Наваждение

ПЕРВЫЕ КОНФЛИКТЫ

Костя успел рассмотреть картинки во всех учебниках, сложил книжки в тумбочку стопкой, как научила его добрая тётя, которая сопровождала его весь тот первый и самый трудный день пребывания в детском доме. Как раз, в тот момент, когда в палату ворвались дети, вернувшиеся из школы, он рассматривал яркие картинки в новой, совсем не потёртой, книжке сказок, которую с таким скрипом и под большую ответственность доброй тёти, библиотечная тётка дала ему вместе с учебниками. Но Костя ещё не знал, что такое «под большую ответственность».

– О, у нас новый Буратин! – вдруг поросёнком тёти Нюши, соседки по подворью из старой жизни, завизжал какой-то толстый и очень большой мальчишка, и, с завидным проворством неуклюжего толстого медвежонка, подлетел к Косте, с любопытством заглядывая через плечо, в книжку, которую тот спокойно и с интересом рассматривал, сидя на кровати. Этот толстяк, похожий на поросёнка тёти Нюши, вдруг решил вырвать книгу из рук новичка. Он был намного крупнее и сильнее Кости, и ему удалось ловко выхватить книгу.

– О, дай позырить! Клёво вставляет! Где прибарахлился?! – жизнерадостно завопил толстяк, и принялся небрежно листать книгу, не заботясь о том, что рвёт листы.

В тот момент, Костя и не подозревал, что противостояние между ним и этим, ещё совсем не знакомым, толстым мальчиком окажется долговечным и постоянно проявляющимся в каждый момент малейшей слабости, которую допускал в жизни именно он, Костя. Толстяк мастерски умел пользоваться слабостями противника, но это знание созрело у Кости с годами.

В ту, первую их встречу Костя впервые подрался, яростно отбиваясь от толстяка, всеми фибрами своей неокрепшей души стремясь защитить дорогую сердцу книжку и желая, чтобы его, Костю, наконец, оставил в покое этот юркий жирун.

Книга, до драки, спокойно лежавшая у Кости на коленях, разорвалась почти на две части, отлетев далеко под чужую кровать. Её следовало достать, и толстый мальчишка ждал момента, когда Костя опустится на четвереньки, чтобы дотянуться до порванной книги. Костя почувствовал подвох, и накинулся на толстяка с кулаками. Неожиданно он вспомнил, как старший брат обычно ставил его на колени, и повторил те же действия, изо всех своих силёнок ударив толстяка под коленку ногой, обутой в сверкавший чёрным боком, совсем новенький ботинок.

Острый рант врезался в мякоть толстой ноги противника. От неожиданности, толстяк, взвизгнув поросёнком в очередной раз, как подкошенный, рухнул на четвереньки и завопил, что было мочи, будто его избивали все мальчишки, находившиеся в это время в палате. На шум прибежала воспитательница, та добрая тётя, которая водила Костю по большому и светлому детскому дому с огромными, как ворота, окнами в стенах и множеством волшебных комнат. Тётя терпеливо и увлекательно рассказывала обо всех премудростях, новой жизни. Водила по детскому дому, чтобы ознакомить новичка с правилами и условиями пребывания в этом доме, похожем на дворец сильного рыцаря из тридесятого царства. Этот удивительный дом был совсем не похож на их перекошенную избу в деревне. Он очень понравился Косте и он решил, что обязательно должен был позвать сюда бабушку, когда она вернётся из своих путешествий.

И тётя, водившая его по дому, тоже была очень доброй. Она в библиотеке помогла снова обрести, утраченную на дорогах прошлой жизни, любимую книжку. Он обязательно познакомит её с бабушкой, когда бабушка приедет за ним. В том, что бабушка обязательно его найдёт, Костя ни минуты не сомневался.

– Что у вас тут происходит?! – строго крикнула Тётя, но Костя почему-то знал, что она не будет ругать нового мальчика. Он верил ей, ведь Она была доброй и справедливой королевой тридесятого царства, в которое волей Судьбы попал Костя. Так он решил, когда впервые познакомился с ней. В тот день Костя научился делить события и людей на «плохих» и «хороших». А разорванная книжка пока так и оставалась лежать под кроватью.

