Злая память. Книга первая. Кавказ

– Ну? Чего молчишь? Онемел, что ли?.. – жёстко прикрикнул на Побилата Князев. – …Лейтенант, а ну, подскажи! Какое военное училище ты окончил? Уж больно мне хочется узнать ту «кузню», которая готовят для нашей армии столь «чудесные» кадры!

– Восемь месяцев назад я окончил Новосибирский политех!..

Вот, похоже, и наступил для Побилата момент истины. Тот самый час, когда следовало ему говорить правду, какой бы жестокой она при этом ни была.

Заслышав ответ лейтенанта, Князев от неожиданности, даже поперхнулся. После чего, уставился на Побилата, как на некое аномальное явление.

– Постой-постой! Так ты что ж, вовсе не военный? – слегка откашлявшись, в недоумении поинтересовался Валерий.

– Отчего ж? У меня за плечами военная кафедра! Мои погоны и воинское звание вовсе не «липа». Я такой же офицер, как и вы!

– Какой, на хрен, офицер? Ты «пиджак»!..

– То есть? – Побилат растерянно глянул на Князева.

– Вот видишь! Ты даже не знаком с самой элементарной терминологией. Пиджак – это и значит, что ты сугубо гражданский. Марш-броски ты не бегал; пять лет в казарме не жил; по три пары сапог в год не изнашивал; гимнастёрку свою, от пота не выжимал. Так какой же ты, к чертям собачьим, военный? Одно слово: пиджак!.. – сделав акцент на концовку предложения, тем самым выразив своё крайнее пренебрежение к данному слову, майор спохватился. – …Обожди! А сюда-то ты, как попал? Ведь после института, тебе же прямая дорога в народное хозяйство. Ну, в крайнем случае…

– Да я и сам, толком не понял!.. – тут-то лейтенант и перешёл к заученному и тысячу раз повторенному тексту. – …Вызвали повесткой. Отправили. Очевидно, с документами какая-то путаница вышла. Подполковник обещал разобраться. Ну, а меня, до вашего назначения попросил проверить складскую отчётность. И, по возможности, поработать с солдатами. Уж два месяца прошло, а от Лютого: ни ответа, ни привета. Может он и вовсе забыл о моем существовании!

– Что, за речь, мать твою так?.. «Посмотреть», «попросил», «поработать»?.. – Князев не знал, плакать ему сейчас или смеяться. Тяжело вздохнув, он продолжил. – …Более чем уверен в том, что для рядового состава ты уж давно успел стать посмешищем. Ты б хоть погоны офицерские не позорил.

– Товарищ майор!.. Так я, это!.. Мне же подполковник обещал!..

– Прекрати гундосить! Не забыл про тебя подполковник. Причём, говорил он о тебе, кажется, как о выпускнике «военки»!.. – совсем уж рассеяно добавил Валерий.

Князев с трудом припоминал подробности беседы с Лютым, относительно Побилата.

«Либо преднамеренно подполковник умолчал о таком вот «подарочке», дабы посмотреть на мою реакцию… Либо сам я, чего-то упустил или недопонял…»

– Вот видите! Вы и сами сомневаетесь! – осторожно улыбнулся лейтенант. Похоже, ему удалось-таки ввести майора в некоторое замешательство.

– А ну, постой!.. – вновь спохватился Князев. – …Ты что ж, Побилат?.. Вещь безголовая или пьян был вусмерть, когда тебя на протяжении нескольких суток везли на Кавказ? Гор вокруг себя, что ли не видел? Или харь нерусских, по пути своего следования вовсе не замечал? Образование высшее, выходит, должен был понимать, что здесь и к чему!..

– Так нас самолётом, прямо в Ханкалу!.. Три часа, и мы на месте!.. – похоже, лейтенант вновь сумел удачно оправдаться. Да только бес толку это было. Из ранее сказанного, Князев уж успел сделать соответствующие выводы.

– Ох, и гонишь ты, братец!.. Правда, понять не могу, в чем твой умысел? По-хорошему, тебя следовало бы немедленно передать в армейскую контрразведку, как крайне подозрительного элемента. Вдруг ты чеченский лазутчик. Однако я поступлю несколько гуманней. Уже завтра, первым же транспортом, отправлю тебя в штаб. Чтоб духа твоего здесь не было! Сами там наворотили, вот пусть сами и разгребают: кто ты, откуда и что с тобой делать?

