Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи
И все же, Кирилл заметил, как нервно дрогнула у брата губа.
– Ну, не говорил… – признался он. – Только я все равно не понимаю, почему тебе нельзя любить меня и маму, почему начинаешь болеть, а когда думаешь об Ирке, то у тебя все проходит?
– Кирилл, это любовь, – объяснил Александр. – Два человека любят друг друга.
– Но ведь она тебя не любит ни капли. И не болеет, – пожал плечами Кирилл.
– Я люблю. Мне плохо без нее, – признался Александр.
– Я не верю, должно быть какое-то объяснение… Тот же Слава, прозомбировали – и любит. Давай поэкспериментируем… Ты же не боишься? – вызывающе предложил Кирилл. – Если это нормально, то ты не должен болеть от того, что любишь меня и маму. Почему ее можно любить, а других нельзя? Я и маму люблю, и тебя, а если девушка у меня появится, то не думаю, что стану чувствовать в отношении вас что-то другое.
– Я ничего не боюсь, – устало выдохнул Александр, понимая, что Кирилл не отстанет.
– Тогда давай так: сначала представь, что ты как будто любишь ее, желаешь ей добра и отдаешь ей много денег. Посмотрим, какое чувство у тебя появится. А потом думай так, как будто ты не о ней думаешь, а обо мне и маме, а про Иринку наоборот, как будто ты пытаешься вернуть то, что она у нас украла.
– Она ничего не крала, мне ваш бред уже надоел! – взорвался Александр. – Если ты думаешь, что я начну себе что-то внушать, то глубоко заблуждаешься!
– Значит, боишься, – спокойно констатировал Кирилл.
– Хорошо, уговорил, экспериментатор, – согласился Александр, рассмеявшись. – Но я не верю, что будет что-то такое, чего я не жду. Любовь к тебе и маме, это совсем другое. Подрастешь, поймешь. Что там у тебя по плану? – Александр лег на диван, сложил руки на грудь, полуприкрыв глаза.
– Расслабься, закрой глаза и говори мне, что ты чувствуешь и о чем думаешь, – попросил Кирилл, усаживаясь рядом с Александром. – Давай сначала по первому пункту, как будто Ирина твоя любимая.
– Чувствую прилив сил, бодрости. Хочется идти куда-то, что-то делать. Ощущение такое, что я дома с ней, она рядом, голос ее слышу, – Александр сладко зажмурился.
– Но ведь она сейчас не говорит о любви, не отдает ничего, – напомнил Кирилл. – Может, еще что-то есть?
– Боюсь потерять ее… – Александр насмешливо взглянул на Кирилла. – Это ты у тетки Верки научился, психотерапевт хренов? – полюбопытствовал он.
– Нет, как раз-таки нет, у твоей Иринки, – соврал Кирилл, сразу сообразив, что тетя Вера могла вызывать у Александра изжогу. – Тетя Вера филолог, а Ирка твоя психолог. Саша, но ты уже потерял ее, вы не вместе, ей на тебя наплевать. Значит, то, что она тебе говорит в уме, неправда.
– Мне просто хорошо, когда я думаю о ней, – признался Александр. – Так всегда бывает. Да прилепится муж к жене своей, и станут одной плотью.
– Ну, хорошо, – согласился Кирилл. – Теперь попробуй подумать о нас с матерью.
Минут через пять Александр взмолился.
– Да не могу я о вас думать… Что мне о вас думать? Что-то голова у меня болит и горло… – он потер шею. – Давит… Больно как…
– И да возненавидит он всех близких своих, которые добра желали. Странно да? Тебе даже думать о нас тяжело. А как такое возможно, если тебя не закодировали? – задал он резонный вопрос.
– Ну да, я чувствую, что не люблю вас с мамой, недоволен вами, меня раздражает ваше присутствие… – и внезапно он уже сам начал исследовать свое состояние, несколько опешив. – Кирюш, прости, но ведь это не так! Это не мои чувства!
– Саш, а ты попробуй Ирку свою разлюбить в уме, у тебя вообще крышу снесет, – посоветовал и усмехнулся Кирилл. – Попробуй! Мама сказала, что людей так специально кодируют, чтобы они делали и не думали.
– Хорошо, попробую. Только, Кир, если человек не хочет, его не закодируешь! Например, разведчика, – Александр снова расслабился.