– Это он всё. Он дерётся, Фундрик недоструганный! Ой, ой, как больно! – завопил толстяк ещё громче, всё ещё, стоя на четвереньках, растирая грязной рукой ушибленные места под коленками, и тыча в Костю жирным пальцем, перепачканным в чернилах. Костя потрясённо молчал. Он ещё не привык к откровенному вранью и коварству своего первого противника.

– Славик, какого зверя ты сейчас изображаешь?! А, слово-то какое выбрал: Фундрик. Что это слово обозначает? – не обратив должного внимания на нытьё толстяка, вдруг рассмеялась Тётя. Вместе с ней рассмеялись другие мальчишки, окружившие их.

– А, вона, сычом сидит и изображает! – снова ткнул пальцем толстяк в сторону Кости. – Я не зверь, а он – фундрик! Я книжку доставал из-под кровати. Завалилася она туда случайно. Я только посмотреть хотел, а она сама вдруг и завалилася, – снова соврал мальчишка, и опять безжалостно ткнул грязным пальцем в Костю. – Это Фундрик виноватый, шо она завалилася…

– Даже сама завалилась, или от тебя убежала?! – рассмеялась Тётя.

– Не-е, не сама! Этот придур книжку под кровать запулил, и меня сильно покалечил! У меня чёрные синяки будут и температура поднимется! Меня в изолятор надо положить, ножки перебинтить и конфетками покормить!

– Это правда?! – строго спросила Тётя у Кости, не обращая внимания на нытьё толстого мальчишки. Выглядела она немного удивлённой, но строгой. – Ты его ударил?

Костя, молча, опустил голову, и ничего не ответил. Врать он ещё не научился, а признаваться не хотел. Ударил же!

– Видите, видите, он меня, чеснок на полку, ударил, и книжку под кровать запулил по чесноку. Это Фундрик недоструганный сделал, а не я! А вы мине не верите, а мине бо-ольно! Это он драчун фундрячный, а не я! Я хотел только книжку посмотреть, а он полез драться, а у меня чёрные синяки будут под коленками из-за его пиняков! В изолятор меня надо, я – раненый, меня надо усиленно кормить!.. – ещё громче взвыл толстый мальчишка, безжалостно тыча пальцем в сторону Кости, а Костя не мог сообразить, как можно так долго врать. Откуда и слова берутся у этого толстого нытика? Крупные слёзы прозрачными и дрожащими шариками обильно и «честно» покатились по румяному, перепачканному чернилами и грязью лицу толстяка. Наглец, таким образом, старался убедить Тётю в своей правоте. Он, всё ещё, не поднялся с колен и, для большей убедительности, яростно размахивал грязными руками. – Хотите, ща, покажу синяк?! Ща, только штанину задеру!..

– Так, раненый, ты куда лез, до моего прихода? – строго спросила Тётя, обращаясь к толстяку, и, своим неожиданным для толстяка, вопросом, прекращая закатывание штанины и нытьё отчаянного вруна.

– Не-е, я не лез! Это он меня повалил!

– Ого, такой маленький, и повалил такую глыбу?! – весело рассмеялась Тётя.

– Ага, а вы как думали? Это он должен полезть за книжкой, а не я! – уже, совсем нахально, врал, и продолжал «добросовестно» плакать мальчишка. «Искренние» слёзы горохом катились по грязным щекам, а толстяк продолжал размазывать мокрую от слёз грязь по лицу такими же грязными руками, и вскоре лицо нытика превратилось в уродливую маску страшного монстра. Но он же почти и не врал! Подрался же с ним Костя! – Сам же закинул, сам пусть и лезет под кровать! Нечего было у меня книжку из рук шарпать. Я бы позырил, и отдал бы её этому Фундрику…

– Бедненький, в ножку раненный боец! – рассмеялась Тётя, будто, жалея толстяка. Но вдруг лицо её стало серьёзным. – Ты же только, что сказал, что книга сама случайно упала под кровать, и ты полез её доставать. Так, достань, и прекрати паясничать! Или не пролезешь?!