– Товарищ майор, пожалуйста!.. Позвольте остаться? – взмолился Побилат, быстро сообразив, что песенка его уже спета.

– Зачем?.. – рявкнул Князев. – …Не вижу ни смысла, ни необходимости держать посторонних на стратегическом объекте!

– Да будьте же вы, в конце концов, человеком! Поймите!.. У меня свой счёт к чеченцам имеется! Брат мой, где-то здесь погиб!.. Нас усыновили, когда мне было три года. Мы с ним из одного детдома, потому и держались всегда вместе. А потом… Я в институт, а он в автосервис. Чуть позже, в армию… Вы поймите, легально на Кавказ я бы ни за что ни попал. Да, и родители поперёк дороги готовы были лечь. А тут, такая удача!.. Жизнь меня случайно свела с однофамильцем. Признайте, что фамилию Побилат встретишь не так уж и часто. Ко всему прочему, он ещё и оказался моим ровесником. Да, и «фотографии» наши, оказались несколько схожи. Не воспользоваться данной, предоставленной мне возможностью, я вовсе не мог.

В отличие от меня, мой однофамилец являлся кадровым офицером, окончившим «военку». У него семья, дочери два года. Жена имеет свой бизнес. В общем, ехать ему, ну, никак… Он предложил мне неплохие деньги. Уверял, будто бы, в армейском бардаке, шесть месяцев предстоящей командировки, мне запросто удастся как-нибудь перекантоваться. Да, я и без денег был готов мчаться на Кавказ. Надо полагать, того парня мне сам Бог послал!.. Поднатаскал он меня малость: где, кому и что следует говорить. На случай провала, мы и придумали некую легенду о якобы возникшей путанице с документами. Которую вы, собственно, уже слышали…

– Ах, вот оно что!.. – присвистнул Князев. – …Выходит ты, сучёнок, эту кашу сам и заварил!.. И где же сейчас тот?.. Второй Побилат!

– Не знаю. Возможно, жене своей помогает. Однако, товарищ майор… Прошу учесть и тот факт, что по прибытию в расположение части, я во многом признался Лютому. Да и от вас ничего не утаил. Посему и вины за собой я особо не чувствую.

– Знаешь, студент? А ведь ты меня вовсе не убедил. Народные мстители, здесь тем более не требуются. Наломаешь ты сгоряча дров, а мне потом отвечать! Да и нет у меня никакого желания брать на душу лишний грех. Не поверишь, но тут иногда стреляют!.. – усмехнулся Валерий. А после, с предельной серьёзностью добавил. – …Пацан, ты хоть чуть-чуть представляешь во что ввязался? Имеешь представление, о настоящей войне, о её последствиях? Поговорил бы для начала со своими подчинёнными, солдатами, участвовавшими в реальных боевых действиях.

– На данную тему, они предпочитают помалкивать!.. – с грустью пробурчал Побилат.

– Случаем не задумывался: почему они молчат? Впрочем, даже то, что видели эти ребята, чепуха в сравнении с настоящей войной или с тем, что ждёт этих парней после службы. Потому как война ломает; засасывает; приучает к определённой, самой страшной зависимости! И, в конечном итоге, медленно и совсем незаметно уничтожает человека изнутри…

– Не понял! – похоже, Побилат действительно, не сразу сообразил, к чему это клонит Князев.

– Давай-ка, парень!.. Чтоб не выглядеть в твоих глазах «тупым солдафоном», живущим исключительно по уставу, я попытаюсь тебе (человеку с высшим образованием) кое-что сейчас разжевать!.. – Валерий усадил лейтенанта за стол напротив себя, после чего продолжил. – …Тебе приходилось слышать о том, что на войне легко приобретаются навыки выживания в экстремальных условиях? В то же время, напрочь исчезает умение жить нормальной человеческой жизнью. Для многих пацанов, которые в скором времени вернуться домой, война не закончится Чечнёй или Кавказом, она будет продолжаться до самой смерти. Потому как психология войны необратимо перестраивает наши мозги. Здесь, как с алкоголем или табаком. Легко сделать первую затяжку, выпить первую рюмку и практически невозможно отказаться от последней сигареты или последних ста граммов. Солдаты, прошедшие пекло (за редким исключением), вернутся домой уже другими. Слышал что-нибудь, об «афганском синдроме»?

