Чаша Соломона. Непреодолимое притяжение
– Тебе надо выпить еще, – голос шамана доносился откуда-то издалека. – Ты почти у цели, – сказал он и погладил меня по голове, как маленькую девочку.
И вся моя решимость отказаться пить из сосуда, который подобно лесному духу стоял у огня, исчезла без следа. Я выпила снова и тут же повисла в безвременье, которое не было ни днем, ни ночью.
Потом я опять стала львицей. На этот раз я убивала молодого мужчину. Его солоноватая кровь заливается мне в пасть, щекочет небо, я слышу биение его сердца, сливаясь со светом и тьмой внутри него. И напоследок передо мной всплыл образ сына, он сильно вырос и почему-то одет в монашескую рясу, словно пришел из другого времени.
Сознание вернулось ко мне, когда я почувствовала, что как-то перемещаюсь сквозь кусты, деревья и неподвижные лианы подлеска.
Джеймс нес меня на руках в нашу хижину. Моя голова была пуста, словно сосуд, выпитый до дна. Видения вытекали из моих ушей, носа и рта, оставляли тонкий след капель на крутой тропе.
Меня знобило всю ночь, и Джеймс никак не мог согреть меня своим телом. Под утро я поняла, что обряд вскрыл нечто, мне пока непонятное, но очень тревожное и страшное. Ком в горле, столько лет мучавший, прошел бесследно. Разум очистился, и мысли полились ровным потоком. Однако мучил вопрос: почему я увидела своего малыша в монашеской одежде? Разве трехлетний малыш может быть священником? Этот вопрос так и остался без ответа.
– Грея, как ты относишься к таким обрядам?
– В общем-то, спокойно. Но совершенно необязательно к ним прибегать, чтобы изменить себя и стать счастливой. Человеку на его пути не нужны костыли.
– Но я же должна была вспомнить детство?
– Я бы вообще не использовала слово «должна», лучше замени его на слово «могу». Ты могла вспомнить детство, если бы захотела, и без обряда. Выброси все свои «я должна» из жизни и замени их на «я могу».
– Я чувствую, что причина всех моих бед в нелюбви к себе. А они – родом из детства. Однако без обряда смогла бы я вспомнить детство?
– Почему бы и не могла? Подсознание помнит все. Но некоторые воспоминания упрятаны в нем глубоко-глубоко. Надо попросить его вернуть их.
– Грея, я поняла, что мой ком в горле – результат неприятия себя. Я все время думала, что я хуже всех. Меня в детстве ругала мама за плохие оценки – я поверила, что я тупая, нерасторопная, а дальше уже ругала себя сама. И жизнь совсем не ладилась, а этот предательский ком все время меня душил…
– Да, Ил. Критика себя недопустима. Идеи нелюбви и недооценки себя унаследованы тобой по роду. Люди всегда совершенны, хотя им всегда есть что изменить. Просматривая свою жизнь, ты можешь провести «генеральную уборку», убрать то, что мешает тебе быть счастливой. Ты вспомнила, как мама обижала тебя, именно эти обиды и засели у тебя в подсознании. Посмотри на эту критику мамы по-другому и пойми, что ты вовсе не глупая и не тупая, ты так всю жизнь ругала себя, совсем как твоя мама. Были и другие обидчики в твоем детстве – папа, учителя, друзья, вспоминай все обиды, именно они заставляют тебя быть к себе критичной. Все, ты уже не маленькая девочка, прекрати так к себе относиться. Пойми, что сейчас ты себя ругаешь именно их словами. Понимая это, ты поднимешься над этими ситуациями. А родителей, учителей и других людей надо простить, потому что они могли нас научить лишь тому, что знали сами, у них было не менее тяжелое детство, они могли дать нам только то, что получили от жизни сами.
5. Ожидание
Миновало несколько бурных грозовых недель, и пошли ровные дожди, поведение которых почти всегда можно было предсказать. После хмурых туманных рассветов по предполуденному небу плыли белые пушистые облака. Спустя несколько часов над шабано собирались тучи. Они нависали так низко, что, казалось, цеплялись за деревья, зловещей тенью закрывая небо. Затем начинался сильнейший ливень, который переходил в изморось и нередко тянулся далеко за полночь.
После проведенного обряда что-то сильно изменилось внутри меня. Хотя шаман говорил, что обряд надо повторить как минимум еще два раза, я решила, что поступлю так, как советовала Мария и больше употреблять ауяску не буду. Пережить такое вновь было выше моих сил.