– Не поле-езу, сам пускай ле-езе-ет! – с негодованием взревел вдруг толстяк.

– Ах, ты, бессовестный! – возмутилась Тётя. – Книга – это драгоценный дар. Она нужна вам, чтобы вы, а не кто-то другой, учились познавать мир, который вас окружает. Под кроватью книга однозначно валяться не должна, не место ей там. Доставай её оттуда, Славик, да, поживее! – строго прикрикнула на толстого мальчишку Тётя. Лицо её стало не таким приветливым, даже сердитым и красным, и толстому, неповоротливому, на первый взгляд, Славику, ничего другого не осталось, как встать на четвереньки снова и залезть под кровать, чтобы достать запавшую под неё порванную и растрёпанную книгу. Косте, до боли и чесания в пятке, захотелось изо всех сил снова пнуть новеньким ботинком под толстый зад отчаянного вруна. Тот, как раз, стоял в удобной позе для удачного пинка, и Костя еле сдержал свои порывы.

– Не я кидал эту книжку! Этот Буратин недофундренный первый начал! Пусть сам и лезет! – заупрямившись, неожиданно зло завопил толстяк, сдав немного назад и сделав попытку подняться, но Тётя не смягчила наказания, и толстяк всё-таки достал книгу из-под кровати, но продолжал держать боевой трофей в руках, будто и не собирался отдавать книжку Косте. Костя даже к окну отвернулся, чтобы не пнуть своего обидчика побольнее. Он не хотел видеть, как порванную книжку с особым интересом продолжает рассматривать толстяк.

От злости горячие слёзы навернулись на глаза, когда Костя увидел, во что превратилась новенькая яркая книга сказок, которую он так выпрашивал у сердитой библиотечной тётки всего полчаса назад, но он сдержался, не заплакал. Костя уже знал, что бабушка обязательно поможет ему справиться с неразрешимой задачей. Надо только тихонько позвать её на помощь, а добрая Тётя, зря ругать, не станет и поможет в его беде.

– Я не буду разбираться, кто из вас первый, а кто второй затеял драку. Вы оба порвали книгу, и оба виноваты.

– А чего это я виноватый?! Книжку Фундрик закинул, а я виноватый?!

– Славик, а ты уступать не пробовал?

– А с какой это капусты я должен уступать?! Он первый начал! – бессовестно врал толстяк.

– За то, что не уступили друг другу, оба и будете наказаны. Сейчас Славик пойдёт к умывальнику, и тщательно умоется, а потом берёт тряпку, швабру и ведро с водой. Славик, ты меня услышал?

– Ага… – еле выдавил из себя Славик.

– Протрёшь пол в палате перед тихим часом, понял?! До обеда чтоб успел! Все остальные идут в класс делать уроки. Обед уже скоро, поторопитесь, скоро горн на обед протрубит. А ты, Костя, пойдёшь со мной в учительскую. Там обсудим, что делать с книгой, и с твоим поведением. – они уже почти вышли из палаты, но вдруг Тётя остановилась, обернулась, и пригрозила пальцем толстяку, который что-то шептал остальным мальчишкам, собравшимся в тесный кружок возле него. – Только попробуй своё задание перебросить на кого-нибудь из мальчишек, спать будете в чулане! Стоя будете спать! Ты меня услышал, Славик?

– Ага…

– Занесёшь книжку в учительскую, и приступай к выполнению задания. И помни, будешь строго наказан, если ослушаешься! – пригрозила Тётя толстяку, который так и не выпустил растерзанную книжку сказок из рук.

Толстяк победно расхохотался, услышав последние слова доброй Тёти, и Костя не удержался, набросился на обидчика с кулаками. Он с негодованием вырвал растрёпанную драгоценную книгу из рук растерявшегося противника, напоследок больно ткнул его в бок и, с гордо поднятой головой, отправился вслед за Тётей. Сейчас она казалась ему уже не такой доброй, как полчаса назад. От волнения его даже начало предательски подташнивать, будто он летел в маленьком четырёхкрылом самолёте…

– Я сам понесу свою книжку! – сказал он, догоняя учительницу в коридоре. Она ничего ему не ответила, просто утвердительно кивнула.

