Вдруг г-жа Бонасиё заметила, что она зашла слишком далеко и испугалась. Она с ужасом посмотрела на это глупое лицо с непоколебимым убеждением, как лицо испуганного глупца.
– Хорошо, пусть будет так, сказала она. – Может быть вы и правы: мужчины больше понимают в политике чем женщины, а особенно вы, так как вы говорили с кардиналом. Впрочем это жестоко, что мой муж, на любовь которого я, кажется, могла рассчитывать, обращается со мной так нелюбезно и не хочет исполнить моей прихоти.
– Это потому, что ваши прихоти могут завести очень далеко, возразил торжествующий Бонасиё, и я им не доверяю.
– Хорошо, я откажусь от них, сказала жена его, вздыхая; – не будем больше говорить о них.
– Если бы, по крайней мере, вы сказали мне, что я буду делать в Лондоне, сказал Бонасиё, вспомнив, хотя немножко поздно, что Рошфор советовал ему стараться узнать секреты жены.
– Бесполезно знать вам об этом, сказала она, отступая с безотчетною недоверчивостью от предмета разговора; – дело шло о безделице, которых обыкновенно желают женщины, о покупке, при которой можно было много выиграть.
Но чем больше она остерегалась, тем больше он думал, что тайна, которой она не хотела ему открыть, важна. И потому он решился сейчас же сбегать к графу Рошфору и сказать, что королева ищет человека, чтобы послать в Лондон.
– Извините, если я вас оставлю, любезная госпожа Бонасиё, сказал он; – не зная, что вы придете, я назначил свидание одному из моих друзей; я приду чрез минуту, и если вы хотите подождать меня полминуты, я только что покончу с этим другом, возвращусь и, как теперь уже довольно поздно, то провожу вас в Лувр.
– Благодарю, отвечала Бонасиё; – вы не так храбры, чтобы могли быть мне сколько-нибудь полезным; я возвращусь в Лувр очень хорошо и одна.
– Как вам угодно. Скоро вы опять ко мне придете?
– Без сомнения: я надеюсь, что на будущей неделе у меня будет свободное время от службы, и я воспользуюсь им, чтобы побывать у вас и привести в порядок наши дела, которые, кажется, немножко расстроены.
– Хорошо, я буду ждать. Вы не сердитесь на меня?
– Я? Нисколько!
– Так до свидания.
– До свидания.
Бонасиё поцеловал руку своей жены и быстро удалился.
Когда муж ее ушел, г-жа Бонасиё, оставшись одна, подумала: только и не доставало этому дураку, чтобы сделаться кардиналистом! А я отвечала за него королеве, обещала несчастной госпоже моей – О, Боже мой, Боже мой! она примет меня за одну из тех жалких женщин, которыми наполнен дворец, чтобы присматривать за ней! А! Бонасиё, я никогда не любила вас очень, а теперь хуже: я вас ненавижу, и даю слово, что за это вы мне заплатите.
В эту минуту удар в потолок заставил ее поднять голову, и чей го голос сказал ей:
– Любезная госпожа Бонасиё, отворите мне дверь в коридор, я сойду к вам.
II. Любовник и муж
– А! госпожа Бонасиё, позвольте мне сказать вам, что у вас несносный муж, сказал д’Артаньян, входя в дверь, которую она ему отворила.
– Так вы слышали наш разговор? живо спросила Бонасиё, смотря с беспокойством на д’Артаньяна.
– Весь.
– Как же это, Боже мой?
– Известным мне способом, которым я слышал уже и прежде разговор ваш с сбирами кардинала.
– Что же вы поняли из того, что мы говорили?
– Многое: во-первых, что ваш муж, к счастью, прост и глуп; потом, что вы находитесь в затруднении, чему я очень рад, потому что это дает мне случай предложить себя к вашим услугам, а кто знает, может быть, я готов броситься в огонь для вас; наконец, королеве нужно, чтобы храбрый, умный и преданный человек сделал поездку в Лондон. Я имею по крайней мере два из этих качеств, и вот я к услугам.