Племя, в которое мы попали на этот раз, сильно отличалось от других. Отпечаток цивилизации сделал свое дело. Одевались индейцы по-европейски, вели активную торговлю, сбывая фрукты, овощи и рыбу на рынке. На вырученные деньги они покупали одежду, посуду, орудия производства. К нам относились спокойно: не дергали, не заставляли работать, но мы сами не могли сидеть без дела. Кадербхай и Джеймс охотились, а я работала либо в огородах, либо по утрам, когда не было дождя, шла с Луизой к реке и там, на болотах, образовавшихся по берегам реки, с остальными женщинами ловила лягушек и собирала речные мидии.
Женщины с самодовольной улыбкой, свойственной всем индейцам, не осознающим собственной жестокости, разрывали лягушку за лапы, чтобы вытекла вся кровь, считавшаяся ядовитой. Я не могла делать так же. Поэтому, найдя лягушек, я отдавала их другим, и те тут же разрывали несчастных рептилий. Я в ужасе прикрывала глаза, а женщины хохотали.
К обеду, когда мы собирали достаточно лягушек, с них снимали шкурки, заворачивали в листья какого-то дерева и жарили на костре. С гарниром из маниоковой каши получался настоящий деликатес.
Когда не было дождя, я обычно укладывала Луизу спать прямо на землю на листья бананов. Она тихо наблюдала, как вереницы зеленых и желтых навозных жуков ползли вверх и вниз по светло-зеленым стеблям камыша. В своих сверкающих изумрудом и золотом доспехах они казались существами из иного мира. Меня снова и снова удивляло поведение девочки: она почти не плакала. Живя среди индейцев, я замечала, что их маленькие дети ведут себя точно так же. Неужели так сильно влияла на дочку окружающая среда?
Дни ползли за днями. Было понятно, что наши враги нас потеряли. И когда, казалось бы, можно было спокойно вздохнуть и порадоваться жизни, Джеймс впал в мрачное настроение. Он стал угрюмым, замкнутым и раздражительным. Пытаясь перебороть ощущение отчужденности между нами, я старалась больше угождать ему, но он от этого еще больше раздражался, и я оставила его в покое. Но меня саму начали мучить дурные предчувствия, меня словно стали осаждать некие не поддающиеся определению силы.
Однажды ночью, когда я еще не совсем впала в сонное забытье и витала где-то между сном и явью, на меня обрушилось внезапное озарение. И пришло оно не в словах, но преобразилось в целую последовательность мыслей и воспоминаний, вспыхивавших передо мной яркими образами, и все вдруг предстало в истинном свете. До меня вдруг дошло, что точно так же выросло отчуждение между моими родителями в далеком детстве. Я как будто нацепила на себя чужую роль – роль моей матери, а роль отца начал играть Джеймс.
Этим вечером я решительно подсела к мужу, который расположился возле костра рядом с несколькими индейцами и Кадербхаем, и из меня бесконечным потоком полились слова, громоздясь друг на дружку с поразительной быстротой.
Индейцы и Кадербхай поняли, что между нами с Джеймсом разыгрывается сцена, и тактично оставили нас наедине.
Я чувствовала, что если сейчас не остановлю отчуждение, которое нарастало между нами с каждым днем, то нам придется расстаться. Я первый раз в жизни отстаивала свое право на счастье. И уж в совершенно несносное существо превратила меня мысль о том, что Джеймс отодвинул меня в сторону и не подпускал к чему-то такому, на что я имею полное право. Это мое право знать о его чувствах и мыслях я не подвергала ни малейшему сомнению, и это делало меня несчастной, лишало всех тех радостей, которыми я так дорожила прежде. Его угрюмость и подавленность, которую он переживал сам по себе, почти убила нашу любовь.
Я нисколько не стыдилась слов обвинения в его адрес, не выбирала выражений, а просто выплескивала свою боль и страх, и уже через несколько минут с радостью увидела, что Джеймс начал выходить из своего оцепенения.
– Любимая, прости, но я не знал о том, что ты так страдаешь. Мне было страшно за тебя, за мою дочку, которую я оставил, и за Луизу.
– Да, и поэтому ты отодвинул меня от себя подальше. Понимаешь, для меня важно, чтобы ты делил со мной не только радость, но и горе!
– Я обеспокоен тем, что мой друг Гарри не отвечает. Уже прошли все сроки…
– Но разве легко сюда добраться? Мы вместе – это самое главное. А когда выберемся отсюда, найдем наших детей и все будет хорошо, – отчаянно врала я, сама в это не веря. Мой сын и наша общая дочка будут в вечной опасности, я это знала, и возможно, нам придется скрываться всю жизнь…
Со своего места я видела над верхушками деревьев луну на ущербе, которую то и дело закрывали бегущие по небу и светившиеся прозрачной белизной облака. Внезапно тишину ночи пронзил жуткий вопль – нечто среднее между визгом и рычанием. В тот же момент из темноты возник индеец с лицом и телом, раскрашенным в красный цвет. Он встал перед костром и застучал луком о стрелы, подняв их над головой.