В комнате, куда привела Костю Тётя, никого не было. Было тихо и душно, а за огромным, как ворота, окном назойливо жужжала какая-то муха. Сама комната, по понятиям Кости, была невероятно большой, просторной и светлой, но в ней было почему-то очень жарко. В огромное окно уже по-летнему светило яркое солнце, наполняя комнату жаром и ярким светом. Было видно, как пылинки весело плясали в солнечных лучах, и Костя даже зажмурился от неожиданной яркости. Воздух в комнате нагрелся на столько, что дышать было нечем. Здесь было слишком неуютно, и он не спешил войти в эту большую, как их лужайка у школы, в старой жизни, комнату. Огромное пространство яркого света и жаркого воздуха напугали его. Поэтому он и не спешил откликнуться на зов Тёти.

Ещё вчера, когда Костю, в огромном для него, стареньком стёганом ватнике, увозили из деревни, на землю падал мокрый снег, и небо было сплошь покрыто тяжёлыми тучами. Было холодно и сыро, но привычно. Ночевали на вокзале, и он укрылся ватником, когда ложился спать на широкую и жёсткую лавку зала ожидания. Это тоже было привычно. В его «халабуде» не всегда было тепло и мягко. Но здесь, в этой огромной комнате, было слишком жарко, а за окном какие-то волшебные деревья были сплошь усыпаны белыми цветами. Ветер безжалостно срывал и кружил в жарком воздухе лепестки этих цветов, посыпая ими дорожки, будто зима надумала посыпать землю под деревьями пушистым белым снегом. Небо, без единого облачка, сияло синевой, и было так уморительно высоким, будто лето перепутало свою пору.

Тётя будто и не почувствовала жара солнечных лучей. Она подошла к окну и распахнула его настежь, а потом прошла к одному из столов у этого самого, уже открытого окна.

Муха давно перестала жужжать, и куда-то улетела, а в окно залетел жаркий ветер и стал ворошить бумаги на почти пустых столах. За окном громко чирикал воробей, или какая-то другая птица. Косте не хватало терпения разбираться в этом чириканье. Сейчас Тётя будет его наказывать. Надо продумать пути отступления и оценить обстановку…

Костя умел считать. В комнате было три одинаковых и очень странных стола, с множеством выдвижных ящичков. Мальчик никогда таких столов не видел. Ему показалось, что это большие шкафы укоротили наполовину. Он остановился у двери, не решаясь закрыть её и приготовившись удрать, куда глаза глядят, если ему будет грозить хоть малейшая опасность. Тогда он и подумать не мог, что здесь, в детском доме, он поселился на долгие годы учёбы в школе. Он тогда ещё верил, что бабушка обязательно разыщет своего любимого внука, и обязательно приедет, чтобы забрать его обратно в деревню. Там, на самом подворье, есть его «халабуда», там есть, куда спрятаться от неприятностей в страшную минуту. Он с нетерпением ждал приезда бабушки, а пока…

– Ну, что же ты стоишь у двери? – тихо спросила Тётя. Голос её был спокоен, а карие лучистые глаза светились неподдельной добротой. – Иди сюда, малыш. Надо больную полечить, – спокойно продолжала Тётя. Костя оглянулся по сторонам и не увидел никого, кто бы стонал и охал, и кого бы надо было срочно мазать зелёнкой. Это у него, у самого, лицо пылало от кулака того толстого мальчишки. Значит, Тётя будет лечить его. Он не любил зелёнки, и бабушка никогда не мазала его зелёнкой. Она всегда прикладывала тряпицы к ушибленным местам, от чего на следующий день ушибов, как не бывало. Наверное, бабушка передала Тёте, как надо лечить Костю. Сейчас тётя достанет откуда-то бабушкину помятую алюминиевую миску, ленёт в неё настоя какой-то душистой травы, и будет прикладывать тряпицу к лицу Кости, как делала всегда бабушка, когда он прибегал домой с синяками… Это не больно, уверял он себя, но в комнату войти всё же опасался. – Ну, что же ты стоишь у открытой двери? Закрывай дверь, чтобы сквозняк нам не мешал, и иди сюда. Сейчас мы склеим книжку и оставим её сохнуть на солнышке, а вечером ты сможешь её забрать и почитать. Сам сможешь?

