В воздухе опять тянет яблоком, и меня чуть не выворачивает на пол.
Я хочу верить, что Рейес угомонился и уйдет к себе. Что я смогу выплакаться и зализать раны.
Губы и щеки все еще болят после его дубины.
Но небеса ко мне глухи и видимо мстят за то, что я больше не хочу попасть в рай.
Рейес требует, чтобы я легла на спину. В такой позе сложно сзади… или я чего-то не понимаю.
И не хочу понимать, потому что Рейес достает откуда-то сбоку, из кровати что-то блестящее и металлическое. А затем, сдавливая мне одной рукой горло, видимо, чтобы я не сопротивлялась, поочередно пристегивает обе мои руки к прутьям кровати.
Значит, это наручники.
Я замираю, не в силах вдохнуть. Легкие горят.
А он делает то же самое с моими ногами. Распинает меня, как морскую звезду.
И улыбается, как никогда не улыбнется ни один человек.
Страшно. Хищно. Зло. Это не улыбка, а кошмарный оскал.
Против воли все мое тело начинает бить крупной дрожью. А еще его будто печет в тех местах, где взгляд Рейеса меня касается.
Жуткий. Жадный. Плотоядный взгляд.
Он будто примеряется, откуда начать меня есть.
А тени от светильника превращают суровое лицо Рейеса в устрашающую маску.
– Ад совсем близко, чика.
Я не понимаю, кому он это говорит. Мне или скорее себе.
Но он смотрит четко мне между ног. Туда, куда не смотрел ни один мужчина. А за сегодняшний день меня там видели уже двое.
И мне становится невыносимо стыдно, хотя я и пытаюсь прогнать это гадкое чувство.
Я ни в чем не виновата. Я не добровольно лежу перед Рейесом, раскинув ноги. Я никогда бы не дала Рейесу даже посмотреть на себя.
А он опускается на кровать так, что его голова вдруг оказывается у меня между ног. Он все видит, а я не могу ни свести колени, ни закрыться ладонью. По телу ползут ледяные мурашки.
Доктор Хименес же сказал ему, что нельзя. Но, наверное, дьяволу дела нет до слов врача?
Рейес приподнимает меня за бедра и просовывает подушку мне под попу.
– Настоящая боль, чика, это когда ты предаешь себя. Отказываешься от того, во что ты веришь. Скажи, ты меня ненавидишь?
Я ничего не отвечаю. Не знаю, что он хочет услышать. Рейес уже многое мне обещал, если я еще назову его, как он заслуживает.
– Отвечай, – он вдруг резко и ужасно больно сдавливает мне попу.
Боль такая острая, что на глаза выступают слезы.
– Нет, Рейес. Я тебя презираю.
– Тем лучше, чика. Потому что сейчас ты начнешь презирать себя.
И он делает то, что никак не укладывается в моей голове.
***
ДИЕГО
Никогда не представлял, что буду смотреть на женщину с такой ненавистью. И вот смотрю и до тупой боли хочу, чтобы она начала корчиться и извиваться, как многие до нее.
Похер, что она потом с собой сделает. И когда и где это случится, ведь я не хочу ее отсюда выпускать.
Те, кто прекрасно терпят боль, часто ломаются от удовольствия. Они не учились и не умеют противостоять ему. Малейшее искушение валит их с ног.
Зато я учился всему. И когда эта чика станет кусать губы и стонать, я от нее избавлюсь.
Потому что в очередной раз накажу и ее, и себя. Ее – за все. А себя за Клару.
За то, что я смею жить и чувствовать, когда она – уже нет.
Ни выпивка, ни курево не заглушают эту боль. Никогда.
Анхела Рубио еще вчера была девственницей. Вряд ли она мастурбирует. У них в деревне все наверняка живут в одном доме и постоянно находятся друг у друга на глазах. Особо не уединишься.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
