Тюремные истории от женщины, выпавшей из времени

– Постой на атасе, а? Наказать кое-кого хочу.

Рыжая ушла утром на работу. Влезть в форточку для меня плёвое дело, вещи из шифоньера, всё самое дорогое, шапки, шубу, платья и туфли. Что в руки попадалось. Кидаю в окно, Ленка подбирает. Вылазию. Зажигаю. Уходим.

Покуривая у Ленки, в подвале шахтёрского барака, где она и жила. И не только она. Много людей тогда жили в подвалах. Но сейчас не об этом. Смотрю, значит, пакетик с вещами Москва прихватила.

– Зачем?– спрашиваю.

Понимаю, платье красивое, вечернее. Ленка одела, глаз нельзя оторвать.

Из-за него и спалились.

В нашем кругу не принято было заявление писать. Хоть бы что не случилось. Всегда без ментов обходилось. Но Рыжая оказалась не наших кругов и накатала заяву. У Москвы нашли платье, она указала на меня. Всё ясно как белый день. Проникновение. Кража. Поджог.

Ольга Рыжая на следствии просила не наказывать строго, И вообще хотела забрать своё заявление. Короче, я отделалась лёгким

испугом, получив 3 года химии…

От мыслей меня отвлёк какой-то непонятный шум из-за стены соседней камеры. Оказывается у меня была соседка, а в стене между камерами был кабур.

Что такое кабура? Это такая сквозная дырка в стене или в полу, или в потолке. У нас она была такого размера, что можно было с трудом протиснуть сигаретку.

Так я и познакомилась с Любой Оторвой. Видеть друг друга мы не могли, но могли разговаривать, подставляя то ухо, то рот. Люба была очень взрослой, авторитетной, особой. Это был её третий срок. Всё время она сидела за убийство. Подробности я не знаю, это осталось для меня секретом.

В разговоре я призналась, что не хочу выходить в зону, так как боюсь, что меня сразу изнасилуют, сказала, что решила отказаться от работы, и просидеть оставшейся срок в камерной системе, изолированная от этих каблов.

Оторва в ответ смеялась,

– Если что, говори, меня знаешь.

Мои сутки закончились, и по совету моей новой старшей подруги, которая обещала мне поддержку, я решилась выйти в зону. Люба, которая вышла на 3 дня раньше, пришла меня встречать. Она была не одна. С ней пришла её половина, Анжела. Парадокс жизни. Люба оказалась центровым каблом в зоне. И её мнение здесь не оспаривалось.

В том мире где нет мужчин, чувство любви и желание взаимности, не умирают. Женщины создают пары и живут в своём отдельном от всех мирке, где царят свои правила и понятия. Моё понимание, моё воспитание, мои правила и принципы жизненные, всё куда-то рушится. Трудно уложить в голове. Они же целуют друг друга везде? В наших кругах могли спросить, даже с меня, несмотря на то, что я женщина. Если бы я стала пить с ними чифир вместе, мне потом с серьёзными людьми за один стол нельзя бы было сесть. И я честно об этом сказала Оторве. Почти вдвое старше, с высоты своего жизненного опыта, я казалась ей цыплёнком, только что вылупившимся из яйца.

– Поступай как считаешь нужным, посоветовала она мне тогда.

Что такое женская любовь, трудно объяснить.

Бывали случаи когда одна из половин, освободившись раньше другой, раскручивалась на срок, чтобы быть рядом с любимой. А на моих глазах, разыгралась целая трагедия. Таня и Аня.

Слух ходил, что знакомы они ещё с воли. Я точно не знаю, но эта пара всегда привлекала моё внимание. Друг другу под стать. Симпатичные, спортивные, дерзкие. Они держались как-то особняком от всех, не завязывая ни с кем дружбу. Всегда только вдвоём. Будь то танцы, где они очень классно танцевали. Будь то игра в волейбол, или ежедневное построение. Где одна, там и другая.

Ничего не предвещало беды, пока одна из них не стала слишком часто заходить в кабинет нашей новой начальницы отряда, незамужней женщины, слегка шлюховатого поведения, возрастом приблизительно лет тридцати.

Зона – это как маленькая деревня. Три с лишним тысячи женщин, по-любому поводу обожают раздуть слухи и сплетни. А здесь такое событие. Зечка с началкой роман закрутили. Никто не знает правда это или нет, но посмаковать эту новость всем хочется. Языки чешутся.

Слово – это очень грозное оружие. Слово может вылечить, а может и убить. В этой истории всё закончилось печально. После громких выяснений, драк и скандалов, одна из них, в порыве гнева, воткнула своей подруге в глаз маникюрные ножницы. Глаз вытек…

Несмотря на то что Тернопольская зона была, как бы, строгого режима, режим там абсолютно отсутствовал. В этом лагере правили зэчки, руководили зэчки, строили зечки. Дубачки лишний раз старались вообще не касаться. Закрывали на всё глаза. Проходили мимо, видя, что мы толпой сидим бухаем. Или за углом косячок курим. И если вдруг, со стороны администрации какой беспредел, то вся зона выходила на плац. Несмотря ни на национальность, ни на статус. Все как один. Отказывались от работы, от еды, от построения и поверок. Так и добивались своего. Так и жили, пока меня не объявили на этап. Ждала меня другая зона. Куда изначально я должна была попасть. Город Одесса. Первоходка.

Глава 3.

Мое этапное путешествие пришлось на лихие девяностые, в самый разгар путча. Впереди долгая дорога в вагоне Столыпина и неизвестно сколько ещё транзитных тюрем.

Настроение и форма конвоя приводила в ужас. Спрятанные за масками лица, тела закрыты щитами.

