– С каких это пор ты интересуешься друидами, мама? – Похоже, Брианна была склонна усматривать в этом нечто смешное: я заметила, как она втягивала щеки, с трудом сдерживая смех, пока я болтала с Роджером Уэйкфилдом. – Ты что, тоже собираешься обрядиться в белые простыни и плясать на холме?
– Во всяком случае, это куда занятнее, чем совещания медперсонала в больнице по четвергам, – ответила я. – Хотя, наверное, там сквозняки…
Она так и покатилась со смеху, спугнув с дорожки двух синиц.
– Нет, – продолжила я после паузы уже более серьезным тоном, – меня куда больше интересуют не друиды. Просто хотела отыскать в Шотландии одну женщину, которую некогда знала. У меня нет ее адреса, я не виделась с ней более двадцати лет. Она в свое время интересовалась разными необычными вещами, фольклором и прочее… Когда жила в этих краях. Вот я и подумала, что если она еще здесь, то наверняка вхожа в эту группу.
– А как ее зовут?
Я покачала головой и попыталась подхватить заколку, соскользнувшую с волос, но она упала в густую траву на обочине.
– Черт! – воскликнула я и стала шарить среди густых стеблей.
Мне стоило немалого труда отыскать заколку, покрытую влагой от росистой травы. Одно упоминание о Джейлис Дункан совершенно выводило меня из равновесия, даже теперь.
– Не знаю, – ответила я, отбросив пряди волос с раскрасневшегося лица. – Я хочу сказать, прошло так много времени, что у нее теперь наверняка другое имя. Она была вдовой. Наверняка снова вышла замуж или живет под девичьей фамилией.
– О… – Брианна потеряла интерес к теме, и какое-то время мы шли молча. Вдруг она спросила: – Как тебе показался Роджер Уэйкфилд, мама?
Я искоса взглянула на нее. Щеки у девочки раскраснелись, должно быть, просто от ветра.
– Похоже, очень славный молодой человек, – осторожно заметила я. – Определенно неглуп. Он ведь один из самых молодых профессоров Оксфорда. Впрочем, ум – это еще далеко не все, важно, есть ли у него воображение. У ученых оно зачастую начисто отсутствует. Воображение, вот что могло бы мне помочь…
– У него такие глубокие глаза… – мечтательно произнесла Брианна, полностью игнорируя вопрос о его интеллекте. – Зеленые-презеленые… Ты когда-нибудь видела такие?
– Да, глаза красивые, – согласилась я. – Всегда были такие. Я обратила на них внимание еще тогда, когда он был совсем крошкой…
Брианна, нахмурившись, смотрела на меня сверху вниз:
– Да уж, мама! Ну скажи, неужели нужно было говорить ему: «Ой, как вы выросли!» – не успел человек отворить дверь. Ты его совершенно смутила!
Я рассмеялась и попыталась оправдаться:
– Когда ты последний раз видела человека малышом, едва достающим тебе до пупка, а потом вдруг обнаруживаешь, что вынуждена смотреть на него снизу вверх, тут трудно не заметить разницы.
– Мама! – укоризненно воскликнула она и тут же прыснула со смеху.
– Да он и в нижней части вполне ничего, – продолжила я, чтобы еще больше развеселить ее. – Заметила, когда он наклонился, разливая виски.
– Мама!!! Они же тебя услышат!
Мы уже дошли до автобусной остановки. Там стояли две или три женщины и пожилой джентльмен в твидовом пиджаке. Они обернулись и во все глаза уставились на нас.
– Отсюда отправляется автобус на Лох-Несс? – спросила я, оглядывая объявления, развешанные на доске.
– Да-да, – добродушно закивала одна из дам. – Автобус придет минут через десять.
Она задержала взгляд на Брианне, которая выглядела типичной американкой в своих голубых джинсах и белой ветровке. Лицо дочери раскраснелось, она едва сдерживала смех.
– Собираетесь повидать Лох-Несс? Наверное, в первый раз?
Я улыбнулась женщине:
– Плавала по этому озеру на лодке еще лет двадцать назад, вместе с мужем. Но моя дочь в Шотландии прежде никогда не была.
– О, вот как!
Это восклицание привлекло внимание других дам, и они, окружив нас, стали чрезвычайно дружелюбны и буквально засыпали нас советами и вопросами, пока наконец из-за поворота не показался большой пыхтящий желтый автобус.