– Не-е… – мотнул головой Костя. – Я и так всё знаю… – прошептал он.

– Знаешь, я сегодня дежурю, и смогу тебе почитать совсем новую сказку, если ты сделаешь уроки. Вы делали уроки в школе, в которой ты учился?

– Не-а… – на всякий случай, снова мотнул головой Костя. – А чё то такое, уроки?…

Он несмело прикрыл большую, необычно белую, и очень тяжёлую дверь, и так же несмело приблизился к столу, за которым сидела добрая тётя. Ему было тяжело толкать тяжёлую дверь, чтобы она закрылась. Руки до сих пор чувствовали напряжение, которое испытал мальчишка, чтобы исполнить волю Тёти, а она уже лукаво смотрела на него и улыбалась.

«Биться не будет…» – решил он для себя и вдруг совсем успокоился.

– Ну, что, горемыка, зачем набедокурил? – с доброй улыбкой обратилась к нему Тётя.

– Не-а, я ничего не делал, я читал и картинки смотрел, а он… – упрямо мотнул головой Костя, насупившись, изобразив на лице гримасу злости, и снова сжал кулаки. Так всегда делали его братья, чтобы напугать его…

– Что, и меня побить собираешься? – вдруг весело рассмеялась Тётя, совсем не так, как хотелось Косте, отреагировав на преувеличенно-злое выражение лица ребёнка. И было столько доброты в её смехе, что мальчишка невольно расслабился и разжал кулачки. Он даже попробовал улыбнуться. Ему даже стыдно стало, что Тётя так о нём подумала.

– Не-е… – протянул он, и вдруг более широко и открыто улыбнулся в ответ.

– Книжку не ты забросил под кровать?

– Не-а… – снова насупился Костя и замолчал. Ему вдруг показалось, что ему не поверили, и сейчас крепко поколотят за строптивость и неаккуратность, как всегда поступали братья, когда Костя делал что-нибудь не так, как этого требовали обстоятельства.

– Ну, подойди же поближе, не трусь, давай познакомимся, – примирительно сказала Тётя, и ладонью вверх протянула Косте свою точёную маленькую руку с розовыми мягкими пальцами. Бабушка говорила, что такой жест всегда расценивается, как выражение дружелюбия, даже собаки его понимают, и Костя несмело сделал ещё один шажок по направлению к укороченному шкафу-столу. – Ну, что же ты так меня боишься?! Я же драться не стану! Меня зовут Тамара Андреевна, а тебя – Костя. Правильно я говорю?

– Му-гу… – угрюмо кивнул Костя.

– Я – твоя учительница, и буду учить тебя до пятого класса. В пятом классе у тебя будет много учителей. Сегодня меня в школе подменили, а завтра я буду с вами целый день. И так ещё целых три года, понял?

– Му-гу… – снова мотнул головой Костя в знак согласия, но он совсем ничего не понял из того, о чём говорила Тамара Андреевна. На всякий случай кивнул, чтобы не побили и не наказали. Он решил, что обязательно уедет отсюда, когда за ним бабушка приедет.

– Ну, вот, познакомились, – почему-то с облегчением вздохнула Тётя Тамара Андреевна. Ей тоже тяжело далось знакомство с совсем диким мальчишкой, который был совершенно не знаком с цивилизацией. – Обещай больше не драться, а со всеми своими бедами приходить ко мне. Вместе во всём разбираться будем, ладно?

– Му-гу… – едва кивнул Костя.

– Ну, вот и хорошо. А теперь давай книгу лечить, а то Лидия Петровна нас с тобой сильно ругать будет, и ни одной интересной книжки больше не даст прочитать. Подойди ко мне и смотри, что я буду делать. Тебе это пригодится. Ещё не одну книжку склеишь за свою жизнь.

Они старательно склеили разорванные листы тонкой папиросной бумагой. Даже буквы просвечивались сквозь прозрачность бумаги, и их свободно можно было разглядеть.