– Значит, в глубине души ты давно мечтал нам отомстить и разорить нас? – поинтересовался Кирилл, подвигая кресло поближе и усаживаясь в нем. – За что? Что мы тебе сделали? И институт давно мечтал бросить? И проиграть столько денег, на которые мог бы объездить весь белый свет? Ты же мечтал побывать в Америке, в Австралии, на Камчатке, как нам папа обещал. Я сегодня понял: если бы люди чувствовали тяжесть или дискомфорт, они бы не стали выполнять команды. Тогда сопротивляться кодированию и гипнозу можно только здравым рассудком, вопреки тому, что чувствуешь.
– Ты опять начинаешь? – рассердился Александр.
– Квартиру ты отдал, но это тебя не беспокоит, а то, что я на твой телефон сел, ты мне все утро выговариваешь, – напомнил Кирилл. – Но квартира намного больше. На нее можно тысячи таких смартфонов купить! Значит, потерять квартиру тебе было приятно, а раздавленный сотик злит? Брат, мне кажется, я должен говорить тебе правду, как дядя Матвей.
– Хорошо, я стараюсь… Что я должен делать? – и вдруг Александр застонал от боли, упал на кровать, схватившись за голову. – Кир, я умираю! У меня веревка на шее! – он скатился на пол. Глаза у него покраснели и покатились слезы. – Ой, как глаза тоже колет! У меня сейчас голова треснет… М-м-м… – он глухо застонал. – Скорую вызывай!
Кирилл испугался, решив позвать на помощь дядю Матвея, но внезапно остановился, глядя на Александра глазами, полными ужаса.
– А ты Славу вспомни! – мрачно произнес он. – Чем ты его лучше?
– Кирилл, заткнись! Звони маме! – прикрикнул Александр, вставая на корточки. – Ой, как больно!
Кирилл выскочил на улицу.
Кажется, у Александра началась паника, он был напуган. И Кирилл не знал, радоваться ему или… Во всяком случае, лечение болезни начинается с ее осознания. И, похоже, Сашка смог пощупать свою болезнь.
Матвея Васильевича он нашел сразу, позвал – и тот последовал за ним, не задавая вопросов. Увидев Александра на полу, Матвей на ходу отодвинул Кирилла, схватил Александра и посадил его, приказав твердым и спокойным голосом:
– Успокойся! Никто тебя не душит, но душили… Раньше. Кода ты был в отключке. Ты просто вспомнил боль!
– А-а-а… а-а-а… а-а-а … – испуганно всхлипывал Александр. – Да вы не понимаете, меня сейчас душат! Это все ведьма ваша, проклятый дом! – он тяжело дышал, взгляд его стал затравленным.
– Соматические болезни, слышал о таких? – поинтересовался Матвей. – Просто ты думаешь не так, как тебе приказывали. Вот такое объяснение тебе дали, чтобы ты понимал любовь правильно. Пройдет, не переживай… – дядя Матвей похлопал его по плечу. – Помучаешься маленько и пройдет. И слава богу, что вспомнил. Выздоравливать начинаешь.
Александр еще тяжело дышал, но глаза его заблестели:
– Я же говорил, что Ирка на меня как-то действует… С ней так легко, чувствуешь себя счастливым, отдаешь, и счастье в голову летит. Никогда такого раньше не испытывал. Мать не жалко, Кира вон… – Александр плакал. – Помогите, дядя Матвей! – взмолился он.
– Сам должен. Вспоминай, кто был, что хотели. Ты сильный парень, бугай такой, справишься! На тебя, парень, шило и мыло наложили.
– Какое шило, какое мыло?
– Обыкновенное. Да ты не переживай, ты не первый, не ты последний, Авдотья умела снимать, значит, и накладывать умела. Передала, видно, уменье… Рассказала, что да как, вот они и применили на практике.
– Как вы сказали? – вздрогнул Кирилл.
– Что как? – не понял Матвей, который уже и забыл про него, пока возился с братом.
– Как болезнь эта называется? – переспросил Кирилл.
– Да по-разному ее называют: порча, шило, проклятие, присушка, эпитамия… Как только ее не называют. Колдовская штучка. Как-то Авдотья рассказывала, что накладывают ее через другого человека, а потом еще и на самого человека, чтобы крепко держалась. Про шило я знаю, а как снимают – нет. Объяснила, да не понял я. Она ведь и меня маленько учить пыталась. Первого Иркиного мужика вылечила, а Славку не успела. У него не только шило, ему еще голову проткнули, – Матвей тяжело вздохнул. – Его может и не вылечить уже. Ой, как сестра с ним мучается, – покачал он головой. – Ты, Александр, не бойся. Думать надо головой, а когда умные мысли к голове не прикладываются, с особенной осторожностью. Спрашивать надо себя – почему?