– Ну, вроде как…

– Уверяю тебя, что «чеченский синдром» обещает быть намного страшнее. Афганские моджахеды остались там, за границей Таджикистана. В определённой степени о них можно и забыть. Тогда как чеченские боевики, могут объявиться где угодно. По сути, они граждане России. А, кроме того, большинству россиян, как впрочем, и многим военнослужащим, до сих пор не понятно, за что и против кого мы здесь сражаемся. Потому, и домой мы вернёмся, в определённой степени, непонятыми.

Если попытаешься возразить мне: дескать, в отличие от многих, у тебя имеется конкретная цель: отомстить за брата. При этом ты всерьёз намереваешься ввязаться во всё это дерьмо. Тогда будь готов и к тому, что домой ты вернёшься с особым жизненным опытом. Опытом хищника, а быть может, и с напрочь свёрнутой башкой. Опять же, если ещё повезёт вернуться… В чем я весьма сомневаюсь. Парни, прошедшие войну, образно выражаясь: подчас, так и не могут выйти из боя. Это о них говорят: пришёл с войны, но с войны не вернулся.

Ну, чего ты всё время лыбишься? Не веришь?.. – Князев заметил едва мелькнувшую ухмылку, на губах Побилата. В ней читалась конкретная мысль: дескать, не учи меня жить, лучше сразу дай автомат. – …Считаешь себя исключительным? А ведь я встречал мужиков и покрепче тебя!.. И поумнее, и повыносливей!.. Кому-то из них и на «гражданке» казалось, что вокруг одни враги и каждую минуту ожидали нападения. Другие напротив, уходили в себя. Уходили ото всех и от всего, что могло бы напомнить им о военном прошлом. Замыкались в своём внутреннем мире, заполненном страхом и ужасом пережитого. Ну, а тебя, парень… Исходя из твоего мягкого характера, попытаюсь предположить, наверняка, в последствие будут мучить угрызения совести. Ты будешь винить себя за то, что выжил, тогда как твои боевые товарищи или подчинённые погибли. Дескать, не сумел ты сделать всё возможное для их спасения.

То, о чем я сейчас говорю, вовсе не выдумки, не запугивание. Многое мне пришлось пережить на собственной шкуре. Уже в мирное время на моих глазах гибли друзья и сослуживцы, прошедшие по две-три войны. Потому как психические недуги и отклонения у многих бывших фронтовиков, с течением времени, становятся всё более и более очевидны. Порой они могут быть опасны для окружающих. Потому как не каждый военный может самостоятельно обуздать свою исковерканную войной психику. У многих враждебность к внешнему миру постепенно перерастает на отношение к самому себе. Тут-то и поджидают нашего брата: запои, увлечение наркотой и всевозможные суициды. Случаются и более коварные варианты, когда насилие выплёскивается вовне. И хорошо, если бывший «вояка» вновь рвётся на войну. Хуже, когда врагом становятся соседи, коллеги по работе или, насолившие ему официальные лица…

Не обессудь, если говорил я несколько спонтанно и сумбурно. Зато выложил тебе, всю самую, что ни есть правду. Причём, это ещё цветочки…

Ну, и как тебе подобные перспективы? Хотя, о чем это я?.. О твоем будущем?.. Совсем упустил, что его у тебя просто нет, этого самого будущего. Боюсь, но после первого боестолкновения ты навсегда здесь и останешься. Потому как на войне необходима соответствующая подготовка. Ты должен быть не просто злым, а ещё и остервенелым. Добрые и романтичные студенты в Чечне не выживают. Отсюда и мой тебе самый дружеский и отеческий совет. Укладывай чемоданы, заказывай обратный билет и, пока ещё не поздно, беги отсюда без оглядки.

– Позвольте мне, хотя бы складскую ревизию закончить?.. Обидно, знаете ли, бросать на полпути столь плодотворную работу! Да и, похоже, наклёвывается у меня там кое-что!.. – тихо добавил Побилат.

Лейтенанту едва удалось сдержаться от того, чтоб не сболтнуть Князеву о некой тайне Михайленко. Уж очень хотелось Побилату самому во всем разобраться, а уж после, доложить о результатах проверки Лютому. Именно от него, от подполковника, и хотелось Побилату услышать первые слова благодарности. От него же лейтенант и рассчитывал заручиться неким маломальским покровительством. По разумению Побилата: супротив мнения подполковника, не попрёт даже Князев.