Перед тем как подняться по ступенькам, Брианна остановилась, любуясь прекрасным видом. Зеленые луга окаймляли ярко-синее озеро, по берегам его поднимались высокие темные сосны.
– Здорово! – воскликнула она, смеясь. – Как думаешь, а мы чудовище увидим?
– Как знать… – ответила я.
* * *Всю оставшуюся часть дня Роджер провел, в рассеянности бродя по дому и хватаясь то за одно дело, то за другое. Книги, предназначенные для безвозмездной передачи в Общество охраны древностей, валялись грудами возле картонных коробок, старенький фургон священника стоял на подъездной дорожке с поднятым капотом, потому что процесс проверки мотора был еще не завершен, а Роджер сидел, забыв про чашку с недопитым чаем, на поверхности которого образовалась молочная пенка, и тупо следил за первыми каплями дождя, начавшегося к вечеру.
Основная работа была еще впереди, предстояло разобрать бумаги в кабинете. Не книги, с ними все обстояло куда проще. Надо было просто решить, какие передать в Общество охраны древностей, какие – в библиотеку колледжа его преподобия. Нет, рано или поздно придется заняться огромным письменным столом, каждый ящик которого до краев набит бумагами, торчавшими из щелей. Мало того, нужно разобрать груду рукописей, сваленных на полках у одной стены, – задача, способная устрашить самое отважное сердце.
Помимо вполне понятного и естественного нежелания начинать эту скучную и утомительную работу у Роджера была еще одна причина. Ему просто не хотелось заниматься этим, а хотелось немедленно приступить к изысканиям для Клэр Рэндолл и проследить за судьбой членов клана из Куллодена.
По-своему довольно интересное занятие, хотя и не слишком научное. Нет, дело даже и не в том, если уж быть до конца честным с самим собой. Больше всего на свете ему хотелось бы прийти в пансион миссис Томас и положить к ногам Брианны результаты своих трудов, подобно рыцарям, которые клали к ногам своих возлюбленных головы драконов. И даже если он не преуспеет в этом деле, ему все равно нужен повод снова увидеть ее и поговорить с ней.
Она напоминает даму с полотен Бронзино, решил он. Ее облик и облик ее матери создавали странное впечатление: будто некая рука очертила их фигуры и лица энергичными живыми мазками, не забывая при этом и об изящных деталях. Они выделялись на общем фоне столь выразительно и четко, словно кто-то выгравировал эти прелестные образы. Брианна к тому же обладала той яркостью красок и той невероятной живостью, которые были свойственны натурщицам Бронзино: казалось, они так и провожают вас глазами, того и гляди заговорят в своих рамах… Правда, он никогда прежде не видел, чтобы натурщицы Бронзино кривились от виски, но если бы видел, тогда уж они были бы совершенно точной копией Брианны Рэндолл!
– Черт побери! – заметил он вслух. – Не так уж много займет это времени, просмотреть завтра книги записей, верно? А вы, – обратился он к бумагам, наваленным на столе, – можете и подождать денек. И вы тоже, – добавил он, обращаясь к полкам, и выдернул наугад с одной из них приключенческий роман.
Окинул вызывающим взглядом мебель и прочие предметы, как бы ожидая возражений, но не услышал ни звука, кроме тихого жужжания электрокамина. Выключил его и вышел из кабинета с книгой под мышкой, погасив за собой свет.
Секунду спустя он вернулся, пересек в темноте комнату и взял со стола листок бумаги со списком.
– Тысяча чертей! – буркнул он и сунул бумагу в карман рубашки. – А то бы утром точно забыл…
И он похлопал по карману, услышал, как тихонько хрустнула бумага у сердца, и направился в спальню.
* * *Мы вернулись с Лох-Несса, насквозь промокшие под дождем и продрогшие на ветру, в тепло и уют пансиона, где нас ждали горячий ужин и огонь в камине. Брианна совсем разомлела над яйцами всмятку и вскоре извинилась и отправилась принимать ванну. Я еще немного посидела внизу, поболтала с миссис Томас, хозяйкой, и лишь около десяти пошла наверх.