– Маме позвони! – попросил Александр Кирилла.
– Вы мать-то не пугайте, она у вас людям шибко нужная, – остановил Кирилла дядя Матвей. – А ну как рожает кто, или аппендицит вырезают… Ведь бросит все, да побежит. Вам бы мать-то поберечь, – Матвей повернулся к Александру, лицо его было сердитым. – Кроме Авдотьи вряд ли кто в деревне сможет тебе помочь, ты уж как-то сам себя настраивай, а я попробую узнать, кто еще этим занимается.
Кирилл Матвея уже не слушал, словно перешел в другую реальность. Он вдруг отчетливо вспомнил свой сон, стариков, которые объясняли, что такое шило.
Значит, накладывают еще, только цели другие.
Кирилл смотрел на Александра и знал, что ему можно помочь, но как? Кириллу отчаянно захотелось снова оказаться там, с этими людьми из своего сна, которые могли и знали.
– Забудьте вы про нее! Это только наше с нею дело! – взмолился Александр. – Иринка не такая, зачем ей это нужно? Я и так ее без памяти люблю.
«Да чтобы квартиру нашу к рукам прибрать!» – хотел выкрикнуть Кирилл, но промолчал, скрипнув зубами. Объяснять что-то брату было бесполезно – он не думал, не анализировал, не искал истину, руководствуясь одними лишь чувствами, которые, похоже, возвращали его в исходное состояние, стоило ему расслабиться.
И Матвей Васильевич махнул рукой, когда услышал ответ.
– Нет, я сильно занят, может быть, потом… – искренне сочувствуя, сказал он и вышел.
Глава 6
Март и апрель пролетели незаметно. Бригады строителей трудились в две смены. К первомайским праздникам реконструкцию дома почти закончили. Он изменился и теперь совсем не походил на тот, который Кирилл и мать увидели впервые. Это был настоящий коттедж, ничуть не хуже тех, которые строили для специалистов. Надстроив еще один мансардный этаж, его утеплили, обшили кирпичом, покрыли крышу синей черепицей. Пахло краской, клеем и лаком.
На первом этаже, где был мост, расположилась прихожая и лестница. Ванная комната и комната матери располагались в том месте, где был пристрой. В другой половине дома – гостиная, столовая и кухня. И не было таких огромных печей. Только небольшие камины, который мать попросила поставить на тот случай, если вдруг начнутся перебои с теплом. И окна в доме теперь были большие, как в городе. На втором этаже расположились комнаты – Кирилла и Александра с теплыми лоджиями и панорамными окнами. Окно Кирилла выходило на село, что не могло его не радовать.
Комната Кирилла понравилась не только ему, но и новым школьным друзьям, которых он наконец-то смог пригласить в гости. Теперь ребята часто засиживались у него допоздна за компьютером, который, удивительно в такое время, был не у всех. Или смотрели фильмы по новому телевизору-плазме. Мать постоянно задерживалась на дежурствах, так что гнать их по домам было некому.
И, наконец-то, все вещи заняли свои места. Но когда их расставили, оказалось, что их так мало, что дом казался почти пустым. Встал вопрос о покупке новой мебели. Деньги, предназначенные на ремонт, еще оставались. Артур Генрихович не обманул, за материалы платить не пришлось, газ подвели бесплатно, да и за работу заплатили втрое меньше того, если бы ремонтом занимались сами.
Кирилл надеялся, что его мечта, наконец, сбудется, часто проверяя и обустраивая будку, но когда мать собралась в город за мебелью, речь о собаке сразу же превратилась в укор:
– Кирюша, у нас так много не хватает и так много надо, что о собаке думать в настоящее время просто глупо. Хорошая собака стоит столько же, сколько уголок школьника, который тебе необходим. Ты же хочешь сидеть за нормальным столом? Давай как-нибудь в другой раз.