В свою очередь и Князев был абсолютно уверен в том, что его долгий и пламенный монолог относительно обратной стороны войны, произведёт-таки на Побилата должное впечатление. Однако после первых же ответных слов лейтенанта, майору стало окончательно понятно, что парня он не переубедил, не заставил того одуматься, так и не достучался до его души и сердца.

– Эх, и врезал бы я тебе, идиоту, по-мужски!.. – безнадёжно махнул рукой Валерий.

– Товарищ майор, поверьте!.. Не подведу! От меня обязательно будет польза. И надеюсь, эта самая польза будет вовсе не малая.

А вот эта, пожалуй, действительно выстраданная просьба: «поверьте, не подведу» произвела на Князева гораздо больший эффект нежели все предыдущие обещания. Потому как напомнило она Валерию, о его собственных заверениях, адресованных военкому Жадаеву.

– Чёрт с тобой! До выяснения, останешься пока на складах. Однако, за территорию объекта, чтоб ни шагу. Переговорю на счёт тебя с Лютым… Там и определимся, что с тобой делать!

– То есть, определённый шанс, вы мне всё же оставляете?

– Ты посмотри, каков наглец!.. – ухмыльнулся Князев. – …Ведь я, кажется, русским языком сказал: в отношении тебя вопрос решён, окончательно и бесповоротно.

– Разрешите идти! – Побилат не думал скрывать своей радости. Улыбка с его лица уже не сходила. Пусть и на пару дней, но его все же оставили на объекте. Данную отсрочку лейтенант расценил, не иначе, как свою первую, маленькую победу. Оптимизма в благоприятном для Побилата исходе добавляло ещё и то обстоятельство, что новый командир был чрезвычайно крут, а значит и быстро отходчив.

«Авось, послужу я ещё вместе с майором!.. Поднаберусь от него, так необходимых мне навыков и опыта!..»

– Не спеши!.. – притормозил Побилата Князев. – …Напоследок я бы хотел услышать от тебя (от постороннего и вовсе не армейского человека) хоть какое-то мнение о состоянии дел в моем нынешнем подразделении. За два месяца проведённых на объекте, кое-что в твоих светлых мозгах, наверняка, успело отложиться!.. – даже из самой негативной ситуации, Князев был приучен извлекать максимальную пользу. – …Вот и давай, студент, выкладывай!.. Что меня ждёт? С кем или с чем будет особенно тяжко?

– Не понял?.. – в удивлении переспросил Побилат. – …Я не собираюсь на кого-то стучать!..

– Твою ж мать!.. – в очередной раз, выругался Валерий. – …Да что же вы за народ-то такой, гражданские? Во всем видите подвох, какую-то провокацию. Повсюду вам мерещатся заговоры, тотальный обман и тайные агенты НКВД! Парень, коль назвался ты «груздем», так изволь сдать свои полномочия, как положено, кратко изложив ситуацию в вверенном тебе подразделении!..

Со слов лейтенанта, сводное подразделение охраны состояло из тридцати семи человек рядового состава. Большая часть солдат имела боевой опыт. Кое-кто из них был даже представлен к государственным наградам. Перевод в «караулку» рассматривался этими бойцами, как понижение в ранге, как показатель потери к ним доверия со стороны прежних командиров. И хотя каждый из них в глубине души прекрасно понимал и осознавал, что эти самые перемены в службе, мера вынужденная и необходимая, тем не менее, аура некой несправедливости и отчасти безысходности незримо витала над дальним объектом. То чувство несправедливости, нередко выражалось в откровенном пренебрежении уставными нормами и открытым недовольством к своим нынешним служебным обязанностям.

По совершенно иным причинам и соображениям, на склады были отправлены шестеро новобранцев. «Дабы уберечь не шибко физически крепких пацанов от чрезмерных физических нагрузок, чтоб не «сдохли» они после обычного марш-броска». «Молодые» держались на объекте несколько обособленно, армейскую лямку тянули исправно и с нескрываемой завистью посматривали на старослужащих. Однако и они, по мнению Побилата, частенько подпадали под дурное влияние дембелей.

О прапорщике Михайленко лейтенант говорил скупо, ограничившись лишь тем, что свои складские корпуса тот покидает не так уж и часто. С территории объекта он и вовсе выбирается крайне редко. «В лучшем случае, один раз в два месяца». И вообще, прапорщик замкнут и малообщителен. Редко кого запускает в свой внутрескладской мир. При этом и сам старается не вникать в чужую сферу. «Короче живет, словно рак-отшельник». По интонациям Побилата было понятно, что Михайленко он вовсе не жалует. Как-то вскользь лейтенант заикнулся о возможной «теневой» отчётности прапорщика, в которой Побилату ещё предстояло, якобы, разобраться. Здесь следует отметить, что версию лейтенанта относительно неких складских махинаций, Князев посчитал отчасти надуманной. Цель данной выдумки, что называется, лежала на самой поверхности: подольше удержаться на дальнем объекте. Потому и не придал ей Валера особого значения.