Мгновенно рядом с ним на поляне появились другие индейцы, с такими же красными лицами.
Они запели. В приглушенной гармонии я различала каждый голос в отдельности, не понимая ни слова. Чем дольше они пели, тем большая, казалось, их охватывала ярость. В конце каждой песни индейцы издавали самые свирепые вопли, которые я когда-либо слышала. Мне стало казаться, что чем громче они вопят, тем больше разгорается их ярость.
Внезапно они смолкли. Неверный свет костра подчеркивал гневное выражение их застывших, похожих на маски лиц и лихорадочный огонь в глазах.
Держа оружие высоко над головами, воины сломали строй, собрались в тесный кружок и стали что-то выкрикивать, сначала тихо, затем такими пронзительными голосами, что и у меня мороз побежал по коже. Затем они снова смолкли, и Джеймс шепнул мне на ухо, что мужчины вслушиваются в эхо своих криков, чтобы определить, с какой стороны оно вернулось. Эти отголоски, пояснил он, приносят с собой духов врага.
– Они что, собрались воевать? – спросила я удивленно у Джеймса.
– Похоже на то, – неуверенно протянул Джеймс и побледнел.
Завывая и стуча оружием, мужчины пустились вскачь по поляне, и еще пару раз они собирались в тесный кружок и орали во всю мощь. Потом все успокоились и разошлись по хижинам.
– И это все?! – удивилась я.
– Завтра, на рассвете, они нападут на соседнее племя, и, честно говоря, мне это очень не нравится. Если они проиграют, то тебя и Луизу заберут в плен.
– А тебя? – и тут до меня дошел смысл его слов: Джеймса могут убить! Индейцы не берут в плен мужчин!
– Я слышал, что убили их воина, они за него будут мстить.
– Господи, Джеймс, меня совсем не устраивает перспектива остаться с Луизой на всю жизнь в джунглях в рабстве.
В эту ночь я спала очень тревожно. Луиза, чувствовавшая меня, тоже несколько раз просыпалась и плакала.
– Это была наша первая ссора с Джеймсом! Теперь я знаю, как важно не накапливать обиду, лучше открыто поведать о своих чувствах. Ведь так, Грея?
– Не всегда это идет на пользу. Джеймс не стал реагировать на твои обвинения, а другой человек мог себя повести по-другому.
– Так что же делать в этом случае?
– Рассказывай о своих чувствах другому без обвинений.
– А если он ведет себя плохо?
– Каждый человек за свои поступки отвечает сам. Он может сам прожить свои уроки.
– А если его уроки больно ранят меня?
– Улучшайся. Не было бы жертвы, не возник бы урок.
– Я поняла, Грея, все это произошло, потому что я критиковала себя?
– Именно так и подпитывается закон жертвы.
– Насчет критики себя я поняла, очень важно себя полюбить. Я больше не верю в то, что я неспособная, страшная, глупая…
– Это хорошо, Ил. Если твоя жизнь тебе не нравится, то поменяй свои мысли. Жизнь всегда показывает нам то, во что мы верим. И получаем мы то, что отдаем. Точка силы всегда в настоящем. Ты есть сила! И никто не имеет над тобой власти.
– Так непросто контролировать свои мысли!
– Да, знаю, начни с контроля своих слов, слова показывают твои мысли.
6. Спасение
Судьба как будто хранила нас. Утром, едва рассвело, над шабано завис вертолет. Женщины все выскочили из своих хижин, мужчин в шабано не было, они ушли на войну.
Вскоре было найдено место для посадки, и из вертолета на землю выпрыгнул черноволосый мужчина. Эти волосы и сильные черты лица подчеркивали бездонную голубизну умных глаз. Высокого роста, худощавый, мускулистый, он производил впечатление человека, много времени уделявшего своему здоровью.
Джеймс расплылся в улыбке и пошел ему навстречу. Друзья обнялись.
– Гарри, ты даже не представляешь себе, как ты вовремя нас нашел!
– Это было непросто!
– Знакомься, это моя жена Элизабет, дочка Луиза и Кадербхай – наш друг.
– Очень приятно! Джеймс, я не ожидал от тебя такой прыти: я думал, что ты больше никогда не женишься. Но, друзья, я могу взять только двоих, тебя, Джеймс и твою жену с ребенком.
– Я без Кадербхая не полечу, – решительно заявила я.
– Гарри, я возьму жену на руки, а ребенка будет держать Кадербхай.
– Ладно, – махнул рукой Гарри, – собирайтесь быстрей и залезайте в машину.
– Куда мы полетим?
– В Лиму.
Не прошло и десяти минут, как мы были готовы и сели в вертолет. Он резко взлетел вверх и взял курс на столицу Перу.