Брианна была по натуре жаворонком – рано вставала и рано ложилась; открыв дверь в спальню, я услышала ее ровное дыхание. Она не только рано засыпала, но и очень крепко спала. Я осторожно двигалась по комнате, развешивая одежду и убирая вещи на место, но можно было не стараться – разбудить ее не так-то просто. В доме все стихло, и я принялась за работу. В наступившей тишине каждое мое движение, каждый шорох казались громкими.
Я привезла с собой несколько книг Фрэнка, собираясь отдать их в местную библиотеку. Они были аккуратно уложены на дно чемодана, образуя как бы фундамент для более легких предметов, и я стала вынимать их одну за одной и раскладывать на постели. Пять томов в твердых переплетах и глянцевитых суперобложках. Красивые, солидные книги по 500–600 страниц каждая, не считая указателей и иллюстраций.
Полное собрание сочинений моего покойного мужа, с аннотациями. На внутренних сторонах обложек помещались восторженные отзывы, комментарии буквально всех до единого признанных специалистов в этой области. Труд жизни, подумала я, не такой уж плохой результат. Есть чем гордиться. Солидное, внушительное, можно сказать, роскошное издание.
Я аккуратно выложила книги на столик рядом с сумкой, чтобы не забыть их утром. Названия на корешках были разные, но я сложила их так, чтобы одинаковые на всех томах надписи «Фрэнк У. Рэндолл» располагались одна над другой. Буквы отливали золотом в маленьком круге света от настольной лампы.
В доме стояла тишина. Сезон отпусков еще не начался, а немногочисленные постояльцы давным-давно спали. Брианна издала слабый стон и повернулась на другой бок. Пряди рыжих волос разметались по лицу. Одна длинная босая нога высунулась из-под одеяла, и я осторожно прикрыла ее.
Желание прикоснуться к спящему ребенку с возрастом не угасает. И не важно, что ребенок вырос, перерос мать, превратился в женщину, пусть и очень молодую, но настоящую женщину. Я убрала волосы с ее лица и нежно погладила по голове. Счастливая улыбка мелькнула и тут же исчезла. Я же продолжала улыбаться, любуясь Брианной, а потом прошептала в сонное ушко, как делала много раз:
– Боже, до чего же ты похожа на него!..
Проглотила нарастающий в горле ком – и это тоже стало уже почти привычкой – и взяла халат со спинки стула. Апрельские ночи в Шотландии страшно холодные, а залезать в теплую постель я пока не собиралась.
Я упросила хозяйку оставить в камине огонь, клятвенно обещав, что затушу его перед тем, как уйти. Затем притворила за собой дверь, бросив последний взгляд на отливающие бронзой пряди, разметавшиеся по голубому стеганому одеялу.
– Труд моей жизни… Тоже не так уж плохо, – прошептала я, стоя в темном коридоре. – Возможно, не столь солидное, но не менее роскошное издание.
В гостиной царил уютный полумрак, огонь мягко мерцал на длинных обгорелых поленьях. Я пододвинула к камину маленькое кресло, уселась и поставила ноги на решетку. Дом был полон тихих, но вполне отчетливых звуков: где-то внизу мерно гудел холодильник, рокотала и булькала вода в трубах отопления, что делало огонь в камине хоть и приятным, но все же излишеством чисто декоративного характера; изредка с шорохом проносилась за окном машина.
Но над всеми этими звуками господствовала тишина шотландской ночи. Я тоже сидела тихо, словно погружаясь в нее. Лет двадцать миновало с тех пор, как довелось испытать это ощущение. Но и теперь, спустя многие годы, утешительная власть ночи снизошла ко мне, спустившись с горных вершин.
Я сунула руку в карман халата и извлекла сложенную пополам бумажку – копию того списка, что отдала Роджеру Уэйкфилду. Читать у камина было нельзя – слишком темно, но мне и не нужно было видеть эти имена. Я расправила листок на коленях и просто смотрела на неразборчивые темные строчки. Медленно провела по ним пальцем, тихо, словно молитву, произнося каждое имя. Они в большей степени принадлежали этой холодной апрельской ночи, нежели я. И я продолжала всматриваться в тусклые язычки пламени в ожидании, что они угаснут, придет тьма и заполнит собой пустоту внутри меня.