Бонасиё не отвечала; но сердце ее билось радостно, и в глазах ее блистала тайная надежда.
– А чем вы меня обеспечите, спросила она, – если я соглашусь доверить вам это поручение?
– Любовью моей к вам; говорите, приказывайте, что нужно делать?
– Боже мой, Боже мой, шептала она, – должна ли я вам доверить такую тайну? Вы чуть не дитя!
– А! я вижу, что вам нужно чтобы кто-нибудь поручился за меня.
– Признаюсь, это много успокоило бы меня.
– Вы знаете Атоса?
– Нет.
– Портоса?
– Нет.
– Арамиса?
– Нет. Кто эти господа?
– Королевские мушкетеры. Знаете ли вы капитана их, де-Тревиля?
– О! этого я знаю, но не лично, а потому, что много раз слыхала у королевы, что о нем говорили как о храбром и честном дворянине.
– Вы не боитесь, что он изменит вам для кардинала; не так ли?
– О, верно, нет.
– Хорошо, откройте ему вашу тайну и спросите его, можно ли мне доверить ее, как бы важна, драгоценна и ужасна она ни была?
– Но это не моя тайна, и я не могу так открыть ее.
– Вы хотели доверить ее Бонасиё, с отчаянием сказал д’Артаньян.
– Как доверяют письмо дуплу дерева, крылу голубя или ошейнику собаки.
– А впрочем, вы видите, что я вас люблю.
– Вы говорите, что любите.
– Я честный человек!
– Я верю.
– Я храбр.
– О, в этом я уверена!
– Если так, то испытайте меня.
Бонасиё посмотрела на молодого человека, все еще не решаясь. Но в его глазах было столько огня, в голосе такая уверенность, что она не могла противостоять увлечению довериться ему. Впрочем, она была в таких обстоятельствах, когда нужно бывает рисковать всем и на все. Королева погибла бы также от чрезмерной осторожности, как и от слишком большого доверия. Притом надо признаться, что невольное чувство расположения к этому молодому покровителю придало ей решимость высказаться.
– Послушайте, сказала она: – я соглашаюсь с вашими убеждениями и уступаю уверениям вашим. Но клянусь вам Богом, что если вы мне измените, и враги мои простят меня, то я убью себя и обвиню вас в моей смерти.
– А я, клянусь вам Богом, сказал д’Артаньян, – что если я буду схвачен во время исполнения приказаний, которые вы мне дадите, то я умру, прежде чем сделаю или скажу что-нибудь могущее вредить чьей-нибудь чести.
Тогда она доверила ему ужасную тайну, часть которой он узнал случайно прежде перед Самаритянскою церковью.
Это было их взаимное объяснение в любви. Д’Артаньян сиял радостью и гордостью. Тайна, которою он обладал, женщина, которую он любил, доверенность и любовь – делали его исполином.
– Я еду сейчас же, сказал он.
– Как, вы едете! сказала Бонасиё, – а ваш полк, а капитан?
– Клянусь, вы заставили меня забыть обо всем этом, любезная Констанция; да, вы правы, мне нужен отпуск.
– Еще препятствие, шептала Бонасиё.
– О, не беспокойтесь, я его одолею, сказал после минутного молчания д’Артаньян.
– Как это?
– Я пойду сегодня вечером к де-Тревилю и поручу ему выпросить для меня эту милость у зятя его Дезессара.
– Теперь о другом деле.
– О каком? спросил д’Артаньян, – видя что Бонасиё затруднялась высказаться.
– Может быть, у вас нет денег?
– «Может быть» лишнее, сказал д’Артаньян, улыбаясь.
– Так возьмите этот мешок, сказала Бонасиё, – открывая шкап, и вынимая оттуда мешок, который полчаса назад так любезно ласкал ее муж.