– Грея, скажи, это нам помогли высшие силы?
– Ты даже не представляешь себе, сколько помощников у каждого человека! Вы никогда не бываете брошены. Если бы ты знала, насколько безопасна ваша жизнь! В ней нет случайностей, только законы. Во Вселенной нет хаоса.
– Значит, и бояться ничего не стоит?
– Страх – это недоверие тому миру, в котором ты живешь. Когда люди боятся, они рисуют в голове страшные картины того, что может произойти. Эти картины они питают своими чувствами, потом удивляются, почему происходит то, чего они боялись. Одна из причин страха – привязки к людям и земным вещам. Надо понять, что на Земле тебе ничего не принадлежит. Все, что имеет человек, он рано или поздно потеряет.
– Но если мне ничего не принадлежит, тогда и терять нечего?
– Вот именно! Через страх люди программируют свое будущее – дают согласие на несчастье! Надо понимать, что смерти не существует, это просто переход в другое измерение, более прекрасное, и этот переход неизбежен для каждого человека. А если он неизбежен, то зачем его бояться?
7. Новая жизнь
Охранник отеля низко поклонился и широко распахнул перед нами двери. Войдя внутрь, я замерла на месте. Внутреннее убранство отеля ошеломило своей роскошью. Холл был выложен мрамором, а стены отделаны старинными гобеленами, инкрустированными окрашенным деревом. С потолка свисали крупные хрустальные люстры, в разных местах стояли мраморные столы с позолоченными ножками и уютные мягкие кресла. Справа я заметила два старинных встроенных книжных шкафа, наполненных книгами с позолоченными корешками. Этот холл мог бы вместить сразу восемьдесят гостей. Мы, одетые в грязную, заношенную одежду, среди этой роскоши выглядели очень глупо. Все люди, находившиеся в холле, обратили на нас внимание. Я видела, как нахмурился Джеймс. Мне самой хотелось убежать отсюда.
Гарри взял ключ от номера и быстро провел нас к лифту. Номер на третьем этаже был шикарен, он состоял из двух больших комнат: спальни и гостиной с круглым мраморным столом и шестью резными стульями вокруг.
– Джеймс, извини, но я снял только один номер.
– Ничего, разместимся. Гарри, ты бы нашел что-нибудь подешевле… нам совсем не надо привлекать к себе внимание.
– Прости, я тут в командировке, поэтому отель оплачивает правительство, у нас здесь огромные скидки. Я знаю, что вы совсем не походите на постояльцев этого отеля, но это поправимо. Джеймс, я сейчас дам тебе свою одежду, мы с тобой сходим в город и купим все необходимое для остальных, и вы перестанете привлекать внимание.
Когда мужчины ушли, я, оставив Луизу с Кадербхаем, с наслаждением опустилась в ванну, до краев наполненную горячей водой с пеной. Впервые за много месяцев я наконец помою голову дорогим шампунем и горячей водой, впервые я посмотрю на себя в зеркало. Неужели все позади? И я больше никогда не увижу джунгли? По крайней мере, добровольно я никогда не захочу вернуться туда.
Через некоторое время, накинув на себя махровый халат, я вышла из ванной, и мое место занял Кадербхай.
Часа через два вернулись Джеймс и Гарри с огромными пакетами. Я с наслаждением мерила платья, кофточки и юбки. Мне купили даже нижнее белье, и я с удивлением заметила, что они точно угадали мой размер. Когда суета с примерками была закончена, мы все собрались за столом, заставленным всевозможными блюдами из местного ресторана. Мужчины потягивали виски, а мне налили стакан красного вина, к которому я даже не притронулась: я кормила Луизу грудью.
Гарри сказал:
– Я связался с Виссудхи, как вы просили. И он ждет тебя, Кадербхай, в Дели. Сейчас самое главное для всех вас – покинуть Южную Америку. Джеймс и Кадербхай, вы поплывете на судне в Австралию. А оттуда уже полетите на самолете – Кадербхай в Дели, а ты, Джеймс, в Америку.
Я спросила у Джеймса:
– Джеймс, зачем вы поплывете на корабле? Это же так долго!
Гарри ответил за него:
– Это самый безопасный путь. А вы, Элизабет, будете ждать здесь, пока мужчины не доберутся до места. Вам нельзя путешествовать вместе. Насколько я знаю, тщательно проверяют всех мужчин и женщин с ребенком, путешествующих вместе.
– И сколько времени это займет? – спросила я в тревоге.
– Месяца два, как минимум.
– Я буду жить в этом отеле?
– Я сниму вам небольшой домик возле католической церкви. У меня приятель работает пастором в церкви. Там, возле церкви, часто живут паломники.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги