Звездный волк. Истории отдела А

Плотная тёмная туча медленно ползла над елями в сторону севера. Подсвеченная снизу жёлтым, выглядела угрожающе, даже лишившись уже части своей силы. Холодный ветер унёс остатки тепла. Я так замёрзла и устала, что выпрыгни из кустов ещё какой-нибудь монстр, уже не поразилась бы и не испугалась. Но никто не выпрыгнул, к счастью, а хозяин главного терема препроводил нас в терем поменьше, третий, оказавшийся на сей раз действительно баней, настоящей, с печью-каменкой, со жбаном кваса, который полагалось плескать на раскалённые камни расписным ковшиком-уточкой!

Я никогда до этого не была в… подобном заведении. Думаю, и Милка – тоже. Не знаю, по правилам мы парились или что-то делали не классическим способом, только выползли оттуда чуть живые, разгорячённые, с ощущением свалившегося с плеч тяжеленного груза. Не зря ж говорят, что все страхи и прочие переживания разом смываются в бане!

И сколько времени прошло? Вроде, совсем немного, а на улице густая тень скрыла лес, собачью будку, и видно было только то, что попадало в свет, льющийся из окон терема. (Светились изящные фонари на стенах, наглухо забранные плафонами. Что там внутри горело, я так и не поняла)

В предбанничке на лавке лежали две простыни, у окошка на столе красовался исходящий паром самовар, пара литровых чашек с блюдцами, расписанных маками, печенье-варенье в вазочках, свежий хлеб, яблоки, лоснящиеся тугими красными боками. Только взглянув на это изобилие, я поняла, насколько проголодалась. Милку тоже дважды звать не пришлось, и мы принялись за трапезу.

– Что делать-то будем? – вопросила подруга, прожевав очередной кусок огромного бутерброда с вареньем. Ей хорошо – калории не откладываются на боках лишним жиром, а вот мне…! Но сегодня решила изменить правилам строгой диеты. Экстремальный день требовал экстремального восполнения энергии.

– В смысле?

– Дрошнев, наверное, уже с конной милицией и собаками округу прочёсывает.

– Думаешь? – Я посмотрела в окно на лес, затянутый непроницаемой мглой. – Как-то быстро стемнело, не находишь?

– И как-то легко мы заблудились! На двадцать метров отошли, и дорога пропала.

– А где были защитнички, когда за нами тот урод гнался? Не слышали? Как мы вопили на весь лес, не слышали? Дед ведь услышал!

– Но Серёга всё равно нас убьёт, – покачала головой Милка. – И будет прав.

– Разберёмся, – буркнула я. – Завтра утром.

– А хозяин не попросит нас отчалить?

– Куда?? В ночной лес, где чудовища бегают?! И одежда у нас мокрая… Нетушки! Я тут останусь, если что. Прикорну на лавочке.

В дверь постучали. Вошёл хозяин в льняной рубахе, вышитой красными стилизованными петухами, таких же изукрашенных штанах.

– С лёгким паром, барышни! – улыбнулся широко, открыто. – Извольте в горницу пройти. Не откажитесь отужинать со мной.

– Как отужинать? – удивилась Милка. – А это что было?

Кивнула на стол с остатками трапезы.

– Это всего лишь чай. После баньки полагается.

Положил на лавку небольшую стопку белья.

– Уж не обессудьте, ничего более подходящего для девиц у меня нет. Но рубахи длинные, вам удобно будет. А к утру и ваше просохнет.

Белоснежные, из натурального льна, вышитые теми же петухами рубахи пахли почему-то мёдом и хвоей. Великоваты оказались. Даже мне, а уж Милка в своей и вовсе выглядела цыплёнком с тонкой шейкой.

Из бани крытая галерея вела сразу в дом. По массивной лестнице с перилами, украшенными резьбой, поднялись на второй – жилой – этаж. (Первый – это склад и погреб, как я поняла). В просторной комнате с большими окнами, с камином, стоял массивный стол, три стула с высокими ажурными спинками, на полу – домотканые половики. И всё, собственно, вся мебель.

