Отвага, слава и любовь

Лукерья, Явдоха и Маричка пошли к подводе. Кто-то из раненых стонал. Дремавший раненый козак, которого Маричка нашла первым, открыл глаза.

– От девка, одних поляков понаходила, – засмеялась Явдоха. – Двое козаков, шестеро поляков.

– Зараз всех лечить будем, потерпите милые, – сказала Лукерья, – кто может встать, идите к костру зараз и накормим вас, а что ж ты, соколик, бледный такой, еле жив.

– Он, мама, много крови потерял, рана на спине глубокая, я кровь остановила, – Маричка подложила сена под голову драгуна.

– Красавчик, да не выдюжить[17], лишний труд, надо его оставить, не доедет, – заметила Явдоха.

– Не каркай, будем выхаживать, – оборвала ее Лукерья, – не таких на ноги поднимали.

– Ну, ну, лечите, – Явдоха обняла раненого в ногу козака и помогла ему дойти к костру.

– Никола только на выпас коней повел, а она уже козака обнимает, непостоянная ты, Явдоха, девка, – пошутил дядька Иван.

– А что мне, я молодая, а хлопцев – пруд пруди, хочешь козака выбирай, хочешь жовнира. Он Маричка себе драгуна присмотрела, лежит на подводе весь белый, чуть жив.

– Зараз он не враг, Явдоха, он зараз поверженный враг, значит, будем его лечить по законам военного времени, как военнопленного, – заключил дядька Иван. – Садись, хлопец, усаживайся на тулуп, зараз тебе бабы раны намажут. Лечить. Разумеш?

– Джьэнкуэ[18], – ответил на приглашение жовнир, присаживаясь, – ай! – закричал он от неожиданности.

К нему подошла Василина:

– А ну, покажи рану, – она разорвала штанину, – да, осколок в ноге, операцию тебе будем делать, терпи пока. Как зовут тебя? – спросила она молоденького жовнира. – Твое имя?

– Мам на имьэ Радзимиш, – ответил жовнир.

– Сколько ж тебе годков? Лет сколько? – спросил дядька Иван.

– Мам дваджьэшьчя лят[19], – поляк показал дважды обе ладони.

– Двадцать, какой молодой, – сказала Одарка, – а моему Олесю будет тридцать, а сердце матери болит.

– Что ж с тобой делать? – спросила Василина парня. – Зараз самый раз операцию делать, солнце садится, муха спать улетает.

– Вот те раз, и поели кулеша, – сожалел дядька Иван.

– На утро оставлять – потеря времени, – продолжала Василина, – и воспаление может пойти, а там беды не оберешься. Будем доставать, терпи, хлопец. Иван, неси доски, давай, лягай на доски. Явдоха, подержишь его. Лукерья, дай ему питье, баба Одарка, дайте ему что-то в рот, чтоб стиснул зубы.

Лукерья налила жовниру макового отвара, а баба Одарка поднесла стакан горилки.

– На, выпей, легче будет, пей залпом, не задумывайся, – сказала она.

Он послушно глотнул и обжег горло:

– Горжки[20].

– Пей, пей, до дна, – подбодрила баба Одарка.

Парень выпил и откинулся на досках.

Василина кипятила инструмент на костре в соленой воде, а потом пронесла нож над пламенем. Лукерья в это время перетягивала ногу жовнира жгутом.

– Ну, с Богом, Лукерья, держи его, чтоб не убёг, – сказала Василина, вымыв руки горилкой и разрезая рану.

Маричка в это время обрабатывала раны на груди драгуна. Ей очень хотелось посмотреть, как мать и Василина делают операцию, но драгун был в забытьи, перетащить его к костру было проблемно, потому она обследовала его раны, пока садилось солнце.

– Ты ба! Командир, видать, – сказал подошедший дядька Иван, – вишь, какое убранство, наверняка оберст[21] драгунского полка, видел я таких. Плащ дорогой, перчатки и штаны кожаные, бандолет[22] утерял, видно, в сражении.

– Дядька Иван, а чего их драгунами называют?

– У них флажки с драконом, отсель и название. Драгуны приближаются к противнику верхом, потом спешиваются и воюют, как пехота.

– Рана у него на спине глубокая, – сказала девушка.

– Что ж он кирасу[23] не надел? Уберегся бы.

– Видать, не успел, больно быстро наши наступали, – ответила Маричка, протирая раны и смазывая их мазями на лекарственных травах.

– Да, наши соколы молодцы! А Богдан Хмельницкий – славный гетман, так я скажу. Смелую операцию затеял, умную, козаков полегло мало, а враг повергнут. Еще и всю лядськую[24] верхушку в плен взяли. Ихние жовниры отбивались, а Потоцкий с панами сидели в своих каретах, так их всех тепленьких и привезли в козацкий стан. Перевязала? Ну, пускай спит, накрой его тулупом. Пошли к костру, – позвал дядька Иван.

Лукерья и Василина уже заканчивали операцию.

– Глянь, выкатили пули, – показала Лукерья, – зашивай, Василина, конский волос вставь.

– А к чему волос? – спросил Иван.

– То дренаж, чтоб из раны сукровица вышла, – ответила Лукерья.

Жовнир лежал бледный на досках, на лбу выступили капли пота.

– Ну, все, Радзимиш, жить будешь, теперь ему до утра спать не давать, – сказала Василина, вытирая пот со лба жовнира, – дядька Иван, будете его байками развлекать.

Примечания