И уже там, когда уселись они рядышком, как две курицы на одном шестке, старый кладоискатель откровенно преподал молодому претенденту на его лавры:
– Деловой и очень ценный урок на будущее!
Когда Фома развесил уши в надежде постичь главную тайну, всё ещё скрываемую, дедушкой, тот рассудительно произнёс:
– Чтобы наверняка найти клад, нужно, внучок, его сначала хорошенько спрятать!
Потом рассказал немного из своего опыта школьного буфетчика, о том славном времени:
– Когда сами обстоятельства всё решали за него.
Кое-что Фома и сам не забыл из своего школьного прошлого, но о многом мог только догадываться.
И вот теперь для него наступил «Час истины»!
– Все ребятишки рассчитывались на перемене за чай с коржиком или булочкой одной валютой – полтинником, – услышал внук от Гордея Гордеевича. – Возить такую выручку, что ни день доходившую до пуда, в районный центр мне было тяжело и накладно, проще оказалось вносить вместо неё свою собственную заработную плату.
Старик вздохнул.
Но, вовсе не оттого, что вёл себя тогда не так, как полагалось, а скорее, наоборот:
– Ещё раньше нужно было начать такую процедуру заменой драгоценного металла мятыми бумажками.
Хотя и то, что в итоге у него получилось, оказалось лучшим коммерческим результатом за всю долгую карьеру финансового работника Гордея Оглоблина:
– Потому серебро и скопилось у меня в буфете к тому моменту, когда ясно стало про неминуемо грядущую денежную реформу.
А далее уже собственная мысль заставила пенсию и зарплату в купюрах специально вносить за те серебряные монеты, которые ещё числились выручкой за чай и коржики.
– Всё же в тайне была подготовке к денежной реформе только от ротозеев, – открыл ветеран глаза юному собеседнику на их недавнее героическое прошлое. – А предприимчивый народ уже обеспокоился итогами будущего государственного мероприятия.
Одни скупали медные копейки, «двушки» и трёхкопеечные монеты, которые должны были подорожать ровно в сто раз. Другие, вот как Гордей Гордеевич, не забывали заменять деревянными бумажными рублями и железными гривенниками настоящих носителей драгоценного металла с изображением социалистической кузницы.
Вот и в своём школьном буфете, когда приехали ревизоры и специально уполномоченные лица оформлять выручку с учётом реформы, принимавший их Оглоблин без особого сожаления заменил своими бумажными деньгами те кругляши, от которых в будущем можно было ждать компенсации за нынешние потери.
– И когда полтинники с кузнецом окончательно обесценились, я их просто спрятал в нескольких местах, – завершил свою исповедь ветеран школьного общественного питания. – Чтобы потом вернуть себя с лихвой прежние затраты.
– Так скажи, где ещё закопаны остальные монеты? – так и вырвалось у нетерпеливого наследника. – Пора им тоже дать дорогу!
Старик даже прослезился от того, какой верной дорогой идёт по его стопам молодое поколение, но порадовать Фому ничем не мог.
– Больше нет в земле школьного серебра! – заявил он. – Всё мы с твоими родителями использовали!
Поднялся пенсионер с завалинки, снова взялся за гаечные ключи.
– Так что, внучок, ты не ищи напрасно закопанное счастье – в округе никаких серебряных кладов больше точно нет! – и добавит окончательный вердикт такому занятию. – Мы-то с тобой отлично знаем, что другого общеобразовательного учебного заведения у нас в деревне, как не было, так и нет, как и второго школьного буфета!
Сплюнул от досады Фома, вместо того, чтобы поблагодарить родного дедушку за его науку предприимчивости и пошёл прятать в сарай штыковую лопату, приготовленную, было, для дела:
– Что в реальности обернулось лично для него полным крахом!
8
Память не знает границ!
Когда речь идёт о самых важных событиях, случившихся в жизни и судьбе каждого…
…Красная жестяная звёздочка, прибитая сельскими тимуровцами точно так же, как и на доме Оглоблиных, вполне заслуженно и на законных основаниях украшает собой также стену соседнего бревенчатого крестового особняка, принадлежащего уже семье Горобец:
– Потому что здесь тоже провожали на фронт, а потом встречали с войны солдата.
Правда, не с победными майскими залпами столичных салютов, как земляк и сосед Гордей Оглоблин, а гораздо раньше знаменательного мая того памятного завершающего года сражений, вернулся в родной дом Семён Горобец.
Под Сталинградом ранило рядового пехотинца.
В госпитале жизнь ему спасли, в обмен на правую ногу, размозженную вражеской пулей и потому отнятую хирургом до колена.
– Инвалидом войны первой группы, уволенным навсегда из рядов РККА, – отметился он в районном военном комиссариате.
Туда приковылял он на простом деревянном протезе, выстроганном госпитальным плотником из берёзовой чурки и с костылём, всё того же, кустарного производства.
Тогда как обратно ушёл уже не с пустыми руками, а с направлением на конкретную работу:
– Поскольку в качестве пенсионера с мизерным содержанием, не желал сидеть на шее жены и ребятишек.
Так и оказался в правлении колхоза, где предложили дело по душе и по призванию.
– Бери на себя общественную пасеку, – услышал инвалид. – А то там ничего не получается, пока, у баб, заменивших прежнего пасечника, сгинувшего без следа на фронте!
Вот и стал Семён Горобец с той поры очень большим начальником:
– Без малого сто тысяч рабочих пчёл оказалось под его руководством и в годы лихолетья.
Ещё и увеличилась эта армия потом, когда стало медовое производство их коллективного хозяйства:
– Греметь по всему району своими успехами в сдаче государству сладкой продукции, воска, прополиса и всего прочего добра, исходившего от обитателей ульев.
9
Нет ничего надёжнее, чем профессия, переданная по наследству!
…Непросто получилось у инвалида войны Се6 мёна Горобца освоиться в новом для него деле.
Но помогли его умелые руки, усидчивость и хорошая память на советы, полученные у других, самых опытных пчеловодов.
А ещё, постоянными помощниками бывали у фронтовика на пасеке его чада и домочадцы:
– Сначала его сынишка Силуян, а потом и внук Ерёма.