В камине горел огонь – для уюта, как пояснил хозяин, стол ломился от яств. Наличествовали блины с икрой, блюдо с жареными тушками каких-то мелких птиц, огромная щука в мозаике овощей, фрукты, соленья, – не скажу рота, но взвод голодных парней накормился бы сполна. А тут мы, всего лишь втроём!..

– А где же ваша хозяюшка? – поинтересовалась я. – Или всё это, – обвела рукой стол, – вы сами?!

– Не сам. Есть у меня помощники. А вот женой не обзавёлся, не довелось. Да и работа такова, что сегодня здесь, завтра – там. Неделями дома не бываю. Какая жена это потерпит?

– Ну, не скажите! – возразила Милка. – Наверное, вы просто не встретили девушку своей мечты.

– Может, и так, – охотно согласился Матвеич.

– А что у вас за работа? – рискнула поинтересоваться я.

Он улыбнулся, глянул лукаво.

– Брожу по лесу, слежу за порядком. Чтобы зверьё не баловало. Сверх установленных рамок.

– А то – что?

– Наказываю.

– Как сегодня? – Милка оставила ложку, положила руки на колени. Охотно верю, что воспоминания о пережитом отбили у неё желание есть.

– И как сегодня – тоже. Я ведь дурака того дважды предупреждал, чтоб вёл себя прилично, а ему, вишь, кровушки восхотелось… Только давайте не будем дурное вспоминать! На ночь глядя.

– Так вы – охотник? Или лесничий?

– Егерь, – пояснил Матвеич, откупорил бутыль и разлил по чаркам – ух, ты, какие я слова вспомнила! – пряно пахнущее малинового цвета вино.

– Мы не пьём. Алкоголь, – с ударением на «а» сказала Милка, но как-то не очень уверенно.

– Это не Алкоголь, – улыбнулся хозяин. – Наливочка. Домашняя. Совсем не крепкая. Пейте смело. Ну? За встречу? – поднял свой бокал.

Наливочка оказалась сладкой, с еле заметной горчинкой, очень приятным букетом и… возбуждающей аппетит. Я думала, что после вполне сытного «чая» не смогу больше ничего съесть… Ага! Сейчас! Всё оказалось настолько вкусным, изысканно вкусным при внешней простоте, что глас разума, постоянно бубнивший об ограничениях, показанных при моей комплекции (как меня тот урод назвал? Сахарная булка? Вот гад!), умер, захлебнувшись голодной слюной.

– Больше не могу! – осоловевшая от еды Милка откинулась на спинку стула. – Спасибо огромное, Михей Михалыч.

От наливочки и обильно поглощённых яств потянуло в сон. В голове приятно шумело, веки слипались. Я изо всех сил старалась не заснуть тут же, в удобном деревянном кресле. Лицом в салате, например.

– Это вам спасибо, девицы. Коли б не вы, некому было бы гостей потчевать ни сегодня, ни завтра. Ни вообще никогда, – Он наполнил свою чару. – Так что за вас, гостьюшки дорогие!

Осушил одним глотком. Закусил виноградиной.

– А теперь к делу. Долг, как известно, платежом красен. Золотых гор и молочных рек не обещаю, но кое в чём подсобить могу. А потому подумайте и изложите, милые, чего бы вам более всего желалось.

– Чего-чего? – захмелевшая Милка непонимающе глядела на Матвеича. – Это вы о чём? Я только спать хочу и ничего больше.

Златоярский Робин Гуд добродушно усмехнулся в усы.

– Ладно, пожалуй. Не время сейчас. Провожу-ка вас в светёлочку, а с утреца сами решите.

– Что решим? – нахмурилась Милка, силясь понять, чего же он хочет?

* * *

Светёлка – маленькая комнатка под самой крышей, куда нас определили на ночлег, оказалась очень уютной. Домотканые половички на полу, белоснежное кружевное бельё на паре кушеток. И опять медовый запах сена.

