Слепой Иеронимо и его брат

Слепой Иеронимо встал со скамьи и взял в руки гитару, лежавшую на столе среди стаканов с вином. До его слуха донесся смутный гул приближавшегося экипажа. Ощупью направился он хорошо знакомой дорогой к двери и спустился вниз по узкой деревянной лестнице, ведущей в крытый двор.

Брат следовал за ним, и оба остановились у нижней ступеньки, прижавшись спиной в стене, чтобы укрыться от холодного и сырого ветра, дувшего в открытые сквозные ворота.

Все экипажи, державшие путь на Штильферский перевал, должны были проезжать под темными сводами этой старой гостиницы. Для путешественников, заправлявшихся из Италии в Тироль, это был последний отдых перед подъемом. Ничто не манило к продолжительной остановке в этом месте: совершенно прямые улицы, не открывавшие никакого вида, тянулись среди голых возвышенностей. Слепой итальянец и его брат Карло, проводя здесь летние месяцы, чувствовали себя как дома.

Проехала почта; вскоре вслед за нею показались другие экипажи. Большинство путешественников оставались сидеть, завернувшись в пледы и плащи, другие выходили из коляски, нетерпеливо шагая между воротами. Погода все ухудшалась, лил холодный дождь. После ряда чудных жарких дней, казалось, внезапно наступила осень.

Слепой пел, аккомпанируя себе на гитаре; он пел неровным, срывавшимся голосом, как всегда, когда был выпивши. По временам, как бы в тщетной мольбе, поднимал он кверху голову, но черты его лица с черным бритым подбородком и синеватыми губами оставались неподвижными.

Старший брат стоял подле. Когда в его протянутую шляпу опускали монету, он благодарил движением головы, окидывая быстрым блуждающим взглядом подающего, затем поспешно, почти испуганно, отводил свой взор и, подобно брату, устремлял его в пространство. Казалось, глаза его стыдились доступного им солнечного света, ни одним лучом которого не мог он поделиться со слепым братом.

– Принеси мне вина, – сказал Иеронимо, и Карло пошел, послушный как всегда. В то время, когда он поднимался вверх, Иеронимо начал снова петь. Давно уж перестал он слушать собственное пение и потому замечал все происходившее вокруг. Сейчас он уловил шепот двух молодых голосов: мужчины и женщины. Слепой думал о том, сколько уж раз люди эти проезжали взад и вперед по этой самой дороге. В его слепоте и опьянении ему представлялось, что одни и те же люди изо дня в день проходят через этот горный хребет с юга на север и с севера на юг. И потому ему казалось, он давно знает эту юную чету.

Карло, вернувшись, подал ему вино. Слепой поднял стакан перед молодой парой, сказав:

– За ваше здоровье, господа!

– Благодарю, – ответил молодой человек, а молодая женщина поспешно увела его, потому что слепой внушал ей страх.

Подъехал новый экипаж с очень шумной компанией, состоявшей из отца, матери, троих детей и бонны.

– Немецкое семейство, – тихо сказал Иеронимо брату.

Отец дал детям по монете и каждый поочередно опускал ее в шляпу нищего. Кивком головы Иеронимо всякий раз благодарил. Старший мальчик с робким любопытством взглянул в лицо слепого. Карло внимательно смотрел на ребенка. Как и всегда при виде мальчика этих лет, Карло вспоминал, что Иеронимо был в таком же возрасте, когда случилось несчастье, лишившее его зрения. До сих пор, приблизительно двадцать лет спустя, он помнит этот день с необыкновенной ясностью. И теперь еще в ушах его раздается пронзительный детский крик, с которым маленький Иеронимо повалился на траву; и теперь еще видит он трепещущие солнечные пятна на садовой стене и слышит звон воскресных колоколов, раздавшийся как раз в эту минуту. Он стрелял из самодельного ружья в ясень, стоявший у садовой стены, и когда раздался крик, с быстротою молнии в голове его мелькнула мысль, не ранил ли он брата, только что пробежавшего мимо. Ружье выскользнуло из рук его – выпрыгнув в окно, он устремился к кричавшему мальчику, который лежал на траве, прижав руку к глазам. По правой щеке и шее струилась кровь. В эту минуту отец, возвращавшийся с поля, вбежал в калитку сада, и оба они беспомощно стояли на коленях подле кричавшего ребенка.

Соседи сбегались к ним, старой Ванетти первой удалось отнять от лица руки ребенка. Пришел кузнец, у которого в то время работал Карло, кузнец знал толк в лечении. Он тотчас же увидел, что правый глаз погиб. Приехавший вечером из Посчиава доктор не в силах был помочь он намекнул даже на опасность, грозившую другому глазу. И он оказался прав: год спустя, для Иеронимо мир погрузился в вечный мрак. Сначала пытались его уверить, что излечение возможно, и он, казалось, верил. Но Карло, знавший истину, в отчаянии скитался дни и ночи в лесах и виноградниках, близкий к тому, чтоб наложить на себя руки. Священник, которому он открылся, убедил его, что он обязан жить и посвятить свою жизнь слепому брату. Карло понял это. Бесконечная жалость к слепому овладела им. Только когда он был возле брата, гладил его волосы, целовал его лоб, рассказывал сказки, водил гулять в поля и виноградники, страдания его несколько стихали. С первых же дней Карло перестал ходить работать в кузницу, несмотря на вынуждения отца.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.