Схватка

– Но, согласитесь, чудес не бывает, – у Арефьева на лбу вздулась вена.

Двое, угрюмо молчавших акционеров, встали со своих мест и направились к выходу. Арефьев бросил им в спину реплику: «Пока об инциденте прошу не распространяться».

– Но об этом уже сообщили «Эхо Москвы» и «Маяк», – сказал Голощеков. – Правда, информацию подали без деталей, в общих чертах.

– Это их дело, – Арефьев вытащил из кейса упаковку «Севредола» и одну таблетку положил под язык. Когда наркотик начал подавлять боль, Арефьев заметно приободрился.

– Пошли! – он поднялся из-за стола и направился к двери.

Впятером: Арефьев, Голощеков, Воробьев, Коркин и примкнувший к ним Смирнов, вышли из кабинета и, пройдя два лестничных перехода, спустились в подвал. В квадратной без окон комнате стоял большой морозильник с откидной крышкой. Воробьев поднял ее и подошедшие увидели лежащего в скрюченной позе довольно еще молодого, но уже охваченного холодом смерти человека.

Он был в черных джинсах, кроссовках, в тонкой кожаной куртке, с отчетливыми пятнами крови. В одном месте, возле молнии, с трудом можно было рассмотреть два отверстия, по-видимому, оставленных пулями.

– Щенок, – сказал Арефьев, – на вид больше двадцати пяти не дашь. Вы проверили его карманы?

– Я вам уже говорил – сигареты, зажигалка и две запасных обоймы, – негромко сказал Воробьев.

– Осмотрите еще раз, может, найдете какую-нибудь зацепку.

– Это лишнее, – вдруг проговорил стоявший за спиной Арефьева Смирнов, – вне всякого сомнения, это труп бандита Фуры, из великолукской бригады. Он на своей «хонде» часто бывал на наших бензозаправочных станциях и мои люди хорошо его знают.

Арефьев обернулся к Смирнову.

– А если это ошибка? – спросил он.

– Не думаю… У Фуры на правой кисти наколка…Изображение обнаженной девицы в шляпе, сидящей верхом на пистолете…

Воробьев отвернул манжет куртки, которая была на Фуре. Татуировка, несмотря на то, что покрылась изморозью, хорошо считывалась.

– Что теперь? – неизвестно к кому обратился Коркин. Он явно нервничал, очевидно, вид мертвого человека в холодильнике вызвал в нем страх и подкатывающую к горлу дурноту.

В помещении наступила тишина, которую нарушил громкий хлопок – это Арефьев резко захлопнул крышку холодильника.

– Но если информация исходила не от нас, то от кого? – Арефьев по очереди заглянул каждому в глаза.

– Бортмеханик будет в Москве только послезавтра, – сказал Воробьев и этим как бы указал направление, в котором надо двигаться в поисках продажного информатора. – Это не наш человек, его назначили те, кому мы передаем за границей бабки.

– Однако это не снимает с нас ответственности. Если бы все случилось после того, как мы передали ему деньги…Идемте все ко мне, – Арефьев быстрым шагом вышел в коридор и направился в сторону лестничной клетки.

В кабинете он вытащил из бара бутылку «Метаксы» и один фужер, который наполнил до половины коньяком. Затем вызвал секретаршу и велел ей принести пять бритвенных лезвий. Вскоре она вернулась и положила на стол несколько конвертиков «Невы».

– Это все, что я нашла в старых запасах, – сказала секретарша и вышла из кабинета.

Арефьев снял пиджак, повесил его на спинку кресла. Засучил рукав рубашки.

– Возьмите каждый себе по лезвию, и делайте, как я, – и Арефьев незаметным движением чиркнул себя по руке. На коже появилась красная полоска.

Коркин не верил своим глазам. Смирнов, все свое внимание сосредоточил на зажатой в руке сигарете, которая мелко вибрировала. Голощеков и бровью не повел – взяв со стола лезвие, стал его распечатывать.

– У меня нет другого способа доказать вам свою непричастность к случившемуся…и вашу, кстати, тоже, – Арефьев подвинул к себе фужер и сдоил в него несколько капель крови.

Коркин побледнел и не сразу справился с бритвой. Он еще не отошел от увиденного в морозилке.

Арефьев первым пригубил фужер, после него – Смирнов. За ним Голощеков с Воробьевым. Начальник службы безопасности попытался все свести к шутке «А если у меня СПИД?», но на нее никто не отреагировал. Сделав глоток коньяка, Воробьев нарочито не спеша закурил. Однако Коркин чуть было не испортил процедуру: он не смог справиться с рвотными позывами и после пригубления коньяка побежал в угол, где стояла корзина для мусора. Арефьев пришел ему на помощь: плеснул в большой фужер водки и протянул финансисту.

– Вот теперь знаем – мы все чисты друг перед другом…А если нет, во что, правда, мне не хочется верить, каждый будет платить кровью, – Арефьев был невозмутим. Он наложил на ранку клочок газеты, а саму руку, согнув в локте, прижал к груди…

Дальше разговор пошел по конкретным направлениям. От Воробьева Арефьев потребовал немедленного взятия под контроль квартиры и телефона бортинженера, улетевшего в Женеву. Смирнова попросил выяснить – на какую сумму тот может рассчитывать от торговли своих бензоколонок. Коркин как можно быстрее должен связаться с банками, при этом Арефьев напомнил, что люди из этих финансовых учреждений тоже пользовались их «черным каналом», по которому уходили на Запада «отстиранные» доллары. Голощекову он назначил встречу через час.

Оставшись в кабинете один, Арефьев достал из сейфа одноразовые шприцы, спирт и вату. Ампулы с морфием постоянно находились у него в кейсе. Он боялся стать наркоманом и потому набирал в шприц вместо сорока миллиграммов морфия только половину. Укол сделал в предплечье.

Когда дурнота прошла, и в теле появилась комфортная теплота, он набрал номер телефона начальника отдела милиции Опалихи подполковника Коризно.

– Михаил Иванович, – сказал Арефьев, – вас можно поздравить с поимкой Андреева? Вчера об этом прочитал в «Комсомольской правде», и, если не секрет, сколько времени вы его ловили?

– Год и два месяца. Но что любопытно: своему конвоиру он заплатил две тысячи долларов за то, чтобы тот помог ему сбежать прямо из зала суда, а знаете, сколько мы можем в виде премии выписать своим сотрудникам за поимку Андреева?

– Ну хотя бы половину от «беговых»…

– Вы слишком широко, Герман Олегович, размахнулись. А полторы тысячи российских рублей не хотите?

– Связались бы со мной, пожертвовать на доброе дело пару тысяч долларов пока для меня, слава богу, не проблема. Кстати, я тоже хочу получить от вас поддержку, правда, морального свойства…

На другом конце провода возникла двусмысленная пауза. Голос Коризно стал явно настороженным.

– Если эта помощь не выйдет за пределы моих служебных возможностей… Что у вас, Герман Олегович, на душе?

– У меня на душе один сорванец по кличке Фура…

И снова пауза, но уже не столь затяжная, как первая…

– Рэкет?

– Вроде того…Идет серьезный наезд на одного моего компаньона. Но если это служебная тайна, то, ради бога, извините.