– Мешок кардинала! сказал с хохотом д’Артаньян, который, подняв половицы пола, не проронил ни слова из разговора торговца с его женой.
– Да, мешок кардинала, отвечала Бонасиё: – Видите, что он имеет почтенную наружность.
– Право, вдвое веселее спасти королеву за деньги кардинала.
– Вы любезный и милый молодой чёловек, сказала Бонасиё; – поверьте, что королева не останется неблагодарна.
– О! я уже чрезмерно вознагражден. Я вас люблю, и вы позвольте мне сказать вам это. Чуть больше счастья, чем я мог надеяться.
– Тише! сказала Бонасиё дрожа.
– Что?
– На улице говорят.
– Это голос…
– Моего мужа. Да, я узнала его!
Д’Артаньян побежал к двери и запер ее на задвижку.
– Он не войдет, пока я не уеду, сказал он, а когда я уеду, вы отворите ему.
– Но я должна бы тоже уйти. А как же оправдать пропажу денег, если я останусь!
– Вы правы, нужно уйти.
– Как уйти? Он увидит, когда мы выйдем.
– В таком случае нужно пойти ко мне.
– Вы говорите это таким голосом, что мне делается страшно.
Бонасиё сказала эти слова со слезами на глазах.
Д’Артаньян видел эти слезы и смущенный, растроганный бросился к ее ногам и сказал:
– У меня вы будете безопасны, как в храме, даю вам в том слово дворянина.
– Пойдем, сказала она, – я доверяюсь вам, мой друг.
Д’Артаньян осторожно отодвинул задвижку, и оба, легкие как тени, скользнули чрез внутреннюю дверь в коридор и вошли без шуму по лестнице, в комнату д’Артаньяна.
Войдя к себе, молодой человек запер для верности дверь; они подошли оба к окну и через щелку ставни увидели Бонасиё, разговаривавшего с человеком в плаще.
Увидев человека в плаще, д’Артаньян вскочил и обнажив до половины шпагу, кинулся к двери.
Это был Менгский знакомец.
– Куда вы, сказала Бонасиё, – вы погубите нас!
– Я поклялся убить этого человека, сказал д’Артаньян.
– Ваша жизнь теперь не принадлежит вам. Именем королевы запрещаю вам подвергаться опасности кроме опасности путешествия.
– А своим именем вы ничего не приказываете?
– Своим именем я прошу вас об этом, сказала Бонасиё с сильным волнением. Но послушаем; кажется, говорят обо мне.
Д’Артаньян приблизился к окну и приставил ухо.
Бонасиё отворил дверь и увидев, что в комнате пусто, возвратился к человеку в плаще.
– Она ушла, сказал он, – она верно возвратилась в Лувр.
– Вы уверены, отвечал незнакомец, – что она не подозревала с каким намерением вы ушли?
– Уверен, отвечал Бонасиё с самодовольством; это женщина очень посредственного ума.
– Гвардейский кадет дома?
– Не думаю; как видите, ставня закрыта и в щели не видно света.
– Все равно, надо бы в этом увериться.
– Как же?
– Постучать в дверь.
– Хорошо, постучите.
– Я спрошу у его слуги.
Бонасиё вошел в свою квартиру, прошел через ту дверь, через которую только что прошли наши беглецы, дошел до дверей д’Артаньяна и постучался.
Никто не ответил. Планше на этот вечер был отпущен к Портосу. Д’Артаньян не издал никакого знака.
В ту минуту когда Бонасиё постучал пальцем в дверь, у обоих молодых людей забились сердца.
– Там никого нет, сказал Бонасиё.
– Все-таки войдем к вам; мы будем там безопаснее чем на пороге.
– Ах, Боже мой, прошептала Бонасиё, мы ничего не услышим.
– Напротив, сказал д’Артаньян, – мы услышим еще лучше.
