Я пить не буду.
Ничего страшного не произойдет.
Ужас. Просто кошмар. Я не понимаю, что движет девушками, когда они одеваются ТАК откровенно. Вроде бы сегодня не Хэллоуин. Но больше половины девчонок одеты так, словно не знают элементарного правила стиля: открывая ноги, закрой грудь. И наоборот.
Хотя Сэм и Эйприл посмеялись бы, озвучь я вслух правила стиля, уверена, они считают, что я одеваюсь безвкусно. Но это только потому что мой гардероб состоит из простых, базовых вещей. Я не дочь богатых родителей.
Я оказалась в Йеле, потому что работала в старшей школе – официанткой, хостес и даже нянечкой. Бралась за любую подработку, чтобы накопить на проживание в кампусе. О дорогой одежде не может идти и речи, и, честно говоря, я не особо в ней нуждаюсь. Наверное, единственное, к чему питаю слабость – это к изысканным украшениям.
Всегда с замиранием сердца смотрю на аккуратные гребни ручной работы на моделях, тонкие браслеты и чокеры, подчеркивающие хрупкость шеи. Иногда делаю их сама из простых материалов – лески, атласа и пуговиц, и даже делала парочку для девочек.
Есть что-то завораживающее в блеске драгоценностей и редких металлов.
Я отгоняю от себя эти мысли, нервно теребя кулон на своей шее. Папа подарил его мне, когда мне исполнилось семь. Джонатан привез его из-за океана, когда вернулся домой, после нескольких месяцев службы.
«Голубоглазый ангел, просто открой этот кулон, если тебе станет одиноко и грустно. Я носил этот кулон в таких местах… о которых не стоит знать маленькой девочке. И знаешь, мне кажется, меня бы сейчас здесь не было, если бы не ты, русалочка моя.» – папа тогда открыл этот кулон, выглядевший для всех как обычная круглая пластина. Но внутри… слева находилась моя фотография крохотного размера, а справа – голубой камень округлой формы, поражающий своим ослепительным сверканием и переливом граней.
С возрастом я все реже открывала или надевала на себя этот кулон. Хранила в шкатулке, где храню все свои украшения, но кладу в потайной отдел, под первым дном. Мало ли. Я до сих пор не знаю, ценна ли эта вещица или нет, да и не хочу знать. Главное, что для меня кулон бесценен. Память о папе.
После того, как он пропал без вести на службе, мы с мамой остались совсем одни. Мне было десять. Я до сих пор помню звуки ее судорожных всхлипов и горькие рыдания по ночам… мне тоже было больно, но мама плакала так, словно потеряла отца навсегда, а я… слишком сильно верила в чудо, и всегда надеялась на то, что его найдут, и папа вернется.
Моих надежд хватило на три года. Именно тогда я поняла, что чуда не произойдет. И папа больше не вернется со службы под Рождество, не оденет костюм Санты, и не проберется в мою спальню, чтобы съесть молоко и овсяное печенье, которое я ему оставила. Он всегда так делал, а я наблюдала за ним, сквозь ресницы. Чувствовала, как он шуршит пакетом с подарками, аккуратно расставляя коробки под елкой. Сдерживала улыбку, когда чувствовала касание его пальцев на своей щеке…
На третье Рождество после того, как он пропал, я получила в подарок Эдварда. Лучший друг отца, вернувшийся с той самой службы живым – многие годы он «утешал» мою маму. Я была слишком маленькой, и не могла понять, что между ними происходит, пока он не переехал в наш дом. Эдвард установил в нашем доме особые правила. Генерал Армии сухопутных войск, деспотичный, опасный мужчина… я не понимала, как мама могла выбрать его. Война на Ближнем востоке отразилась на его психике. Наверное, мама сходила с ума от одиночества, а он был слишком настойчив…
Я знаю, знаю это на себе. Каким настойчивым может быть Эдвард.
Некоторые правила Эдварда, мама так и не узнала. Он никогда не делал этого при ней.
И он никогда не заботился обо мне по-настоящему. Я была лишена всего: материальной поддержки (Эдвард был далеко не бедным человеком, но мы с мамой понятия не имели, куда уходили его деньги), отцовской заботы, нежности и любви. На смену этим чувствам пришли боль, стыд и отчаяние.
От отца у меня остался только кулон, и несколько ярких воспоминаний, которые постепенно угасали…
И мне до сих пор кажется, что не отдай он кулон, папа был бы сейчас рядом. Улыбался бы и служил на благо этого мира, как делал всегда.
Но он отдал кулон мне, и через несколько лет его не стало.
Я счастлива, что внешне кулон выглядел как обычная бижутерия, иначе бы Эдвард тут же сорвал с меня столь помпезное украшение. Да и мама была бы не рада тому, что я ношу его и привлекаю к себе внимание. А так, он незаметен для всех, но мне грел сердце… особенно в такие моменты, как сейчас. Когда я нервничала.
– Мэл, всего лишь чуть-чуть?! Выпьешь? – Сэм постаралась перекричать оглушающую музыку в доме. Мы находились во владениях Мэтта Калигана – парня с последнего курса. Сегодня этот дом превращен в настоящий ночной клуб внутри: на входе даже стояли парни, которые пускали не всех девушек. Меня окинули странным взглядом, и, переглянувшись между собой, пустили.
Да уж, простите, я забыла оголить сиськи. Не по дресс-коду оделась.
– Что это? – не то, чтобы я была совсем против алкоголя, иногда выпивала бокал вина по праздникам. А в такой сумасшедшей атмосфере мои нервы закипели настолько, что я была бы не прочь немного снять напряжение. Но, заглянув в стаканчик, с отвращением поняла, что это текила.