Когда прозвучал горн к обеду, книгу положили сохнуть на широком подоконнике, а вечером Тамара Андреевна прочитала одну из сказок из «полеченной» книжки всем мальчишкам из палаты, в которой в ту, самую первую ночь в детском доме, пришлось ночевать Косте. Он не стал напоминать Тёте Тамаре Андреевне про какую-то «новую» сказку. Он тогда ещё свято верил, что скоро вместе с бабушкой вернётся домой в их перекошенную, но такую родную избу, в которой каждый уголок был знаком, где всегда было тепло и уютно. Бабушка его обязательно найдёт и приедет за ним сюда, в этот большой и совсем чужой, незнакомый Косте, детский дом. В этом доме живут такие хулиганы, которые рвут интересные книжки и дерутся. Здесь нет его «халабуды», и негде прятаться от кулаков злых толстых мальчишек, разве, что, под большую тяжёлую тряпку, зашитую в белую простыню на странной железной лавке, которую здесь называли кроватью, и которая противно скрипит при любом движении тела.

Косте удалось уснуть этой первой ночью в детском доме, уже под утро. Ему снилась их старая, покосившаяся от времени и ветров, но такая родная изба, и бабушка в ней. Она совсем и не плакала, а, молча и очень внимательно, наблюдала за ним, утвердительно качала головой, покрытой привычным платком, будто была со всем согласна. Бабушка во сне ласково улыбалась, но не звала и ничего не обещала. Молчала и улыбалась…

ПЕРВЫЙ УРОК

Утром следующего дня, в умывальной комнате тот жирный мальчик брызнул из железной трубки, которую тут называли краном, струёй воды в сторону новичка. Он промазал, а Костя с ловкостью рыси отскочил на безопасное расстояние, но драться с толстяком не стал. Толстяк же показал ему жирный кулак, и драться тоже не полез. После завтрака в большой столовой, за малышами во двор детского дома приехал, остроносый синенький, автобус. Такой же, как оставленный дома игрушечный автомобиль из потрескавшейся и облупившейся от старости фанеры, и тоже синего цвета. Костя в настоящей жизни никогда таких машин не видел. Ему показалось, что старый фанерный автомобиль вдруг увеличился, стал большим-пребольшим и приехал только за ним, Костей, чтобы отвезти его домой, но дети наперегонки полезли в открытую дверь автобуса, оттолкнув новичка в сторону.

В новой одежде, в новых ботиночках, которые поблёскивали из-под наглаженных штанишек, показываясь при каждом шаге своими блестящими бочками, с большим новым портфелем в руках, он последовал за остальными, но свободных «сидячих» мест в салоне автобуса уже не было. Какая-то необычно красивая девочка подозвала его к себе, строго приказала:

– Садись со мной, я тебе место заняла! – И похлопала маленькой ладошкой по свободному месту на двойном сидении. Костя даже оробел – сама королевна из тридесятого царства его усадила рядом с собой! – Я тебя уже видела. Теперь ты всегда будешь моей парой, понял?

Она больше ничего не сказала, но её звонкий голосок всю дорогу звенел в его ушах. Всю дорогу до школы он старательно рассматривал красивую королевну, и последовал за ней, когда дети выпрыгнули из остановившегося автобуса, крича, о том, что приехали. У дверей класса Костя притормозил, испугался, а дети с победными криками, обминая его, вбегали в просторную комнату, сплошь заставленную громоздкими и необычными деревянными столами, шумно бросали портфели на наклонённые поверхности этих странных столов, именуемых партами. Никто из детей даже не взглянул в его сторону. Костя растерянно заглядывал в комнату и не решался войти. Даже та красивая девочка убежала от него, смешавшись с орущей толпой детворы, и Костя не мог найти её среди орущих и дерущихся детей. Дрались между собой, визжали и смеялись все дети в большой комнате, а он остался стоять у двери в одиночестве, слухом иногда вылавливая выкрикнутые в азарте слова. Он снова был совсем один, совсем никому не нужен. Он уже знал, как называются эти наклонные столы, занявшие всё пространство огромной комнаты. Он слышал, как дети называли их партами, а потом и сам догадался.