Д’Артаньян поднял три или четыре доски, которые делали из его комнаты Дионисиево ухо, разостлал ковер на полу, встал на колени и сделал знак Бонасиё наклониться к отверстию как он.
– Вы уверены, что никого нет? сказал незнакомец.
– Я отвечаю за это, сказал Бонасиё.
– И вы думаете, что ваша жена…
– Возвратилась в Лувр.
– Не говоривши ни с кем кроме вас?
– Я уверен в этом.
– Это важный вопрос, понимаете?
– Да; следовательно, новость, которую я вам сообщил, имеет значение…
– Очень большое, любезный Бонасиё, я не скрываю от вас этого.
– Так кардинал будет доволен мной.
– В этом я не сомневаюсь.
– Великий кардинал!
– Вы хорошо помните, что в разговоре с вами ваша жена не произнесла ни одного собственного имени?
– Кажется, что нет.
– Она не назвала пи г-жу де-Шеврёз, ни господина Бокингема, ни госпожу Верне?
– Нет, она говорила только, что хотела послать меня в Лондон в интересах одной знатной особы.
– Изменник! прошептала Бонасиё.
– Молчите, сказал д’Артаньян, взяв ее за руку.
– Вы сделали очень глупо, продолжал человек в плаще, что не притворились, будто берете на себя поручение; письмо было бы у вас! Государство, безопасности которого угрожают, было бы спасено, а вы…
– А я?
– А вам кардинал дал бы дворянскую грамоту.
– Он сказал вам это?
– Да, я знаю, что он хотел сделать вам этот сюрприз.
– Успокойтесь, сказал Бонасиё, – жена моя обожает меня, и время еще не ушло.
– Глупец! прошептала Бонасиё.
– Молчите, сказал д’Артаньян, сжимая крепче ее руку.
– Как, время еще не ушло? спросил человек в плаще.
– Я пойду в Лувр, спрошу госпожу Бонасиё, скажу ей, что передумал и принимаю поручение, возьму письмо и побегу к кардиналу.
– Хорошо, спешите; я возвращусь скоро, чтобы узнать об успехе вашего дела.
Незнакомец вышел.
– Бесчестный! сказала Бонасиё, относя это прозвание к своему мужу.
– Молчите, повторил д’Артаньян, сжимая еще крепче ее руку.
Ужасный крик прервал разговор д’Артаньяна и г-жи Бонасиё. Муж ее, заметив похищение мешка, кричал: воры! воры!
– О, Боже мой! сказала Бонасиё, – он созовет весь квартал.
Бонасиё долго кричал; но как подобные случаи бывали нередко, и репутация дома торговца была с некоторого времени не очень хорошая, то никто не пришел на крик. Видя это, он вышел на улицу, продолжая кричать и слышно было по голосу, что он ушел по направлению к улице Бак.
– Так как он ушел, то теперь пора и вам идти, сказала Бонасиё; будьте смелы и главное благоразумны и помните, что вы принадлежите королеве.
– Ей и вам! сказал д’Артаньян. Будьте покойны, прекрасная Констанция, я буду достоин ее признательности; но буду ли я по возвращении достоин вашей любви?
Яркий румянец на щеках был на это ответом.
Через несколько минут д’Артаньян вышел, закутанный в большой плащ, из-под которого виднелись ножны длинной шпаги.
Бонасиё следила за ним глазами так долго, как обыкновенно следит женщина за любимым мужчиной; но как только он исчез на углу улицы, она упала на колени и сказала:
– 0, Боже, спаси королеву, спаси меня!
III. План путешествия
Д’Артаньян пошел сейчас же к де-Тревилю; полагая, что кардинал через несколько минут будет извещен обо всем через проклятого незнакомца, по-видимому, его агента, д’Артаньян основательно думал, что не должен терять ни минуты.
Сердце молодого человека было переполнено радостью. Случай, представлявший ему приобретение славы и денег, с самого начала порадовал его сближением с обожаемою им женщиной, так что этот случай представлял ему большее счастья, чем он желал.
