Зомби
Он стал проклятием гаитянской столицы.
Его именем пугали детей.
Он возникал неожиданно, чёрный от одиночества и белой горячки, и крушил всё подряд, начиная с шикарных ресторанов и заканчивая завшивленными притонами. А по ночам, переместившись на городское кладбище, затворялся в старом склепе, стонал песни, бил порожнюю стеклотару и хохотал неадекватным голосом.
Положение мертвеца вычленило Скрыбочкина из текущего исторического процесса. Который заключался в том, что его, обыденного полковника российских спецслужб, опоили вудуистским зельем, чтоб он стал зомби и совершил покушение на президента Гаити. Его похоронили для отвода глаз, затем выкопали и переправили из Екатеринодара в Порт-о-Пренс. Где он вырвался на волю, подобно неуправляемому катаклизму, и стал жить сам по себе.
Стоило ему обрисоваться в какой-нибудь закусочной, как все при виде зомби разбегались. Покинутый без присмотра алкоголь не требовал оплаты и поддерживал тонус в положительном ракурсе. Так целыми днями и бродил Скрыбочкин по городу, отбрасывая малоразмерную, но жирную тень, которая, казалось, не желала сопутствовать этому неблагонадёжному человеку, отчего с едва уловимой, но неуклонной постепенностью отставала от него. Разумеется, подобный пустяк не был способен огорчить Скрыбочкина. Что он и демонстрировал, разгуливая где ни попадя, пытаясь кричать бодрые напутствия в спины торопившимся исчезнуть прохожим, а также по настроению выводя широким голосом отрывки из своих любимых песен – наподобие:
Не для меня-а-а цвету-у-ут сады,
В долине ро-о-оща расцвета-а-ает,
Там со-о-оло-о-овей весну встреча-а-ает,
Он бу-у-удет петь не для меня-а-а-а-а!
Однако дела обстояли намного хуже, чем ему представлялось. Ибо местная преступность не могла позволить Скрыбочкину длительную автономию… Как-то раз он полузряче фланировал под окнами борделей на улице Карфур, по ходу движения мотылял в воздухе наполовину оприходованной бутылкой джина, распевая на пределе орфографии: «Ты ж мэнэ впидманул-ла-а-о-ох!» – и временами, как ребёнок, принимался швырять камнями в оконные стёкла. Тут на него внезапным движением из-за угла набросили рыболовную сеть и ударили по темени.
Среди грома в голове и звёзд перед глазами Скрыбочкин едва успел подумать о том, что это, наверное, конец.
Однако он ошибся. Это было только начало.
***
Возвращался в себя Скрыбочкин медленно, улавливая обращёнными в неизвестность ноздрями густой дух благовоний, от которых закружилась бы голова даже у человека с наполовину отсутствующим обонянием. В его больной мозг будто из параллельного пространства проникали чьи-то придыхания, всхлипы и шёпот на тёмном колдовском наречии:
– Хули-хули! Аса-аса! Мукулеле!
После каждой словесной формулы следовали щелчки, присвисты, невнятные брызги – и снова:
– Аса-аса! Хули-хули!
– Та в самом деле, хули ты всё причитаешь, быдто у тебя корова скончалась, прямо уши вянут! – не утерпел Скрыбочкин, с трудом просунув взгляд сквозь едва разлепившиеся веки. – Неча зазря гадить мне в голову ненужными выражениями! Без того на душе тошнотворно, переставь пластинку.
Тёмная фигура, от которой исходили звуки, ритмично колебалась над ним и не удосуживалась проясниться.
Некоторое время Скрыбочкин молча поднимал и опускал брови, ничего не выражая, а только стараясь воротиться из противоестественно искривлённого измерения в реальный мир, где можно понимать происходящее и не болтаться среди пустых колебаний воздуха. Мутная вода воспоминаний крутилась у него в голове бурлящей воронкой, засасывая в себя жидкий свет, а взамен выталкивая на поверхность – далеко по краям сознания – разрозненные обломки прошлого, никоим образом не желавшие складываться в нечто целокупное и удобоваримое.
Кто его обездвижил подлым ударом по голове?
Эким чёртовым силам он помешал своим беззаботным присутствием в мире бесплатной выпивки и легкодоступной закуски?
Ничего не было понятно.
Когда взор Скрыбочкина прочистился до удовлетворительного минимума, он обнаружил перед собой сухомясого негроида в ритуальной маске, набедренной повязке и с ног до головы размалёванного красной, белой и зелёной красками.
– Клоун ты што ли? – озадаченно проговорил пленник. – Имей в виду, гражданин хороший: мне от твоего гульканья ни кисло, ни сладко… А ну-ка, предъяви документы, подозрительная личность!
Негроид, не ответив, продолжал сыпать смутными словосочетаниями и творить сложные знаки, раскачиваясь над полковником. Который терялся в загадках без отгадок и не понимал, стоит ли предпринять экстренные действия для своего освобождения или можно ещё погодить для правильного уяснения обстановки. Полная мешанина царила у него в голове. Просто чертовская мешанина и ничего обнадеживающего. Точнее, вообще ничего внятного.
За какие провинности его отрешили от времени и заключили в это смутное помещение с бредовым персонажем?
Что его ждёт в тумане грядущего?
Нет, угрожающих наклонений в голосе разрисованного человека он не почувствовал. Потому решил не томить себя пустомыслием. А прикрыл глаза и прошептал:
– Да тьфу на тебя, глупозвон, бормочи, ежли так тебе нравится, только не дюже громко.
После чего немедленно забылся благотворным сном.