На узкий подоконник над забранным фигурной решёткой оконцем Матвеич поставил два небольших бокала на ножке, таких, как в рыцарских романах – покрытых узорами чернёного серебра и с круглой крышечкой.

– Задумаете, отопьёте, оно и исполнится, – поклонился с обычной лёгкой усмешкой. – Да буде вам ночь спокойной.

И вышел.

– Исполнится, – Милка сидела, неподвижно глядя в пространство. – Что исполнится?

– А что пожелаешь, то и исполнится, – я чувствовала, что сейчас засну, не успев коснуться головой подушки.

Милка взяла бокал, откинула крышечку, задумалась на секунду и сделала глоток. Потом поставила на место.

– Травой пахнет.

* * *

Спала я в ту ночь без снов и так крепко, что казалось, лишь на миг прикрыла глаза, а в оконце уже сияет солнышко, наполняя воздух розовым сиянием.

На лавочке, аккуратно сложенные, лежали наши пожитки, выстиранные, высушенные, идеально отглаженные. Милкины туфли (с обоими каблуками!) сияли так, словно только сняты с полки бутика. Мои кроссовки, которые больше и не надеялась отмыть от жирной чёрной грязи, стали не просто белыми как изначально, а даже в лёгкую голубизну – таким цветом отливает иней в солнечный день. Но самое интересное, что дверь в светёлку была по-прежнему закрыта, как я помнила, с вечера на засов. Изнутри. А решётка на окошке и вовсе наглухо вделана в стену.

Я пошевелила массивную железяку, потом потянула на себя. Засов противно заскрипел, завизжал.

– Ты чего делаешь?! – поморщилась сквозь дрёму Милка.

– Ничего. Так, проверяю кое-что.

Впрочем, спала я так крепко, что вполне могла не услышать, даже если засов каким-то ухищрением открывается снаружи. Или побывали таинственные дедовы помощники, которых мы так и не увидели?

– Боже, где это мы? – Милка поднялась со стоном, потянулась, села, свесив ноги.

Пока я раздумывала, неспешно приводила себя в божеский вид, она цапнула свои пожитки и выскользнула из комнаты. Через несколько секунд вернулась. Одетая. Хм!

– Иди, что покажу!

В конце галереи, узким коридорчиком, опоясывающем терем над вторым этажом, массивная дверь вела в небольшую комнату. Мебели тут не было, но зато все стены увешаны оружием, об иных видах которого я читала только в рыцарских романах, а кое-что и не смогла определить вовсе. Например, для чего служит тяжеленный шар с тремя цепями и толстенными кольцами на концах оных?

Тут же красовался и лук Робина Гуда. Да не один, а числом три – разных по высоте и массивности. Несколько колчанов со стрелами, длинными, тяжёлыми, с гранёными, острыми, как бритвы наконечниками из серебра. Ну и доспехи для полной комплектации – кожаные, потёртые от частого использования нагрудники, наколенники, несколько пар сапог – высоких, тяжёлых, облегчённых, тёплых и тонких.

– А не простой человек, наш Михалыч! Егерь! И такой арсенал! Подумать страшно, на кого можно с ЭТИМ охотиться! Какие зверушки балуют, что их надо подобными штуками усмирять?!

– Ты зачем сюда полезла?! Кем бы он ни был, это же неприлично – шарить по чужим шкафам.

– Я туалет искала, – обиделась подруга. – А дверь была открыта.

Залаял пёс во дворе, загремел цепью. Хлопнула входная дверь. Кто-то прошёл в дом сильными, тяжёлыми шагами, сопровождаемыми звоном шпор. Мы с Милкой спрятались за резную массивную колонну и осторожно выглянули, краем глаза стараясь разглядеть гостей.

Высокий, широкоплечий, мужчина в меховом плаще, покрытом тающим инеем, прошёл в горницу, кинул на стол перчатки, в каждую из которых свободно поместились бы обе мои руки, а то и Милкины в придачу. Вчерашняя просторная комната сразу стала как-то меньше, высоченные потолки ниже.

– Просежэ, государэ, – Матвеич подвинул ему стул. Мужчина сел, уперев одну руку в колено, вторую положив на стол. Огляделся.

– Тай сарэ дело у лесов? Оборотник скорэ просмертэ? – голос властный, звучный, очень красивый баритон.

– Оборотник тай дэ конец, – ответил Матвеич. – Кануне вэчеру. Та свободнэ дорогу.

– Проходу закрай?

– Эстено, государэ.

– Добре-добре, – кивнул незнакомец.

– Глянь, – шепнула Милка, толкнув меня локтем и указывая на окно. Оттуда виднелась часть двора, где несколько чуть попроще одетых, но таких же рослых, как предводитель, парней удерживали в поводьях лошадей… Лошадей?? Эти звери поначалу только показались похожими на привычных для нас четвероногих, непарнокопытных. Пышные гривы, вытянутые морды, удлиненные спины, – вот и всё сходство. Дополняли облик львиные лапы, змеящиеся драконьи хвосты, а главное – дым из ноздрей! Чудовища выглядели сильными и угрожающе-красивыми, хотя я не рискнула бы не то что покататься на таком, но подойти ближе пятидесяти метров! Коров-то боюсь, а уж этих змеев-Горынычей!..

Один из зверей, самый крупный, всхрапывал недовольно, тряс снежно-белой гривой и, ясное дело, принадлежал господину.

– Странные дела тут творятся. Тонь, а давай выбираться отсюда? И поскорее.

– Ничего не имею против.

Мы осторожно, стараясь, чтобы вдруг не заскрипели ступеньки, спустились по узкой боковой лестнице. Но проскользнуть к выходу из терема незаметно не удалось. Дорогу преградила массивная фигура. Не просто высокая, а… Вобщем, я поднимала взгляд: ноги-ноги-ноги… пряжка ремня, торс, плечи в меховом плаще… – больше двух метров, точно! Против моих полутора. Впечатление незабываемое.

Слегка подняв бровь, великан вопрошающе глядел на нас. Выразительное лицо со светло-карими умными глазами, ниспадающие на плечи тугими кольцами русые волосы. И прядь благородной седины над правым виском.

Милка сориентировалась первой.

– Здрассте! – улыбнулась. – А мы тут… у Михей Михеича в гостях.

– Угу, – поддакнула я. – Плюшками балуемся.

Великан оглядел Милку с ног до головы с явным удовольствием. Вот дикарь невоспитанный! А ещё государь! Или лучше так – «а ещё корону надел!» Ну, короны-то у него нет, только тонкий обруч, коим кудри перехвачены. Но, вроде, золотой по виду. Значит, про корону – можно.

Однако Милка не смутилась и не возмутилась. И не сводила глаз с мужчины. Непохоже на неё! В растерянности? Или испугалась?

– Тай кторэ номэ? – вопросил невоспитанный князь.

– Чего?

– Вроде, имя спрашивает, – подсказала я.

– А! Людмила, – Милка чарующе улыбнулась.

Ну и ну! Флиртует! С иностранным дикарём! Пусть и венценосным.

– Зарна! Ай, зарна купавна! – промурлыкал великан. Милка смущённо потупилась.

Опомнись, дорогая! Что с тобой? Я-то не против, но обстоятельства странноватые для знакомства!

– А можно вас спросить?.. Вы правитель какой страны? Э-э… государэ.

Великан с интересом смотрел на неё, а потом расхохотался, сверкнув жемчужно-белыми зубами.

– Тай зарна! – повторил он с восторгом и одобрением. Подруга зарделась. Похвалу красоте восприняла с достоинством и удовольствием.

С улицы донеслись голоса и протяжный призывный рык. Великан глянул в окно, потом наклонился и крепко поцеловал обомлевшую Милку в губы. Сказал что-то прощально-ободряющее, подхватил перчатки со стола и вышел.