Наш поезд двигался своим маршрутом и, вдруг, среди ночи резко затормозил. Я услышала выстрелы. Потом начали кидать, что-то тяжёлое, а зеки вдруг стали раскачивать вагон. Мне было ужасно страшно.

Я скрутилась в клубочек, забилась в уголок своего тройника. Что же будет дальше?

А дальше, устранив беспорядки там, нас вывели из вагона. Посадили в воронок и куда-то повезли. Потом уже я узнала, что это была мужская крытая тюрьма в Ивано Франковске. Так как меня просто некуда было определить, то повели туда, приказав закрыть рот, чтобы никто не слышал женского голоса.

Вот так, по стечению обстоятельств, мне пришлось побывать на крытке. Хочу вам сказать, что тюрьмы, они практически ничем не отличаются друг от друга. Все на один манер. Длинный продол, двери с кормушками. Постовой мне сказал:

– Если ты откроешь свой рот, я тебе руку по самый локоть в горло запихаю. Ты меня поняла?

И захлопнул дверь. Я огляделась по сторонам. В камере был ужасный бардак, на полу валялись бычки, было наплёвано. Как в этом кошмаре ночевать, я и представить себе не могла. Подошла и начала тарабанить в дверь крича:

– Постовой, дай мне веник!

И тут эхом по продолу:

– Бабы!Бабы! Бабы!

Видели бы вы, как этот постовой всю ночь потом на цырлах бегал. Носил мне записочки и всякие ништяки от арестантов.

На мужской крытке мне довелось провести ночь. В соседней камере начали долбить кабур. И если бы меня утром не выдернули на этап, а оставили ещё хотя бы на ночь, то в стене точно бы зияла дыра.

Следующая транзитная тюрьма в Днепре. Женская транзитка и мужская больничка находятся в одном корпусе. Буквально несколько дней назад, здесь погасили бунт. Со слов девчонок очевидцев, и будет рассказана здесь реальная история, как это было.

1990 год. Бунт на Днепровской тюрьме.

Он был запланирован. Только пока зачинщики выдвигали свои требования, взяв в заложники лепилу, (врача) и охрану, основная масса зеков, открывая подряд все двери камер, добралась до женской транзитки.

В хате было четверо. Мать, двое дочек, одной из которых, едва исполнилось 18 лет. И 26-летняя девушка, которая и поведала мне правду. Оля плакала, рассказывая:

– Я даже не знаю, кто эти, мои сокамерницы были. Мы не успели познакомиться, меня буквально только завели с этапа, когда к нам ворвалась толпа безумных мужиков. Они были совершенно неадекватные. Нажравшиеся и спирта, и каких-то медпрепаратов. Ничего не соображали, как первобытные накинулись на женщин.

Оля запрыгнула на верхнюю шконку, выхватила мойку ( лезвие), с криками:

– Не подходите, вскроюсь!

Только это никого не остановило, её за ноги стянули на пол. Оля говорит, что помнит 13, потом она потеряла сознание, а восемнадцатилетнюю девочку затрахали до смерти.

Я слушала рассказ Ольги, и в моей голове начинало что-то шевелиться. Как так? Куда начинают исчезать мои идеалы?

Здравый человек, ведущий за собой толпу, просто обязан был продумать хода бунта. Ведь он в ответе, за жизни человеческие. Как вообще мог случиться такой беспредел? Да ещё и на тюрьме?

И потом, в вагоне Столыпина, моё воображение продолжало рисовать страшные картины бунта на Днепровской тюрьме. А когда я узнала, за что сидела мать с дочерьми, тут я вообще перестала, что-либо понимать. Абсолютно неадекватные вещи.

На вокзале, приглашали жильцов на постой. Потом что-то подливали в еду. Когда человек засыпал, связывали. Лишали не только вещей и денег, но и жизни.

Голый мужчина, связанный , под смех младшенькой, извивался на полу от боли, когда она, растапливая полиэтилен, капала ему на член. Короче, эти три исчадия ада, можно сказать, получили по заслугам. На их совести был не один замученный до смерти человек, которого они потом кусками выносили на мусорник.

Сколько ещё жутких и страшных, совершенно не укладывающихся в нормальном человеческом сознании, преступлений, пройдет перед моими глазами. Сколько раз ещё мысли в моей голове будут меняться? Быть может в замыслы бунта и входило, наказать животных, а Ольга просто попала. Ни в то место, ни в то время. Так бывает. И сейчас пока, я еду в вагоне Столыпина, моя конечная остановка в городе Одесса, где я и добью свой оставшийся срок, пожалуй, расскажу, как я впервые столкнулась с необъяснимым.

1986год. Лето.

Мне было 19, когда я, скрываясь от следствия, сбежала с города и подрядилась пропалывать лук на полях, в близлежащем колхозе. Жили мы в общежитии. Спали на старых, скрипучих с прогнутыми сетками кроватях, которые казались нам вершиной роскоши, после тяжёлого трудового дня на солнцепеке.

И вот как-то ночью, я проснулась от того, что кто-то лёг со мной рядом. Кровать протяжно заскрипела.

– Ну, шутники. Задолбали, – подумала я, что кто-то решил приколоться.

Но вдруг сверху, на меня упала сеть, похожая на рыболовную. Она была как паутина и просто падала ниоткуда, сковывая мои движения. Я хотела закричать, но не могла . Всё во мне, как бы, онемело. Я не могла ни пошевелиться, ни закричать. Страх охватил меня. Ужасный, жуткий, панический страх. Я видела окно напротив, в котором уже виднелись проблески рассвета, осознавая, что это не сон.