– Ну что ты, мама Света. Все хорошо будет, вот увидишь. Ты не представляешь, какая я счастливая.
– Ладно. Не буду себя накручивать. Конечно, все хорошо. Поздравляю тебя еще раз, моя девочка. Мама была бы в восторге… как жалко, что она не видит, какая ты у меня красивая и умная малышка. – ее голос дрогнул, и я на секунду представила ее лицо в этот момент. Представила слезы на ее глазах, и сама расстроилась.
– Не плачь! Ты мне обещала!
– Не буду…не буду. Вот молитву прочту вам в дорогу, валерианки выпью и попробую уснуть. Неспокойной тебе ночи.
– Тетя! – щеки зарделись, но она уже отключила звонок…. Если бы я тогда знала, что слышу ее голос в последний раз, и что через несколько минут начнется мой персональный ад.. я, наверное, говорила бы с ней совсем по-другому. Я бы хотя бы попрощалась.
Походила по номеру туда-сюда и набрала Павлика сама. Он не ответил. А после третьего раза сбросил звонок. Меня учили никогда так не делать… Стало неприятно.
Может, его заставили еще гостей развлекать и так надо по программе? Сиваков этот противный! Тогда почему Паша мне не отвечает? Хорошо… я не буду расстраиваться, я просто его подожду. Он обязательно скоро придет. Павлик любит меня. Я это чувствую. Он ведь сам меня выбрал. Так сказал ведущий у нас дома. И когда мы были на свидании, он сжимал мою руку и гладил мои пальцы. В горле слегка першило от разочарования. Совсем не так я представляла себе первую брачную ночь и не о таком мечтала. Обидно до слез. Но я сегодня у алтаря давала клятву любить его и ждать, быть верной, оставаться рядом в болезни и старости. Поэтому я просто подожду. Такого мужчину, как Павлик, любая бы ждала.
Я сняла халатик и подошла к зеркалу снова… Потянула шпильки из прически, позволяя волосам рассыпаться по плечам и по спине до самых ягодиц. Тетя гордилась моей косой, любовно ее расчесывала и заплетала на ночь, и когда я предлагала ее обрезать, она кричала, что проклянет меня, а я смеялась, но волосы не трогала. Даже когда было совсем туго, и я думала их продать, тетя отговорила меня.
– Как можно отрезать это золото? У меня рука не поднимается. Твои волосы ослепительны, Верочка. Они – это и есть ты сама. Никогда не трогай их. Они твоя гордость. Этот цвет… такого ни у кого нет.
Я провела рукой по волосам и отбросила их назад, тряхнула всей копной, позволяя им струиться по голой спине, и в эту секунду услышала мужской голос позади себя:
– Сними эти белые тряпки! Мне они не нравятся.
Обернулась и вздрогнула от ужаса. Это был не мой Павлик, а тот жуткий человек с раскосыми черными глазами.
Он стоял возле двери, прислонившись к ней спиной и сложив руки на мощной груди, покрытой черной порослью вверху и татуировками, переходящими на плечи. Голый по пояс, в шелковых штанах с низкой посадкой, открывающих его плоский живот почти до самого паха. Ниже опустить взгляд я не решилась, стало нечем дышать. Огромный, как скала. Весь словно отлитый из темной бронзы. Широченные плечи, сильная бычья шея и рельефные накачанные мышцы, перекатывающиеся под лоснящейся темной кожей, как бугрящиеся канаты. Казалось, мужчина занял собой все пространство гостиничного номера. Он может переломать меня пополам одной рукой без особых усилий или свернуть мне шею. И этот страшный взгляд из-под густых черных бровей, который пронизывал меня насквозь еще там на церемонии бракосочетания и потом в зале полной гостей, заставляя покрыться мурашками. Лицо, скрытое до половины бородой, внушало суеверный ужас. Мне никогда не нравились бородатые.
Не знаю, как он проник в комнату. Я ведь закрылась изнутри, а ключи от номера были только у моего жениха.
– Как вы вошли? Убирайтесь немедленно! Кто вы такой?!
Схватила халатик, лихорадочно пытаясь натянуть на себя и прикрыться. Жуткий гость осклабился, сверкая белоснежными зубами, и сделал шаг ко мне, прокручивая между пальцами карточку-ключ. Я все еще думала, это какая-то шутка или ошибка. Может быть, Паша решил так пошутить в нашу первую брачную ночь и сейчас выскочит из-за двери, улыбаясь своей умопомрачительной звездной улыбкой и размахивая смартфоном. Он любил все снимать и тут же выставлять в соцсеть.