– Вот не понимаю, чего он во мне нашёл? Я ж ненакрашенная похожа на обезьяну, – она попробовала пригладить волосы, кое-где стоявшие дыбом (а нечего с мокрой головой спать ложиться!).

– Ненакрашенная, – возразила я, – ты похожа на саму себя, нормальную, симпатичную девчонку, а не на Шемаханскую Царицу.

– И на каком языке он говорил?..

– На ундарском, – Матвеич, улыбаясь слегка иронично, стоял у лесенки на второй этаж.

– На тарабарском, – буркнула Милка.

– Про подарки-то вы забыли, – Он вручил нам вчерашние серебряные чарки с крышечками. И, предваряя протест:

– Берите-берите! – кивнул. – У меня ещё есть.

Мы вышли во двор. Последнее чудовище с лихим наездником на спине в два прыжка исчезло в туманном лесу. Оттуда донёсся низкий протяжный вой. Ему вторил другой, третий… Потом всё затихло.

Смачно зевнув, Рык уволок свою цепь в будку.

– Это что за монстры были? – я оглянулась на Матвеича.

– Греймы, – пояснил тот. – Очень умные, смелые и благородные звери. Да вы не бойтесь, барышни. Вот вас провожу, проход закрою, и никакое чудовище более не потревожит покой мирных селян. На то егерь и нужен, – улыбнулся широко.

Он вывел нас к еле заметной тропинке, исчезающей где-то в глубинах ельника. Помахал на прощание.

– Доброго пути!

* * *

Некоторое время мы шли молча.

– Вот ты как хочешь, – покачала головой Милка, – а я даже понимать ничего не собираюсь. Какие-то оборотни, лошади-драконы, дед-колдун…

– А ты вчера чего пожелала? – вспомнила о волшебной воде, которую подруга отведала на ночь.

– Помню я что ли? – буркнула та. – Любви, наверное.

– Любви… – кивнула я.

– Тонь, ну… Ну, что ты, в самом деле!

– А Он ведь тебе понравился! И как раз такой, которого ты описывала вчера – умный, благородный. Прынц. Даже не прынц, а король! Или царь? На белом коне, сиречь, грейме. Но грейм – это бонус. А все остальное – в точности. Даже седая прядь.

Милка не ответила, пребывая в угрюмом настроении, шагнула в просвет между деревьями.

Под открытым капотом «ниссана» всё так же возился Дрошнев, на бревне, покусывая хвоинку, сидел Феликс, по светло-голубому небу плыли облачка…

– А! Девчонки! – Серёга вынырнул из недр машины. – Вы уже?.. Феликс, ну-ка давай зажигание.

Здоровяк втиснулся на водительское сиденье, повернул ключ. Мотор довольно заурчал. Мы переглянулись.

– А ты говорила, конная милиция…

– О! – Довольный Дрошнев опустил капот. – Дело мастера боится. Можно ехать.

– Серёжа, – медленно произнесла Милка, – а как долго мы гуляли?

Парень вытер руки тряпочкой. Пожал плечами.

– Минут двадцать от силы. А что?.. О! Магазин нашли? Можно глоток? – я не успела возразить, как он забрал у меня из руки… не серебряную чару, а всего-навсего литровую пластиковую бутылку с этикеткой «минеральная вода «Архыз». И Милка держала точно такую же.

– А мне? – Феликс подскочил было, но она спрятала бутылку за спину.

– Там уже нет ничего.

Дрошнев внимательно нас оглядел. И что-то ему не понравилось. Наш вид, слегка ошарашенный?

– Девочки, а с вами всё в порядке? Может, лучше домой вернёмся?

– Лучше, – кивнула я. – Поехали домой, Серёж.

– Ну, во-о-от! – протянул недовольный Феликс, но Дрошнев цыкнул на приятеля, и тот послушно замолчал.