И вот, твердя каждое имя точно заклинание, я сделала свой первый шаг назад, в пустое темное пространство, где ждали они…
Глава 2
Задача осложняется
На следующее утро Роджер вышел из куллоденского прихода со списком на двенадцати страницах и ощущением полной беспомощности. То, что сперва казалось простым делом, самой легкой частью исследования, внезапно осложнилось, на этот счет сейчас у него не было никаких сомнений.
В записях об умерших жителях Куллодена он обнаружил всего три имени из списка Клэр. И это неудивительно: в армии Карла Стюарта не велось тщательного учета прибывших и выбывших, поскольку многие члены кланов зачастую присоединялись к Красавчику принцу Чарли случайно и выходили вполне беспричинно до того, как их имена вносились в официальные реестры. Учет в шотландской армии вообще велся слабо, а к концу войны совершенно прекратился, да и какой смысл был во всех этих списках, если платить все равно нечем?
Роджер медленно сложился пополам и влез в старенький «моррис», автоматически пригнувшись, чтобы не стукнуться головой. Вынув папку из-под мышки, раскрыл ее и хмуро уставился на страницы, переписанные им с оригиналов. Вот что действительно странно, так это то, что почти все люди из списка Клэр оказались в списке другой армии.
Члены клана, служившие в одном полку, вполне могли дезертировать, предвидя надвигающуюся беду, – в этом нет ничего необычного. Нет, удивительным было совсем другое – то, что имена из перечня Клэр вдруг оказались все, полностью, в списке полка Ловата. Лорд Ловат послал своих людей в армию Стюарта много позднее.
Однако Клэр со всей определенностью заявила – и первый же взгляд на ее список подтверждал это, – что все до одного люди эти были выходцами из маленького местечка под названием Брох-Туарах, находившегося к юго-западу от земель Фрэзера, на границе с землями клана Маккензи. Более того, она утверждала, что люди эти входили в шотландскую армию с момента битвы при Престонпансе, которая произошла в самом начале кампании.
Роджер покачал головой. Концы с концами явно не сходились. Разумеется, Клэр могла ошибиться в отношении времени, она же сама говорила, что не историк. Что же касается всего прочего… И как могли люди из местечка Брох-Туарах, никогда не дававшие клятву верности вождю клана Фрэзеров, оказаться затем в подчинении Саймона Фрэзера? Верно, что лорд Ловат был прозван Старым Лисом, и не без оснований, но Роджер сомневался, чтобы даже такой ловкач, как старый герцог, мог исхитриться и выкинуть подобный трюк.
Хмурясь, Роджер завел мотор и выехал со стоянки. Архивы, хранящиеся в Куллодене, удручающе скудны; по большей части они состояли из пространных писем лорда Джорджа Муррея, почти целиком сводившихся к проблемам военных поставок, а также обычных для всех краеведческих музеев экспонатов для туристов. Ему было этого недостаточно.
– Не вешать нос, приятель! – сказал он себе, покосившись в боковое зеркальце на повороте. – Ты должен выяснить, что случилось с теми, кто не погиб в Куллодене. Совсем не важно, как они попали туда, раз все равно все до единого покинули поле боя!
И все же это не давало ему покоя. Странные обстоятельства… С именами всегда возникала путаница, особенно в Шотландии, где половина населения могла носить одно и то же имя – к примеру, Александр. А потому, чтобы не было путаницы, людей различали по названиям мест, откуда они родом, а также по названиям кланов или прозвищам. Так, Лохиеля, одного из самых выдающихся военачальников якобитов, звали на самом деле Дональд Камерон из Лохиеля, что помогало отличить его от доброй сотни других Камеронов по имени Дональд. Всех же прочих шотландцев, кто не был наречен Дональдом или Алеком, называли Джонами.
Из тех трех имен, что он нашел в списке павших и которые совпадали со списком Клэр, одного звали Дональдом Мурреем, другого – Александром Маккензи Фрэзером и третьего – Джоном Грэхемом Фрэзером. И обозначены они были без указания, откуда родом эти люди, – просто имя с фамилией и полк, к которому были приписаны. Полк господина Ловата, полк Фрэзера.
Но если нет названия места, то как можно быть уверенным, что это люди из списка Клэр? В списке павших значилось по меньшей мере шестеро Джонов Фрэзеров. И даже он мог оказаться неполным: англичане – народ не слишком педантичный, большинство списков составлялись задним числом вождями кланов, пересчитывающими свое «поголовье» после того, как люди вернулись с войны. Зачастую и сами вожди не возвращались, что еще более запутывало дело.
Он с силой провел пальцами по волосам, словно этот массаж мог стимулировать мышление. Но если эти трое вовсе не те люди, тайна усугублялась. Ведь в сражении при Куллодене перебита добрая половина войска Карла Стюарта. А солдаты Ловата находились в самой гуще, в самом пекле сражения. Вряд ли группа из тридцати человек могла уцелеть в подобных обстоятельствах. Люди Ловата присоединились к восставшим позже других; в то время как в остальных полках дезертирство стало нормой – более опытные вояки уже сообразили, чем может кончиться дело, – сторонники Фрэзера оставались преданными ему, а потому неминуемо должны были поплатиться за свою верность.
Громкий гудок, раздавшийся сзади, вывел Роджера из задумчивости, и он съехал к краю дороги, чтобы пропустить огромный грохочущий грузовик. Нет, вождение никак не совместимо с размышлениями, решил он. Иначе он точно разобьется.
Какое-то время он сидел неподвижно, пытаясь сообразить, как действовать дальше. Его так и подмывало поехать в пансион миссис Томас и сообщить Клэр о результатах своих изысканий. Особенно соблазнительной казалась перспектива провести хотя бы несколько минут в обществе Брианны Рэндолл.
С другой стороны, инстинкт историка подсказывал, что этих данных совсем недостаточно. И он вовсе не уверен, что здесь Клэр может ему помочь. Он вообще не понимал, что заставило ее заняться этими изысканиями, к тому же дама явно снабдила его неточной информацией. В этой затее не было смысла, однако Клэр Рэндолл производила впечатление вполне разумной особы.
И потом, эта история с виски… При одном воспоминании о ней щеки у него начинали гореть. Он был уверен, что она сделала это нарочно. А поскольку она вовсе не походила на человека, склонного к подобным выходкам, напрашивался один-единственный вывод: она сделала это, чтобы он не смог пригласить Брианну в Брох-Туарах. Почему?.. То ли она не хотела, чтобы он посещал это место, то ли была против, чтобы он оказался там с Брианной. Чем дольше он размышлял об этом инциденте, тем больше склонялся к мысли, что Клэр Рэндолл что-то утаивает от дочери, но что именно, понять не мог. Еще более смутно представлял он себе причину, по которой Клэр обратилась за помощью именно к нему.
Он бы ни за что не стал заниматься этим, если б не два обстоятельства – Брианна и простое любопытство. Хотелось все же понять, что происходит, и, черт возьми, он это выяснит! Обязательно.
Он мягко стукнул кулаком по рулю, не обращая внимания на шум пролетавших мимо автомобилей. Наконец решение было принято. Он завел мотор и выехал на дорогу. На ближайшей развилке развернулся и направился к центру Инвернесса, где находился железнодорожный вокзал.
До Эдинбурга можно добраться скорым за три часа. Архивом Стюарта заведовал близкий друг священника, который наверняка поможет ему. Из списка, где упоминались имена сторонников Ловата, явствовало, что эти тридцать человек находились под командованием капитана Джеймса Фрэзера из Брох-Туараха. По всей видимости, этот человек являлся единственным связующим звеном между Брох-Туарахом и Фрэзерами Ловата. Интересно, подумал он, почему же Джеймс Фрэзер не попал в список Клэр?
* * *Показалось солнце – редкое явление для середины апреля в этих краях, и Роджер инстинктивно подставил лицо под яркие лучи, проникавшие сквозь боковое окошко машины.
Ему пришлось заночевать в Эдинбурге, и вернулся он лишь на следующий день поздно вечером, настолько уставший после долгого путешествия, что заниматься ничем не мог, лишь съел горячий ужин, приготовленный Фионой, и лег спать. Но сегодня он проснулся полный сил и решимости и отправился на машине в маленькую деревушку Брох-Мордха, расположенную неподалеку от Брох-Туараха. Если Клэр не желает, чтобы ее дочь ездила в Брох-Туарах, то уж ему-то никто и ничто не может помешать посетить это место.
И он действительно нашел владение Брох-Туарах, вернее, предположил, что это оно, когда увидел груду камней, окружающих развалины одного из древних круглых «брохов», или башен, которые в прошлом использовались людьми как жилье и как своеобразная крепость. Он был достаточно сведущ в гэльском, чтобы понять: название это переводится как «башня, глядящая на север», и подивился, каким образом башня может глядеть только на север, если она круглая.