Де-Тревиль был в зале с своею обыкновенною свитой дворян. Д’Артаньян, который был в доме коротко знаком, прошел прямо в кабинет и велел сказать ему, что ожидает его по важному делу. Он пробыл там не больше пяти минут, как де-Тревиль вошел. При виде радости на лице молодого человека достойный капитан сейчас же догадался, что действительно у него была какая-нибудь новость.
Во все время дороги д’Артаньян думал, довериться ли де-Тревилю, или только просить у него открытый лист по секретному делу. Но де-Тревиль был всегда так хорош с ним, так предан королю и королеве и так искренно ненавидел кардинала, что он решился сказать ему все.
– Вы меня звали, молодой друг мой, сказал де-Тревиль.
– Да, капитан, и надеюсь, вы извините меня, что я вас потревожил, когда узнаете о каком важном деле мне нужно поговорить с вами.
– Говорите.
– Дело идет ни больше ни меньше, как о чести, а может быть, и о жизни королевы, сказал д’Артаньян, понижая голос.
– Что вы говорите? спросил де-Тревиль, осмотревшись кругом и обратив вопросительный взгляд на д’Артаньяна.
– Я говорю, что случай открыл мне тайну.
– Которую вы сохраните, молодой человек, я надеюсь, хотя бы это стоило жизни.
– Но я должен открыть ее вам, капитан, потому что вы одни можете оказать мне помощь в исполнении поручения, данного мне от ее величества.
– Это ваша тайна?
– Нет, капитан, это тайна королевы.
– Уполномочены ли вы от ее величества доверить ее мне?
– Нет, капитан, мне предписано напротив строжайше хранить эту тайну.
– Зачем же вы хотите изменить ей в отношении ко мне?
– Потому что без вас я не могу ничего сделать и потому что я боюсь, чтобы вы не отказали мне в той милости, о которой я хочу просить, если не будете знать, с какою целью я прошу.
– Сохраните вашу тайну, молодой человек, и говорите, чего вы хотите.
– Я желал бы, чтобы вы попросили для меня у господина Дезессара отпуск на пятнадцать дней.
– Когда?
– В эту же ночь.
– Вы уезжаете?
– Я еду по поручению.
– Можете ли вы сказать мне – куда?
– В Лондон.
– Имеет ли кто-нибудь интерес в том, чтобы вы не достигли своей цели?
– Я думаю, кардинал дал бы все на свете, чтобы помешать мне успеть в этом деле.
– И вы едете одни?
– Один.
– В таком случае вы не доедете в Бонди, поверьте слову де-Тревиля.
– Отчего же?
– Вас убьют.
– Я умру, исполняя свой долг.
– Но поручение ваше не будет исполнено.
– Это правда, сказал д’Артаньян.
– Поверьте мне, продолжал де-Тревиль, – что в предприятиях такого рода нужно быть четверым, чтобы приехать одному.
– Да, вы правы, капитан, сказал д’Артаньян; – но вы знаете Атоса, Портоса и Арамиса и знаете, могу ли я ими располагать.
– Не доверяя им тайны, которой я не хотел знать.
– Мы поклялись однажды навсегда в слепой доверенности и беспредельной преданности друг другу; впрочем вы можете сказать им, что вполне доверяете мне, и они не будут недоверчивее вас.
– Я могу послать каждому из них отпуск на пятнадцать дней, вот и все; Атосу, страдающему постоянно от раны, к Форжеским водам, а Портосу и Арамису для сопровождения ах друга, которого они не хотят оставить в таком болезненном положении, Выдача отпуска будет служить доказательством, что я позволил им ехать.
– Благодарю, капитан, за вашу беспредельную доброту.
– Найдите их сейчас же и чтобы все было сделано в эту же ночь. Да напишите прежде просьбу к господину Дезессару. Может быть, по следам вашим дел шпион и посещение ваше, известное в таком случае кардиналу, примет законный вид.
