549945 и 631764, но туда спускаться опасно, можно застрять или раствориться, как кусок сахара в воде. Кстати, не это ли произошло с ДД?»

Прохор сел, глядя на озеро затуманенным взором, снова лёг.

«Нет, ДД опытный формонавт, он не мог допустить такого финала. Он исчез, это правда, но данный факт вовсе не означает, что он погиб.

Итак, узлы Капрекара хороши, но не настолько, чтобы ДД использовал их в качестве неких убежищ. Безопасности они не гарантируют. Пошли дальше.

Числа Смита[11]. Сколько мы их знаем? Да до фига! Совсем маленькие – это четвёрка, двадцать два, двадцать семь и так далее, трёхзначные – семьсот двадцать восемь и семьсот двадцать девять, так называемые «Братья Смита». Четырёхзначные – 2964 и 2965, тоже «Братья». Глубоко, чёрт возьми, но проверить надо бы. Хотя, с другой стороны, в эзотерическом символическом смысле они не несут скрытой информации».