Ну, а ближе к вечеру офицеры осмотрели прилегавшую к складам территорию, караульные посты и хозяйственно-бытовые помещения. Даже неискушённый в военном ремесле Побилат отчётливо понимал, что рубежи складской территории чрезвычайно уязвимы. Они и вовсе могли оказаться беззащитны перед грамотно организованным штурмом противника. К тому же связь со штабом обещала желать лучшего. Нередко она давала сбой, причём, в самые неподходящие моменты.

В процессе того самого обхода в голове майора уже зрел план будущего переустройства дальнего объекта. Князев предполагал возведение двух (а ещё лучше, трёх) вышек с установкой на них мощных ночных прожекторов; усилением караульных постов, а так же созданием небольших, но надёжных укреп сооружений по периметру объекта.

На общем построении личного состава, новый командир был предельно краток. Он представился и поставил перед взводом первоочередные задачи. Ропотом тихого раздражения военнослужащие восприняли новость оглашённая Князевым о том, что уже со следующего дня в подразделении вводятся обязательные занятия по физической и боевой подготовке, которые майор намеревался проводить лично.

Лишь после отбоя, Князеву удалось-таки добраться до своей жилой комнаты с металлической кроватью, тумбочкой, небольшим столиком и парой стульев.

Разбирая и выкладывая из своей походной сумки личные вещи, майор наткнулся на уже подзабытую им фотографию. Тот снимок был сделан много лет назад, когда Валерий (будучи ещё старшим лейтенантом) вернулся из своей первой боевой командировки на Кавказ. В Чечне уже вовсю бушевала война, потому и возвращение домой было особо желанным.

Обращаясь памятью в те далёкие дни, майор с трепетом вспоминал, как прямо на вокзале его встречала супруга, вместе с пятилетним сыном. Как подхватив самых близких и родных ему людей, он прямиком отправился в близлежащий фотосалон, дабы запечатлеть на долгую память те незабываемые мгновения настоящего семейного счастья.

Ну, а вечером того же дня в их квартире собрались самые близкие друзья. В тесном кругу, как и положено, отметили возвращение главы семейства.

Уже на следующее утро, во время завтрака, Лариска вдруг посмотрела на Князева каким-то чужим взглядом. Будто бы увидела она его впервые в жизни.

– Валера, ты помнишь, что было накануне? Какую чушь ты вчера нёс?.. Как, едва не подрался с Сашкой? Как, в буквальном смысле, от нас убегали гости!.. Ни разу в жизни, мне не было так стыдно. Стыдно за тебя, за себя!..

– Подумаешь, слегка погорячился!.. – в своё оправдание буркнул Князев. Он и вправду, с трудом припоминал события вчерашнего вечера. – …Не хрен было хватать тебя за задницу во время танца!

– Валера, какой «танец»?.. Какая «задница»?.. – со злости Лариса громыхнула посудой. – …Ты сам-то в это веришь? Князев, ведь ты никогда таким не был. Я всю ночь не спала!..

– Здесь-то я, чем тебе не угодил?.. – возмутился офицер. – …Ведь я сразу вырубился, проспав без задних ног до самого утра!

– Это ты, так думаешь! На самом деле, ты всю ночь дико орал; бормотал какую-то ерунду; метался; вскакивал; пытался куда-то бежать; стремился кого-то убить!.. Валера, мне было страшно! Как за себя, так и за нашего сына!..

Сейчас майор вспомнил и о том, как спустя какое-то время, супруга выдала ему ещё более жестокий и обескураживающий монолог.

– Князев, за прошедшую неделю я дико вымоталась и просто до смерти устала! Ты вернулся оттуда совершенно иным. Не поверишь, но я будто бы сама побывала на фронте. Вольно или невольно, но ты приблизил моё сознание к некоему помешательству. Полное, причём реальное ощущение, будто бы я нахожусь в окопах!.. Где-то на передовой… Вокруг меня рвутся мины, стреляют военные… Рядом кто-то кричит, падает раненым, погибает…

Ты, наверное, заметил, что в последнее время я вовсе не покидаю квартиру; не хожу на работу или по иным делам. Возможно, ты считаешь, будто бы я хочу быть с тобой рядом, хочу слушать весь этот бесконечный бред?.. Нет, Князев, я вынуждена тебя разочаровать. Это вовсе не так. В действительности, я очень переживаю за наше единственное жильё.