Д’Артаньян написал просьбу, и де-Тревиль, взяв ее из рук его, дал слово, что раньше двух часов утра четыре отпуска будут доставлены в квартиру путешественников.
– Сделайте одолжение, пошлите мой отпуск к Атосу, сказал д’Артаньян. Я боюсь иметь неприятную встречу у себя дома.
– Будьте покойны, прощайте, счастливого пути.
– Да, кстати, сказал де-Тревиль.
Д’Артаньян воротился.
– Есть ли у вас деньги?
Д’Артаньян постучал по кошельку, бывшему у него в кармане.
– Довольно? спросил де-Тревиль.
– Триста пистолей.
– Хорошо, с этим можно уехать на край света. Ступайте.
Д’Артаньян поклонился, де-Тревиль протянул руку, которую он пожал с уважением и признательностью. С самого приезда в Париж он не мог нахвалиться этим превосходным человеком, считая его всегда достойным уважения, честным и великим.
Оттуда он пошел прямо к Арамису, которого не видал с того знаменитого вечера, когда преследовал г-жу Бонасиё. Всякий раз, когда он его видал, он замечал на лице его выражение глубокой печали.
И в этот вечер Арамис сидел мрачный и задумчивый; д’Артаньян начал допрашивать его о причине этой глубокой задумчивости; Арамис сказал, что причина эта – комментарий на 18-ю главу Св. Августина, который он должен был написать по латыни к будущей неделе, и что это очень озабочивало его.
Друзья поболтали еще несколько минут, как пришел слуга де-Тревиля с запечатанным пакетом.
– Что это такое? спросил Арамис.
– Отпуск, которого вы просили, отвечал слуга.
– Я не просил отпуска.
– Молчи и бери, сказал д’Артаньян. – Вот вам пол-пистоля за ваши труды, мой друг; скажите г. де-Тревилю, что Арамис искренно благодарит его. Ступайте.
Слуга поклонился чуть не до полу и вышел.
– Что это значит? спросил Арамис.
– Возьми что тебе нужно для двухнедельного путешествия и иди за мной.
– Но мне нельзя оставить Париж теперь, не зная…
Арамис остановился.
– Что с ней сделалось, не правда ли? продолжал за него д’Артаньян.
– С кем? спросил Арамис.
– С женщиной с вышитым платком, которая была здесь.
– Кто тебе сказал, что здесь была женщина? спросил Арамис, побледневший, как смерть.
– Я видел ее.
– А ты знаешь, кто она?
– По крайней мере догадываюсь.
– Послушай, сказал Арамис: – так как ты много знаешь, то не знаешь ли, что сделалось с этой женщиной?
– Я думаю, что она возвратилась в Тур.
– В Тур? да, это так; ты ее знаешь. Но как же она уехала в Тур, ничего не сказавши мне?
– Она боялась, чтоб ее не арестовали.
– Почему же она не писала ко мне?
– Потому что боялась подвергнуть тебя опасности.
– Д’Артаньян, ты возвращаешь мне жизнь. Я думал, что она презирает меня и изменила мне. Я был так счастлив, когда увиделся с ней! Я и не воображал, что для меня она рискует своей свободой, а иначе зачем же ей было приезжать в Париж?
– За тем же, зачем мы сегодня едем в Англию.
– А зачем это? спросил Арамис.
– Ты это узнаешь после, Арамис, а теперь позволь мне остаться скромным, как девушка.
Арамис улыбнулся, вспомнив сказку, которую он рассказывал однажды вечером своим друзьям.
– Ну, если она уехала из Парижа и ты в этом уверен, д’Артаньян, то меня ничто здесь не удерживает; я готов следовать за тобой. Ты говоришь, что мы отправляемся?
– Теперь к Атосу и если ты хочешь идти со мной, то прошу поторопиться, потому мы и то уж много времени потеряли. Да скажи Базену…
– Базен едет с нами? спросил Арамис.