– Кто я? – страшная ухмылочка. – Ты будешь называть меня Хан, Птичка.
Тяжело дыша, осмотрелась по сторонам и попятилась к балкону.
– Я закричу, позову охрану. Сейчас сюда зайдет Паша и…и вышвырнет вас! Убирайтесь из моего номера! Вон!
Подошел ко мне и выдернул из моих рук халатик, разодрал его у меня на глазах и отшвырнул в сторону. В нос ударил запах дорогого парфюма и терпкий аромат мужского тела. Он меня пугал. Никогда раньше я не видела полуобнаженного мужчину так близко.
– Сюда никто не придет. Твой Паша особенно. Он проиграл в карты и отдал тебя в уплату долга – МНЕ. Я пришел взять свой выигрыш. Снимай с себя все эти тряпки по-хорошему, залазь на стол и раздвигай ноги. Я голоден и хочу трахать тебя сейчас!
____________________________________________________________
1* Цитата из романа Н.Г.Чернышевского «Что делать?» (прим. автора)
Глава 4
– Вы лжете…, – мой лепет был еле слышен. От ужаса я не могла сказать ни слова. Хан смотрел на меня исподлобья и сделал тяжелый шаг в мою сторону, отодвигая меня к стеклянному столу с шампанским.
– Я не пришел сюда болтать, я пришел трахаться. Закрой рот и откроешь его тогда, когда я разрешу.
Приказной тон, полная уверенность в своем превосходстве. Подавляющая, жесткая. Он явно привык, что ему все подчиняются, а кто не подчиняется, он подчиняет сам. Да так, что кости хрустят. Протянул лапищу и с треском без усилий порвал кружевной лифчик. Я тут же закрыла грудь руками, но он силой сдавил запястья и опустил мои руки по швам. Несколько секунд смотрел мне в глаза своими страшными раскосыми азиатскими глазами, потом опустил взгляд на мою грудь, и я дернулась всем телом. На меня никто и никогда не смотрел без одежды, от стыда и от ужаса хотелось кричать, и я дернулась еще раз, пытаясь освободиться. Хан поднял голову, и у меня дух захватило от этого жуткого похотливого блеска в его глазах. Там жила тьма. Кромешная и беспросветная бездна. У человека не может быть такого взгляда.
– Будешь сопротивляться – я тебя разорву, поняла?
Кивнула и застыла, глядя на него, как кролик на удава, понимая, что чуда не случится, никто не спасет меня. Это все происходит на самом деле. И его слова не были просто угрозой. Скорее, констатацией факта. Он был огромен и мог разорвать меня так же легко, как и мой халатик. Этими ручищами с выступающими жгутами вен и перекатывающимися, вздувающимися мышцами под черной чешуей татуировки. Чтобы не смотреть ему в глаза, я смотрела на этот рисунок – черный тигр с оскаленной пастью и обнаженными в ударе когтями. Страшный, как и его обладатель. Похож, скорее, на машину смерти. А не на человека. Тело спортсмена и качка, все мышцы как живые двигаются под кожей. Он или не вылезал из спортзала или… серьезно занимался спортом, жил им. Если бы я увидела его при других обстоятельствах, я бы восхитилась этой красотой, но не сейчас… сейчас эта сила говорила только об одном – он меня раздавит, размажет и мокрого места не останется. И страшно представить, скольких он уже раздавил. Может, это из-за той розы. Какой же дурой я была, что раздавила ее. Такие люди не терпят обид и оскорблений.
Этот Хан что-то сделал с Павликом… иначе не зашел бы ко мне с этим ключом. Павлик не мог меня проиграть – этот жуткий человек лжет. Я надеялась, что кто-то узнает обо всем, и в номер ворвется охрана отеля. Я все еще верила, что меня кто-то спасет.
Тяжело дыша, смотрела на татуировку, не двигаясь, замерев, сжавшись всем телом. Мускусный запах от его близости усилился, как и жар, исходящий от смуглой кожи. Услышала треск собственных трусиков и тихо всхлипнула. Едва он оставил мои руки, как я молниеносно закрыла грудь и пах.
– Убрала! Ты делаешь только то, что я скажу! Поняла?