Почти всю дорогу назад в салоне машины царило молчание. Я пыталась как-то осмыслить происшедшее, найти объяснение. Милка, думаю, тоже. Хотя, кто знает? Может, она думала совсем о другом? Спросила только, не слышал ли кто-нибудь, что есть такой язык – ундарский. Как ни странно, отозвался Феликс. Насчёт языка он не знал, но логично предположил, что именно на нём говорили в Ундарском царстве, некогда – а точнее, какую-то тысячу лет назад! – процветавшем как раз в этих местах. Откуда знает про царство? Так ведь он исторический недавно закончил. Краевед, некоторым образом.

Милка даже чуть смягчилась и глянула на здоровяка с уважением.

А спустя пару дней после неудачного выезда на природу, когда работа и привычный распорядок жизни вновь вернули в русло, успокоив смятение в душах, я пригласила подругу в свой кабинет попить кофейку и на кое-что посмотреть. Милка пришла с коробкой пирожных и лабораторным бланком анализа воды из бутылки. ТОЙ самой.

– Вот, – положила передо мной лист. – Минеральная вода. И ничего более. Никакого волшебства.

Я кивнула.

– А почему ж тогда ты не дала Феликсу напиться?

– Ну… лучше перестраховаться, – пожала она плечами. – А вдруг? А его желания недвусмысленные все на лбу отпечатаны. Зачем их дополнительно провоцировать? И потом, он же для анализа ничего не оставил бы, а как объяснить, для чего анализ?

Она разлила кофе по чашкам, распаковала пирожные.

– А ты успела что-нибудь пожелать?

Я пожала плечами.

– Может, тоже любви? Невольно. А Дрошнев взял и выдул колдовской напиток. И ничего не произошло.

– Дрошнев и без напитка с тебя глаз не сводит. Что тут совершенствовать? Только вот, что я думаю, подруга. Мы живём не в глухом суеверном средневековье. Всему есть или должно найтись научное объяснение. Если оный случившийся факт всё же имеет место случиться.

– Здравая мысль, – согласилась я. – И выражена складно! Как собираешься её применить?

– Единственное наукообразное объяснение, которое приходит мне в голову – это галлюцинация, – она отпила кофе, поморщилась. – Сахар забыла.

– Галлюцинация тебе каблук прибила на место, вручила нам бутылки с «Архызом», влюбила тебя в тысячелетнего царя, мотала нас где-то двенадцать часов и вернула в исходную точку. Пространства и времени.

– Вот именно возврат в исходную точку и свидетельствует, что ничего не было. Просто мы с тобой нанюхались какой-нибудь пыльцы. У меня даже давление поднялось.

– Мне, правда, кажется, что давление – совсем не от пыльцы, – я потупилась, поймав Милкин свирепый взгляд. – Но согласна, что распространяться по поводу наших приключений в ином измерении или веке не стоит. Только хочу, чтобы ты на кое-что взглянула.

Нажала клавишу. На экране компьютера возникло лицо парня лет тридцати. Глубоко посаженные непроницаемые глаза-буравчики, чёрные сальные патлы до плеч, полоска бледных тонких губ.

Милка перестала жевать.

– Проникающее ранение в горло. Несоблюдение техники безопасности на производстве. Дожидается анатомирования где-то у тебя в закромах. Не попадался ещё?

– Нет, – она отложила пирожное. – Ты мне аппетит перебила.

– Неужели? С каких это пор клиенты на тебя впечатление производят и аппетита лишают?

– Это не может быть тот оборотень. Того Михеич убил. Совпадение…

– Конечно, – согласилась я. – Галлюцинация.

Снаружи, со стороны лесочка, раздался непонятный шум. Вообще-то место здесь, на краю города, тихое, и даже говорить громко не положено, учитывая специфику нашего учреждения. Неэтично! Поэтому понятно, что низкий рык с переходом в вой заинтересовал многих, и к окнам прильнули не только мы.