Кирилл пожалел, что его вообще родили, завидуя Лехе и Сереге, у которых собака была. Любимая. Вряд ли они променяли бы ее на уголок школьника или даже роликовые коньки. Он глотал слезы, обнимая за шею чужого друга, вылизывающего его щеки, издали наблюдая за тем, как мать и Александр садятся в машину. Конечно, в доме жил странный кот, но кот не нуждался в друге. Он изредка появлялся, и никого не подпускал, ни к кому не проявляя привязанности. И все так же оставался равнодушен к колбасе, молоку и кошачьему корму.
В последнее время Кирилл уже и побаивался его, заметив в нем некоторые странности, присущие нечистой силе. Не выказывая ни враждебности, ни дружеского расположения, обычно, когда Кирилл оставался один, кот вдруг появлялся из неоткуда, наблюдая за ним желто-зеленым, с красными пляшущими огоньками взглядом. Кирилл в такие минуты боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть его. А если вставал, кот буквально проваливался сквозь землю – и каждый раз, перед тем, как ему исчезнуть, на мгновение темнело в глазах.
В существование кота верила только мать, да еще отец бывшей невесты Александра Яков Самсонович. Скользкий, слащавый тип, казалось бы, после незначительной просьбы матери сообщить ей, если рабочие вдруг увидят кота, переменился в противоположную сторону, точно его подменили. Теперь он каждый день интересовался судьбой зверя, излучая неподдельную заботу и беспокойство. Свой интерес он объяснял просто: кот был редчайшей породы, принадлежал приемной его матери Авдотье, но после ее смерти исчез – и теперь, с его возвращением, вернулась и надежда обрести вновь утраченное сокровище.
В его объяснениях Кириллу чудился подвох, но объяснить себе в чем именно, он не смог. Кот действительно отличался от прочих котов, и мать, которая тоже его иногда видела, с этим согласилась. Во-первых, его размеры были больше обычного. Во-вторых, черная шерсть, ниспадая до самого полу, обладала какими-то фантастическими свойствами, помогая ему быть невидимым. Однажды Кирилл на мгновение отвел взгляд, сразу же потеряв кота из виду, а спустя минуту, вплотную приблизился к тому месту, где заметил его, увидел кота снова – в той же позе, в какой сидел до исчезновения. В-третьих, его лапы с острыми когтями с металлическим отливом, хищные клыки и острые зубы напугали бы кого угодно. Кот словно специально подражал нечистой силе, чтобы оправдать про себя самые худшие подозрения. И, пожалуй, Кирилл с удовольствием вернул бы его хозяевам, чтобы он однажды не перегрыз им горло. Кот, в свою очередь, в друзья не набивался, оставаясь диким.
Вряд ли такой таинственный зверь стал бы встречать у ворот дома или дежурить возле школы. Кирилл мечтал о друге, который мог бы разделить с ним и горе, и радость – и невольно проверял конуру, будто друг там должен был появиться сам собой. В утепленной будке не хватало только подстилки да самой собаки – пусть непородистая, пусть маленькая, но живая душа. Отказ матери купить ему собаку стал ударом в самое сердце. До последней минуты он отказывался поверить, что мать его предала. Верил до последней минуты, пока мать и Александр не вернулись из города.
Кирилл лежал на кровати и безучастно пялился в потолок, не проявляя интереса к тому, что передвигали внизу мать и Александр. Он не ответил и тогда, когда мать позвала его обедать. Всякое желание разговаривать с ними пропало. Жизнь снова казалась ему беспросветной. И когда мать зашла в комнату и позвала его с собой в магазин, Кирилл не ответил, лишь отвернулся к стене. Здесь всем было хорошо, кроме него.
В какой-то степени и он радовался переменам. Мать изменилась, ей стало намного лучше. На лице ее появился румянец. В последнее время она сама вела прием и проводила операции. За месяц открыла новую лабораторию, привела в порядок родильное отделение – и, наконец, заработало оборудование, купленное захаровскими владельцами. Мать как-то незаметно расцвела и перестала вспоминать о городе, об их квартире, о папе. Изменился и Александр, перестал пить, даже собирался восстановиться в институте, но по-прежнему много говорил об Ирине. Последние два дня были из тех редких дней, когда мать была дома, занимаясь исключительно домашними делами.
А ведь она обязана была помнить, что именно он до последнего момента был рядом и терпеливо сносил все трудности, пока она возилась с Александром и с домом, работал и учился не покладая рук. И пусть она хотела, как лучше, но это не давало ей право убивать его мечту!
– Зачем? – тихо и едва внятно спросил Кирилл, колупая стену пальцем.