Нет, я не понимала. Я ничего совершенно не понимала. Я впала в состояние шока и до безумия боялась насилия и боли. Настолько боялась, что от отвращения, страха и унижения меня тошнило и лихорадило. Взял меня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, но лучше бы я смотрела куда угодно, но только не в них. Они были для меня самым страшным в нем:
– Сегодня ночью я буду тебя иметь, Птичка. Хочешь ты этого или нет. У тебя есть выбор: или делать, как я скажу, и все будет хорошо, или злить меня, и все будет плохо и очень больно. С последствиями. Понимаешь меня? Я, кажется, по-русски говорю.
Он говорил вкрадчиво и с акцентом. Слова звучат правильно, но гласные более растянутые и твердые. Кивнула и снова опустила взгляд на татуировку. Лучше смотреть на тигра. Тогда страх становится абстрактней.
– Я люблю, когда мне в глаза смотрят.
Посмотрела в глаза, изо всех сил стараясь сдержаться и не расплакаться. Его лапа легла мне на грудь, и у меня от стыда подогнулись колени. Я смотрела ему в глаза с мольбой и уже зарождающейся ненавистью от понимания, что все это не шутка, и этот человек собирается сделать то, что сказал. Ущипнул за сосок, подержал грудь в ладони. Не ласково, не нежно, а как-то потребительски, словно ощупывая товар, на который совершенно наплевать.
– Я… я нечаянно уронила ту розу.
– Я редко делаю подарки, Птичка, и очень не люблю, когда их не ценят. И хватит ломаться. Мне начинает надоедать.
Скользнул грубой шершавой ладонью по животу вниз к моим скрещенным ногам, заставив сжать их и судорожно всхлипнуть.
– Ноги раздвинь.
А я не могла этого сделать, физически не могла. Слышала его, понимала, но тело меня не слушалось. Вклинился бедром между моими коленями, и я начала задыхаться, продолжая смотреть в черные дыры его блестящего кровожадного взгляда. Погладил мой лобок, чисто выбритый перед свадьбой, накрыл промежность ладонью, и вдруг я ощутила, как в меня что-то больно врезалось, растянув сухое отверстие. От неожиданности глаза широко распахнулись и наполнились слезами. Это было больно, жутко и мерзко. Хан засунул в меня палец глубже и пошевелил им, а я ощущала, как плотно охватываю его и сжимаю, от чего боль становится еще сильнее. Задыхаясь, застывшим взглядом продолжаю смотреть на татуировку.
– Маленькая, – послышался его хриплый от возбуждения голос, – ты очень маленькая. Девственница. Не наврал слизняк.
Как будто говорит сам с собой. А мне от дискомфорта, стыда и шока хочется умереть, рыдать, биться в истерике, и все тело дрожит, ноги дрожат и подгибаются. Хочется выть и орать, но я его настолько боюсь, что не смею даже слово сказать. Вытащил палец, прекратив пытку, оставив неприятное ощущение жжения и, схватив меня за руку, потянул к своим штанам:
– Развяжи.
– Н..не надо… – стало еще страшнее.
– Развяжи, я сказал!
– Пожалуйстаааа, – очень-очень тихо.
Ладонью ощущаю выпуклую твердость под шароварами, и мне уже не просто жутко, я на грани истерики. И в этом животном нет ни капли жалости, ни капли сочувствия. Он вообще не похож на человека. Даже запах его звериный и дыхание горячее, как у зверя. Дрожащие пальцы потянули тесемки, и шелковые черные штаны, скользнув по сильным бедрам, упали к его ногам. Он переступил через них. Каждое движение грациозно, несмотря на его габариты. Не знаю, зачем я туда посмотрела. Вниз. Ниже живота, с дорожкой черных волос чуть ниже пупка. Не надо было… Надо было закрыть глаза, зажмуриться, не думать ни о чем и не смотреть. Он был огромен везде. У меня перехватило дыхание – ЭТО не могло поместиться в нормальную женщину… а меня он разорвет на части… Из густой черной поросли чуть покачивался, приподнимаясь и доставая до пупка, толстый, полностью обнаженный от крайней плоти, член. Теперь я понимала, почему это животное так сказало. Что разорвет меня… От истерики закрыла глаза, глотая слезы. Инстинктивно дернулась назад, пытаясь освободиться.
– Зачем…зачем я вам? Я еще никогда… не надо, прошу вас. Я боюсь… вы сделаете мне больно.
