Поливая тебя из лейки,
Всё боюсь наклонить к земле,
Чья природа сильна и клейка
И замешана на золе.
А Мацуев не ошибётся:
Он играет – как дышит, в толк…
А с берёзы читает Бёрнса
Нараспев…
Нет, не вижу кто…
Я тебя повстречаю в поле
И, узнав твой воздушный взгляд,
Словно птица рванусь на волю,
Отбивая крылами град.
Здравствуй, друг на ладошке утра,
Мой простой луговой секрет!..
Ка б не жизнь в шоколадной пудре…
…и понятно, что места нет
В ней тебе, оформитель мига,
Верный лекарь от всех забот…
А по ветру – этюды Грига…
А по небу – ладья плывёт.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ЛЕТО
Вот и лето, холодное, серое,
Словно поздний октябрь облетелое,
Притворяться напрасно уставшее,
Некрасивое, скучное, страшное…
Всюду взгляды невидящих сущностей.
В нудных поисках хлеба насущного
Эти массы с эмблемой на кепочках.
Души тряпью висят на прищепочках,
По бездушью – невоспринимаемы…
И читаю я, как заклинание
От себя, от других, от истерики
Толстый томик цветной эзотерики.
Да уж, лето сумело порадовать,
Миротворцев столкнувши с пиратами
Не случайно, а от безысходности,
Пока совесть имеет срок годности.
В долгий ящик отложены радости,
Благозвучные праздники, сладости…
Разобраться бы надо с погодою
Да с бесцветной, как тень, неугодою.
Было лето и… всё ещё тянется.
Разливают по рюмочкам пьяницы
Снеговые свои сновидения…
Не цветут и не пахнут растения…
А в воротах, для счастья распахнутых… —
Прежний мир, называемый – Шахматы.
ЧЕРЕЗ СНЫ
У Маши Павловой всё валится из рук.
По мокрой досочке скользит её каблук…
Вот-вот подломится, – беды не миновать…
Не жизнь, а каторга. Удачу не догнать.
Водою – времечко. Стандартная стезя.
Из рамок женственности выпрыгнуть нельзя.
Терпи и мучайся в объятьях певунов
Всё ради глупости и… Смысл её не нов.
И молит женщина невидимых существ,
Чтоб мир банальности истёрся и исчез,
Чтоб мир привычного – бриллиантом засверкал
И растянулся не на день, а на века.
Встречает в креслице она цветные сны,
Что воплощёнными желаньями полны…
Головка клонится всё ниже… Водопад
Густых волос играет золотом… Халат
Открыл до пуговки рельеф её ноги…
И формы действенны, и линии легки…
Но что ей снится?.. Кабы знать… Меж манких губ —
Прохладный дух… Метёт метель… Поля в снегу…
И мчит экспресс проворной змейкой огоньков
В далёкий космос непроявленных веков.
В СВОИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ
Естественность не дразнит человека
И чувства не усиливает в нём.
«Естественное – приторно и блекло…»
Так значит смысл кроется в ином,
Искусственном, нестройном и нестойком?..
В лабораторных колбах, пряча взгляд,
Презрев живое, слёзы и восторги,
Искусственные замыслы бурлят.
Бурлят они всё без успокоенья…
И как тут успокоиться, когда
Невыносимо мучают виденья
Людей ума, не знающих стыда…
«Естественность не дразнит человека…», —
Поют они над колбами в дымах.
В духовном сомневается Сенека,
Грустит Эйнштейн, что с богом не в ладах…
Им мало существующего мира,
Кой выткан из невидимых начал…
И, сеть плетя средь двух ориентиров,
Спешат они Природе докучать.