Главное строение и более мелкие постройки также лежали в руинах, но кое-что сохранилось. У въезда во двор красовалась табличка с именем агента по продаже недвижимости, буквы, стертые дождями и ветрами, были едва различимы. Роджер остановил машину и огляделся по сторонам. Судя по первому впечатлению, здесь не было ничего такого, что могло бы объяснить нежелание Клэр пускать сюда свою дочь.
Он припарковал «моррис» у ворот и вышел. Красивое место, но с печатью запустения. Ему понадобилось минут сорок пять осторожного маневрирования по совершенно разбитой дороге, чтобы добраться сюда, не повредив масляный бак.
В дом он не пойдет – совершенно очевидно, что он необитаем, к тому же это опасно. На дверной перемычке было вырезано имя «Фрэзер», то же имя красовалось на большинстве могильных плит во дворе. Должно быть, семейное кладбище, подумал он. Нет, ни на одной из плит не было имен, значившихся в списке Клэр. Надо было ехать не сюда, а дальше по главной дороге, к деревне Брох-Мордха в трех милях отсюда, если карта не врет.
Его опасения подтвердились: маленькая деревенская церковь давным-давно бездействовала и была заколочена. Настойчивый стук в двери вызвал лишь недоумение и подозрительные взгляды местных жителей, пока наконец какой-то пожилой фермер не высказал робкого предположения, что все приходские документы переданы в музей в Форт-Уильяме или же в Инвернесс – там вроде бы живет священник, собирающий подобную ерунду.
Усталый, весь в пыли, однако не утративший решимости, Роджер поплелся назад, к машине, оставленной на лужайке у паба. Подобного рода начало слишком часто сопутствует историческим изысканиям, так что он уже привык к этому. Быстренько выпить пинту пива, а может, и две – почему бы нет, день такой удивительно теплый, – и дальше, в путь, в Форт-Уильям.
«И поделом тебе, – мрачно размышлял он, – если эти записи действительно окажутся в архивах его преподобия. Так всегда случается с теми, кто, пренебрегая делом, пускается в разные сомнительные авантюры, лишь бы произвести впечатление на девчонку». Путешествие в Эдинбург имело лишь тот результат, что из списка пришлось вычеркнуть еще три имени, почерпнутых им из куллоденских архивов, – все эти люди принадлежали к разным полкам и не входили в группу из Брох-Туараха.
Архивы Стюарта занимали целые три комнаты, а также бесчисленные коробки в подвале музея, на тщательное их исследование рассчитывать не приходилось. Тем не менее ему удалось обнаружить дубликат списка, хранившегося в муниципалитете Куллодена, где были перечислены люди, составлявшие часть полка под командованием Ловата, сына Старого Лиса, по прозвищу Молодой Саймон. «Вот хитрый старый мерзавец, – думал Роджер. – Послал своего наследника сражаться за Стюартов, а сам отсиживался дома, оправдывая это тем, что является верным и преданным слугой короля Якова. Много ли это принесло ему добра?»
В документе был упомянут Саймон Фрэзер-младший, командир, однако о Джеймсе Фрэзере не было ни слова. Некий Джеймс Фрэзер упоминался в ряде армейских депеш и других документов. Если это один и тот же человек, то, похоже, он был очень активен. Но лишь по одному имени невозможно было установить, происходил ли он родом из Брох-Туараха. Джеймс – столь же распространенное у шотландцев имя, как Дункан или Роберт.
Он раздраженно отмахнулся от налетевшей неведомо откуда мошкары. Да на то, чтобы как следует разобраться в этих бумагах, потребуются годы! Роджер нырнул в прохладный, пахнущий дрожжами и пивом полумрак паба, оставив за порогом растерянно вьющееся облачко назойливых мошек.
Потягивая холодный горьковатый эль, он мысленно оценивал предпринятые им шаги, чтобы решить, как действовать дальше. Успеть сегодня в Форт-Уильям можно, хотя это означает, что в Инвернесс он вернется поздно. А если и в музее Форт-Уильяма не окажется ничего достойного внимания, тогда разбор архивов его преподобия, как это ни прискорбно, неизбежен.
Ну а дальше?