– Текила, Мэл. Ты уже взрослая девочка, хватит морщить свой маленький носик, – она залпом осушила пластиковый стакан и ускакала туда, где уже во всю шли дикие пляски. Девочки трясли своими бедрами, под треки популярных реперов, а парни свистели. В общем, вакханалия. Праздник для парней, которые заманили в свой дом десятки легкодоступных девушек, которые были только рады потрахаться с ними просто так.
Как сказала Эйприл – это «тренировка». Но я не хотела заниматься этим спортом… для меня секс был важным шагом. Я бы уж точно сделала это с человеком, которому доверяю, и который уважает меня.
Он был бы нежным и аккуратным… но страстным. Да. Я хорошая девочка, но думаю, с любимым могла бы позволить себе большее. Кто знает?
Эйприл была королевой танцпола, пока Сэм зажималась с каким-то парнем в углу. Я не видела его лица, потому что могла лицезреть только его толстовку с надписью YALE, но начала переживать за подруг.
Я слышала много грязных сплетен о Саадате, Калигане… я просто боюсь за репутацию своих девочек. У этих ублюдков есть компромат на всех девушек, что хоть раз побывали в их «сетях».
Под потолком большого зала висел мерцающий шар, отбрасывающий блики на небольшой бассейн прямо под крышей, в котором купались самые отчаянные. В сторону бассейна я старалась вообще не смотреть. Хватило того, что один раз я заметила, как какая-то пьяная девица сорвала с себя купальник…
Но тут я почувствовала жжение на своей коже. Сначала на щеках, потом на ключицах. На груди. Бросив взгляд в сторону источника жжения, ужаснулась. Как такое возможно?
Этот гребанный Саадат настолько горячий, что даже его взгляд на себе чувствую.
Но когда я повернулась в сторону «Повелителя мира», и посмотрела на то, чем он занимается, осознала насколько глубоко заблуждаюсь. Этот парень даже бровью не ведет в мою сторону.
В легких вдруг закончился воздух, когда я кинула взгляд на его, промокшую насквозь, белую футболку. Видимо, искупался на радость тупым курицам.
Кожа на его руках, загорелая, цвета какао с молоком, покрыта татуировками. А через белую футболку, что просвечивала от воды, я могла разглядеть и рисунок под его грудью. Не уверена в том, что вижу детали, но думаю это… круг. И что-то на груди. На одной стороне – будто строчки, а на другой нечто, напоминающее оскалившегося тигра…
Перестань смотреть на него.
Но Джаред притягивал взгляд. От него исходила бешеная и горячая энергия, от которой мое тело то напрягалось, то, наоборот, испытывало такую слабость, что подгибались колени. Не знаю, подмешали ли мне Эйп с Сэм что-то в сок, потому что обычно я контролировала это чувство.
Я никогда не рассматривала спортсменов. Всегда отводила взгляд в сторону… а тут, просто впилась в кубики его напряженного пресса, перешла на руки. Все западают на таких.
Высокий, загорелый и поджарый. Стройный, и в меру накачанный.
Жаль у этой красивой книги, под названием «Арабский принц» очень гнилое содержание.
Наконец, мой слегка рассеянный разум начал видеть всю картину: Джаред восседал на кресле, словно греческий Бог. На одном подлокотнике сидела девушка в черном бикини, которое не оставляло места для воображения, а по другую сторону – но уже на его колене сидела еще одна. И она терлась о его мускулы, руки и плечи… грудью.
Кровь прилила к моим щекам, когда я заметила, как он грубо сжал ее задницу, ерзающую на его коленях, и одарил девушку презрительным, и в то же время похотливым, взглядом.
Всего лишь на секунду, я представила, как подобное отношение оскорбило бы меня. Я мгновенно почувствовала жар в руках и ногах. В помещении стало так душно, что каждый вдох давался с трудом.
Мне точно ничего не подмешали в сок?
Я вытерла шарфом лоб, понимая, что-либо я простудилась, либо Саадат убивает своей энергетикой наповал. Лучше уж первое, чем признаться в том, что я поддаюсь его влиянию.
Я снова кинула на него взгляд. Нет. Он на меня не смотрел. Я заметила, как Джаред, время от времени, окидывает зал медленным, но пристальным взглядом. Но в мою сторону его Величество либо не смотрит, либо не останавливает взгляд.
Я для него – пустое место.
И обычно это меня не задевало, но сейчас, когда я чувствую в душе какую-то необъяснимую бурю и подъем сил, мне хочется врезать ему просто за то, что он настолько самолюбив. И незаслуженно красив. И невероятно сексуален. Нет, это не я подумала. Просто эмоции вышли из-под контроля. Ведь будь Саадат обычным парнем, он бы, наверное, перестал делать все эти ужасные вещи, о которых я слышала из многочисленных сплетен…
– Мэл, все в порядке? – Томас появился передо мной так внезапно, что я испугалась. Еще в начале вечеринки, он ушел играть в бильярд с ребятами. – Ты какая-то напуганная, – Томас заботливо обхватил меня за плечи. Одной рукой потрогал лоб, а после приложился к нему губами. Очень нежно и трепетно.
Я даже начала таять. Иногда заботу Томаса было очень приятно ощущать. С ним, по крайней мере, я чувствовала себя в большей безопасности.
Я посмотрела в его карие глаза, цвета крепкого кофе, и загляделась. Что-то со мной было не так, мир словно кружился вокруг. На всякий случай я поставила стакан с соком на одну из столешниц и позволила Томасу прижать меня к себе ближе.
