– Поэтому занимайся. Хорошенько занимайся. Не печалься, когда тебя будут наказывать, самым худшим наказанием будет, если тебя отстранят от занятий, Понял?
– Да.
– Молодец. Мы, кажется, уже прилетели.
К самолету подъехал неказистый джип. Валерьяныч уселся на переднее сиденье и кивком указал на заднее.
Машина долго петляла по горным дорогам, пока не уткнулась в ворота в длинной бетонной стене, на которой старинной вязью было выведено «Спортивная база цирковых аттракционов». И немного ниже «Частное владение. Вход воспрещен».
К машине подошли двое парней с дубинками. Увидев Валерьяныч, они посторонились. Ворота сдвинулись, и машина въехала во двор.
Лагерь расположился на сухом выжженном солнцем каменистом плато. Оно представляло собой почти правильный круг, диаметром около двух километров. Внутри были разбросаны одноэтажные строения с зеркальными крышами для сбора солнечной энергии, и кругом ни деревца, ни кустика. Мимо них пробежала группа молодых людей. Двигались они в полном изнеможении. На лицах их лежала плотная маска пыли, изредка пробиваемая дорожками пота.
Максим и Валерьяныч прошли в небольшой двухэтажный особнячок у ворот, поднялись на второй этаж и вошли в комнату, наполненную благодатной кондиционированной атмосферой. Там в кресле, задрав ноги на стол, сидел человек и читал журнал. Увидев их, он отложил журнал в сторону и оказался мужчиной лет сорока с небольшим, с подтянутой спортивной, но слегка уже начавшей полнеть фигурой.
– Привет, – сказал он и кивнул на кресла.
Они сели.
– Этот парень, – сказал Валерьяныч, – будет заниматься у тебя, Боб.
Тот скривился.
– На каких помойках ты ухитряешься откапывать подобных типов?
– Боб, этот парень, что надо.
– У этого парня на лбу написано, что последние пять лет он питался отбросами.
– Это не важно.
– Грешно опустошать дома престарелых. Я уверен, что этот парень видел Ленина.
– Ему еще нет тридцати восьми.
– Силы небесные! – возмутился Боб. – То ты мне подсовываешь сосунков, то дряхлую сорокалетнюю развалину!
– Я никогда не поставлял тебе плохой товар, – с достоинством сказал Валерьяныч. – Если этот рейнджер тебе не нравится, Борис Палыч, я могу отдать его Алексу. Он мне только спасибо скажет. Пошли, Максим.
Они поднялись.
– Эй, подождите! – крикнул им вдогонку Боб.
Они остановились у двери.
Боб с трудом поднялся с кресла и подошел к ним. Его чудовищно гипертрофированный живот колыхался при каждом шаге.
– Разденься, – сказал он Максиму.
Тот снял сорочку.
– Раздевайся догола.
Боб долго рассматривал его икры и бедра, щупал мышцы живота, помял бицепсы, предложил сесть и постукал молотком по коленной чашечке.
– Говоришь, этот парень из рейнджеров? – переспросил он с сомнением.
Это рейнджер с двадцатилетним стажем, – заверил его Валерьяныч. – Сегодня мне представили его послужной список, – он протянул папку, – этот парень прошел огни и воды и ухитрился остаться живым.
Боб бегло просмотрел папку.
– Можешь одеться, – сказал он и, переведя взгляд на Валерьяныч, показал раскрытую пятерню.
Валерьяныч в ответ показал два пальца.
– Что?! – возмутился Боб. – За эту рухлядь?
– Он стоит гораздо больше.
– Он вообще ни черта не стоит, но из уважения к тебе я даю три.
– Из уважения ко мне ты не дашь и растертой сопли. Он стоит семь, но назови я эту цифру, тебя бы вовсе хватила кондрашка.
– Три с половиной.
– Уж лучше мы попытаем счастья у Алекса.
– Это будет предательство, Валерьяныч, – укоризненно сказал Боб.
– Это не будет предательством, – с достоинством сказал Валерьяныч. – Мы все: и ты, и я, и Алекс, работаем на фирму. И, если фирма обнаружит, у него ребята подготовлены лучше, чем у тебя, а это выяснится в первом же бою, она просто-напросто откажется от твоих услуг и это будет справедливо, ибо ты не умеешь подбирать кадры.
– Нашел же ты, чем удивлять людей, – бросил Боб. – Обычный наемник. Ну и что? Мало ли наших ребят, не умеющих ничего, кроме стрельбы из автомата, бросились на Запад, когда открыли все границы? И кому они были там нужны? Не умея ни работать, ни говорить, ни просто жить в обычном цивилизованном мире… Их стали использовать как пушечное мясо, и тогда весь мир сумел оценить хваленые бойцовские качества нашего простого честного солдата. У меня пол-лагеря таких вот героев.
Помедлив, Валерьяныч сказал:
– Знаешь, чем этот парень отличается от других героев? Тем, что он не герой. Он совершенно не герой. Он не бравый вояка и не спесивый солдафон. Он солдат. Рядовой солдат. Он был, есть и будет солдатом. Знаешь, что меня поразило при первой встрече с ним? Его спокойствие. Он терпелив, упорен и настойчив. Он умудрился двадцать лет пробыть рейнджером во всевозможных «Легионах смерти», у генерала Кондора и полковника Доу, и не получить ни царапины. Ты был когда-нибудь ранен?
– В Бразилии, – ответил Максим. – Отравленной стрелой из сумпитана.
– Ну и как?
– Болел с неделю.
– Вы слышите, Борис Палыч? Неделю, когда одна стрелка размером с мизинец может уложить слона. Нет, меньше чем за семь тысяч я тебе его не отдам.
– Но ты же сказал пять! – возмутился Боб.
– Мне слишком долго пришлось тебя уговаривать. А мое время дорого. Ну как?