***
Его новое пробуждение произошло под звуки знакомых заклинаний:
– Хули-хули! Аса-аса! Мукулеле!
Негроид в ритуальной маске оставался на прежнем месте подле Скрыбочкина, терпеливо продолжая творить своё беззастенчивое потайное дело.
– Тыры-пыры-растудыры, – передразнил его полковник. – Похоже, ты только и умеешь молоть языком воду в ступе.
В ответ нелепый человек влил Скрыбочкину в горло жгучую жидкость, не прекращая настоятельных звуковых колебаний…
Это был колдун культа вуду, к которому недавно обратилась местная мафия, чтоб избавить город от чудовища, а заодно возвратить зомби к мыслям об убийстве президента Гаити. Пойманного сетью и оглушённого ломом Скрыбочкина в связанном образе предоставили служителю культа. И настало для нашего героя золотое время. Потому как между утомительными заклинаниями (которыми после стольких лет политзанятий Скрыбочкина было не удивить) колдун давал пленнику разнообразные снадобья. Спиртовые настойки зомби принимал. А прочие недоумения выхаркивал аборигену в лицо.
Самое существительное начиналось ночью. Вдосталь пожив на белом свете и считаясь среди вудуистов неисчерпаемым психотерапевтом, престарелый колдун не боялся зомби. Он развязывал пленника и, заперев его в доме, убывал по своим делам. Тогда Скрыбочкин принимался скитаться по помещению, призрачно освещённый проливавшимся в скупое окно лунным светом, и бормотал в адрес удалившегося нелепого старика: «Дурной дед, скопидомный… Секту он со мной тут хочет устроить или ещё для какой цели болбочет каждодневную ахинею – дак хучь бы поинтересовался, согласный ли я на отакое времяперевождение. Не-е-ет, шалишь, ведун хренов! Мне с тобой здеся мракобесничать никакого интересу не представляется. Да ещё ежли ты такой скалдырник… Уйду я отсюдова, скоро уйду – вот только подопиваю твои излишества…» С этими словами он скрупулёзно ревизовал бесчисленные шкафы и заросшие пауками чуланы, где скопился многолетний запас колдовских экстрактов, настоек и спиртовых вытяжек из местной флоры и фауны. Каждое движение давалось Скрыбочкину с трудом, точно ему приходилось преодолевать возросшее сопротивление атмосферы. И это неудивительно, ведь ограничивать его в дозировках было некому. К утру он, как правило, уже не ощущал колебаний своей персональной вселенной и тем более с трудом воспринимал противоестественные манипуляции, производимые над ним воротившимся из отлучки служителем культа. Колдун упорно тщился запрограммировать его на агрессию против президента. Скрыбочкин не понимал по-креольски, а при единственном знакомом слове «президент» бредил портретами бывшего российского руководства и рассказывал мифы и легенды похабного содержания.
Временами ему думалось: может, всё вокруг неправда, и он сам себя выдумал, а теперь пытается в туманных грёзах оправдать эту выдумку разными искривлёнными способами? Возникали и другие вопросы второстепенного порядка, однако они представлялись в столь же туманном виде, сколь и несуществующие ответы на них. Потому Скрыбочкин плыл по течению времени без руля и ветрил, подобно бесхозной корчаге, невесть откуда вынесенной на стрежень реки.
Он не ждал от ближайшего будущего определённости и старался не забыть хотя бы о том, что жизнь не должна стоять на месте. Впрочем, иногда всё же забывал. В подобные минуты ему оставалось лишь мечтать о далёком и несбыточном. Например, чтобы оказаться среди привольно мотыляющихся на ветру степных трав или между камышей на густовлажной почве, ласково всхлюпывающей под ногами, если по ней двигаться осторожным шагом, и тихо всасывающей в себя любого задержавшегося стоймя неосторожника. Ну и что ж, и пусть бы засосало его целиком в прохладную болотистость, это тоже, наверное, приятно – раствориться и перемешаться с живоприродным коловоротом веществ между землёй и небом… Такое представлял Скрыбочкин, забывая себя и снова вспоминая, когда приходила пора сделать ещё несколько глотков спиртного.
А торопиться ему, в сущности, было совершенно некуда. Оттого засыпал он всякий раз со спокойной совестью и чистым рассудком, и из его приотворённого рта вытекал непроизвольный мрак, сбегая по щеке и подбородку и капая на пол…
***
Неизвестно, сколь долго продлился бы плен, но помогла жизнь, двигавшаяся, как обычно, наперекор теории вероятностей.
Одной ночью после очередной дегустации вудуистских лекарств и ядов Скрыбочкин окончательно перестал держаться на ногах – и, сделавшись посторонним самому себе, упал внутрь открытого чулана, в результате чего проломил головой фанерную полку с реактивами. Которые пролились из разбившихся от удара пузырьков и образовали горючую смесь. Дом колдуна вспыхнул.
Жители Порт-о-Пренса видели, как из бушующего пламени вылетел мертвец в горящей одежде – и с потусторонними завываниями понёсся по улицам, сея повсюду пожар и ужас.
Одежда и волосы Скрыбочкина быстро сгорели. А сам он нырнул в сточную канаву, дабы охладиться.
С полминуты просидел неумышленный погорелец в грязной воде, задрав лицо к звёздам, которые, словно миллионы мерцающих глаз, хищно глядели на него со всех концов неба. После чего к нему наконец пришло понимание обретённой свободы. Тогда Скрыбочкин плюнул на ожоги и зашагал прочь от неприятных воспоминаний и слабовразумительных небесных знаков.
С этой ночи для него настала новая жизнь, неприкосновенная со всех сторон. Правда, лишь до поры до времени.