Перед пустынным входом в здание – а охранник наш доблестный где?? – гарцевал (вот интересно, можно ли сказать «гарцевал» в применении к животному с львиными лапами и драконьей задней частью? Но ведь оно же всё-таки немножко конь! Ладно, пусть будет «гарцевал») на белом грейме высокий русоволосый мужчина в развивающемся меховом плаще. Увидел нас – ха! «нас»! Милку! – в окне, улыбнулся радостно.

– Миэла! Зарна моя купавна! – призывно махнул рукой.

«Chercher le loup» – «

Ищи

волка

»

Я всегда любила смотреть на облака. С детства любила. Причём в любой обстановке – в окно, на улице, на ходу… На бегу даже. Сколько раз из-за этого спотыкалась, в лужи падала! Сколько наставлений и укоров типа «ты-когда-научишься-под-ноги-смотреть??!» выслушала! Но…! Не обучаюсь, наверное. Даже разбитые ладони и слегка (?!) перепачканные вещи – невелика цена за волшебное зрелище, сказочное, завораживающее, особенно перед грозой, когда авангардный массив туч клубится фантастическими формами и всеми оттенками цвета от снежно-белого до тёмно-синего, почти чёрного. В такие минуты физически ощущаешь накопившуюся в небесах силу, непостижимую, таинственную энергию, удерживающую в воздухе тонны воды.

Вот и сейчас далеко за озером, над лесом, серо-фиолетовый грозовой фронт изредка вспыхивал молниями, погромыхивал чуть слышно. Я любовалась им сквозь полуприкрытые веки, нежась на горячем песке. Сюда, на пляж пансионата «Лесные озёра», дождь пока не натянуло. Густой влажный воздух уже пропитался запахами грозы, но солнышко ещё жарило вовсю, и мы с Милкой не торопились вернуться в номер.

В этом году с погодой творилось что-то невероятное. Холодный воздух накрыл морские курорты, знаменитые пляжи и прочие популярные места летнего отдыха. Дожди, ветры, штормы разогнали туристов; остались лишь самые стойкие и упорные, коим и непогода не помеха в процессе любования достопримечательностями.

Зато в наших краях царило прямо-таки тропическое лето. Классическое лето с жаркими солнечными днями, синим-пресиним, постоянно – ну, почти постоянно! – безоблачным небом. Народ потянулся на север. Погреться и позагорать. Даже моя дорогая Милка, принадлежащая той самой категории упорных туристов, которым всё нипочём, ежели заранее распланировано, – даже Милка не поехала отдыхать в очередную страну с экзотическим названием. Зато мы вместе сейчас осчастливили своим пребыванием небольшой коттеджный посёлок на берегу живописного озера посреди среднерусских лесов.

– Сейчас я тебе кое-что покажу, – Милка вытащила из цветастой пляжной сумки и пристроила на коленях маленький ноутбук. Розовый! Да ещё и с игривыми серебристыми зайчиками на корпусе. И на клавиатуре.

– Ух, ты! Очаровательная штучка! Подарок?

Подруга бросила на меня мрачный взгляд.

– Неужели я б сама т а к о е купила?!

– А кто? Твой новый?

– Кретин, – буркнула Милка, клацая по клавишам длиннющими ногтями. (Я б не смогла с таким маникюром печатать; поопасалась бы и устройство сломать и маникюр. А Милка ничего, никаких неудобств не испытывает!)

Она задумалась на секунду, потом по-лисьи прищурилась, что означало – у «нового» никаких шансов!

– Нет, я простила бы ему и этот чудовищный дизайн, говорящий о полном отсутствии вкуса, и электромиксер, который в посудомоечной машине постирал… И даже носки количеством три штуки – не пары, а штуки, причём разного цвета! – которые он у меня забыл. Но то, что вымыл голову моим средством для снятия макияжа – это перебор, согласись? Как врач диагностирую кретинизм. Неизлечимо!

– Неужели так серьёзно? – усомнилась я. – Может, простая рассеянность?