Пойми, Валера!.. Ты прибываешь в каком-то непрерывном стрессе. И это напряжение, хочешь ты этого или нет, постепенно передаётся и мне. А от меня к сыну. Ещё раз повторю: моя психика на пределе, я уже на уровне срыва. И как бы мне ни было сейчас больно за наш дом, я всё же решила покинуть его стены. Точнее, не саму квартиру… А этот: ни то туман, ни то кумар, в который ты меня загнал. На пару недель Саша отвезёт нас к маме. А ты, Валерочка, делай все, что хочешь!.. Воюй, обороняйся, иди в атаку, взрывай газ, сжигай квартиру!..

Впрочем, где-то в душе, я всё же надеюсь на то, что мужик ты сильный, что временное одиночество пойдёт тебе только на пользу. Успокоишься, возьмёшь себя в руки. Ну, и самое главное, прекрати пить!..

Удерживать супругу Валерий не стал. Тогда это показалось ему бесполезной затеей. Он хорошо знал характер Лариски. Уж если она что-то для себя решила, то ни на шаг не отступит от ранее намеченного плана. А, кроме того, Князев и сам понимал, что происходит с ним нечто неладное и ему, как воздух необходим некоторый тайм-аут. Потому как в душе его творился полный беспорядок. Его вовсе не покидала мысль, будто оставил он незавершённым, что-то очень важное и весьма значимое. Ко всему прочему, Валерия действительно досаждали ночные кошмары, однако источник их возникновения, по мнению самого Князева, находился вовсе не в его голове. Причина ужасных сновидений была намного глубже. Если хотите, в его истощённой и выжатой как лимон душе. Слишком много нечеловеческих сил и эмоций было отдано ею совсем недавно, во время штурма дудаевского дворца…

Со своим подразделением Валерий вошёл в центр Грозного пятого января девяносто пятого года. Когда дворцовая площадь была сплошь завалена трупами российских военных. Их было так много, что казалось, невозможно было сделать и шага, чтоб не наступить на чьё-либо мёртвое тело. В те дни столица Ичкерии состояла целиком из руин. Горело всё, что могло гореть. Чёрный смог напалма сравнял день с ночью. Трудно было ориентироваться не только на местности, но и во времени суток. Ощущения, пожалуй, были схожи с теми, если б на землю опустилась бескрайняя ночь ада. Беспрерывная стрельба тяжёлых орудий, перекрёстный пулемётный огонь, чеченские вопли и русский мат – слились в один общий, бесконечный гул. У выживших в той мясорубке бойцов, осталось устойчивое мнение, что они воочию видели самое начало конца света.

Подразделение Князева закрепилось в развалинах одного из жилых домов. Здесь уже не было привычного разделения на роды войск, федералы занимали один общий фронт. И цель была у всех едина – Президентский Дворец. Казалось бы, он был тогда, как на ладони, в каких-то пятистах метрах. Однако шквальная стрельба с обеих сторон полностью блокировала любые попытки прорыва. И только на третий день бесконечных атак, взрывов и бесчисленного множества потерь, совершенно не ориентировавшийся ни в реальности, ни в пространстве, пропитанный потом и въедливым трупным запахом, в потоке одной разночинной и разноголосой «живой лавы», Валерий всё же ворвался на первые этажи злополучных апартаментов генерала Дудаева.

Потом, примерно сутки шёл ожесточённейший бой внутри здания. Боевики сопротивлялись до последнего патрона, до последнего человека, до самого конца рассчитывая на поддержку извне…

И вот она, казалось бы, столь долгожданная победа, достигнутая неимоверными усилиями и несоизмеримым количеством человеческих жертв. Минута триумфа, минута запредельной эйфории. Дворец взят!

Пили; произносили тосты за мир во всем мире; братались; обменивались телефонами и адресами. Абсолютно все были тогда уверены в том, что война окончена. В действительности, в те январские дни, ОНА – многолетняя, жестокая и многострадальная для всей России; не имевшая определённых границ – фактически, только и началась. До настоящей победы была ещё целая вечность…