– Может быть. Во всяком случае не худо, если бы он проводил нас теперь к Атосу.
Арамис позвал Базена и приказал ему идти вместе с ними к Атосу. Потом Арамис взял плащ, шпагу и три пистолета и открыл несколько ящиков, думая найти там какие-нибудь завалившиеся пистоли. Но когда убедился, что поиски его напрасны, то пошел за д’Артаньяном, думая о том, как это гвардейский юнкер знал, также как и он, кто была женщина, которую он у себя принимал и знал лучше его, что с ней после случилось.
Выходя, Арамис положил руку на плечо д’Артаньяна, пристально посмотрел на него и сказал:
– Ты ни с кем не говорил об этой женщине?
– Решительно ни с кем.
– Даже с Атосом и Портосом?
– Ни слова.
– Это хорошо.
Успокоившись на счет этого важного дела, Арамис продолжал путь вместе с д’Артаньяном и скоро они пришли к Атосу.
Они нашли его с отпуском в одной руке и с письмом де-Тревиля в другой.
– Не можете ли вы объяснить мне, что значит отпуск и письмо, которые я получил? спросил удивленный Атос.
«Любезный Атос! Зная, что здоровье ваше расстроено, я согласен, чтобы вы отдохнули две недели. Поезжайте на воды Форжеские, или другие, по вашему усмотрению, и выздоравливайте скорее.
Преданный вам Тревиль».– Отпуск и письмо значат, что ты должен следовать за мной, Атос.
– К Форжеским водам?
– Туда, или куда-нибудь.
– По службе короля?
– Короля, или королевы, мы служим их Величествам.
В эту минуту вошел Портос.
– Черт знает, что за странности, сказал он, – давно ли это в роте мушкетеров дают отпуск тем, кто его не просит?
– С тех пор, сказал д’Артаньян, как у них есть друзья, которые за них просят.
– А, сказал Портос, – тут, кажется, есть что-то новое.
– Да, мы едем, сказал Арамис.
– Куда? спросил Портос.
– Право, я об этом не знаю, сказал Атос, – спроси у д’Артаньяна.
– В Лондон, господа, сказал д’Артаньян.
– В Лондон? спросил Портос. – А что мы будем делать в Лондоне?
– Этого я не могу сказать вам, господа, вы должны довериться мне.
– Но чтобы ехать в Лондон, нужны деньги, прибавил Портос, а у меня их нет.
– И у меня нет, сказал Арамис.
– И у меня нет, сказал Атос.
– У меня есть, сказал д’Артаньян, вынимал из кармана свое богатство и кладя его на стол. – В этом кошельке триста пистолей: возьмем каждый по 75 – этого довольно, чтобы съездить в Лондон и обратно. Впрочем, успокойтесь, мы не все приедем в Лондон.
– Отчего?
– Потому что, по всей вероятности, некоторые из нас останутся на дороге.
– Разве мы идем на войну?
– И на самую опасную, предупреждаю вас.
– Вот что! а так как мы рискуем быть убитыми, сказал Портос, – то я по крайней мере желал бы знать, за что.
– Ты от этого ничего не выиграешь! сказал Атос.
– Впрочем, сказал Арамис, – я мнения Портоса.
– Дает ли вам отчет король в своих приказаниях? Нет, он вам просто говорит: господа, в Гасковии или во Фландрии война, идите туда сражаться, – и вы идете. За что? Об этом вы даже и не беспокоитесь?
– Д’Артаньян прав, сказал Атос: – мы все трое получили отпуск от Тревиля и триста пистолей Бог знает откуда. Пойдем на смерть туда, куда велят. Стоит ли жизнь того, чтобы делать столько вопросов? Д’Артаньян, я готов следовать за тобой.
– И я тоже, сказал Портос.
– И я, сказал Арамис, – тем больше, что мне не жаль оставить Париж, мне нужно развлечение.