– Надо! – ответила мать, ободряюще хлопнув его по спине. – Надо кое-что и кое-где посмотреть. Тебе понравится, обещаю.
– Сашку проси, у вас здорово получается счастливыми оставаться! – обиженно ответил Кирилл, отодвигаясь к стене.
– Саша тоже пойдет с нами. Мы не пойдем, а поедем. Вставай! – она потрепала его, пощекотав.
Кирилл не реагировал. Мать уже собралась выйти из комнаты, но вернулась и села рядом, погладив его по голове.
– Завтра первое мая. Я считаю, мы заслужили и отдых, и небольшой праздник. Приедет тетя Вера и тетя Августа. Нужно купить мяса на шашлык. Будем жарить прямо во дворе. Баню истопим. А в-третьих, мы с Сашей посчитали и решили, что мотоцикл тебе не помешает. Их везли на той же машине, на которой доставили нам мебель. Здоровые такие, импортные. Александру понравились, он был в восторге. Тут многие ребята имеют свой транспорт. Мы хотели скутер, но я думаю, ты его уже перерос.
Кирилл навострил уши, но вида не подал. На одну чашу весов упала собака, на вторую мотоцикл. Чувства его смешались. Он как будто предавал друга, но ни друг, ни он сам уже не видели в этом большой трагедии.
– Мотоцикл? – настороженно переспросил он. – Вы не мне покупаете, Сашке! Наверное, он уже отписал машину Ирке своей? – Кирилл подавил боль, которая рвалась наружу на мягкий голос матери.
– Нет, Кир, на этот раз покупаем для тебя. И я, и Саша, и тетя Вера. Это подарок на твое совершеннолетие. Я разговаривала с дядей Матвеем. Он тоже считает, что тебе можно купить мотоцикл, если водить умеешь. Один мотоцикл дядя Матвей заказал в магазине для Сережи. Ты же не хочешь ходить пешком, пока твой друг рассекает по Черемушкам на мотоцикле? Так что собирайся, – она вышла.
Кирилл сел на кровати, обдумывая соблазнительное предложение. Хотелось плюнуть, но не получилось. Каждый день сломя голову парни разъезжали по Черемушкам, с девчонками за спиной, которые крепко к ним прижимались. И он почти чувствовал, как это, когда тебе дышат в спину, сплетая руки на груди.
Сомнения отпали сами собой. Он натянул кроссовки и вышел.
Мать и Александр уже сидели в машине и ждали его. Александр загадочно улыбался, совсем как раньше, пока с ним не приключилась эта история, как будто вернулся прежний его брат, с которым они когда-то делили одну комнату. В последнее время он не злился, не впадал в депрессию, не хамил. Ни говоря ни слова, Кирилл сел на заднее сиденье. По привычке переднее место ему не уступали, так повелось еще с тех пор, пока был жив отец.
Александр повернул ключ, машина легко тронулась с места.
Минут через пятнадцать они были в двухэтажном торговом центре. Мотоцикл выбрали темно-синий с фиолетовым отливом – большой, мощный, с огромным баком. Стоил он дорого, там были и подешевле, но мать решила не скупиться.
Несколько смутила коляска, но брат лишь рассмеялся.
– Идиот, ее же снять можно! На рыбалку или куда еще, самое то! И палатка поместится, и ведро, и мать с корзинками.
Александр тут же передал ключи от машины матери, чтобы на обратном пути опробовать новое транспортное средство. Кирилл уже засомневался, что ему позволят ездить самому, но Александр лишь рассмеялся, взлохматив ему волосы.
– На него права нужны. У тебя есть шанс получить сразу категорию А и Б. Экзамен на следующей неделе, я узнавал. Машину ты хорошо водишь, и мотоцикл, я думаю, осилишь.
После этого мать и Александр отправились за продуктами, а Кирилл остался сторожить свое сокровище, в тайне надеясь, что кто-то из одноклассников пройдет мимо. В этот миг он уже и не думал о руках, обнимающих его, а мчался на своем мустанге навстречу ветру. Добраться до гор с таким транспортным средством он мог за каких-то пять минут! И было немного обидно, что мать и брат поставили ему условие, что он не сядет за руль без прав. Многие правами не заморачивались, и никто их не ловил. Конечно, на права сдавать надо, и неплохо бы потренироваться на полигоне. Он много раз проходил мимо него, с завистью наблюдая за лихачами, взлетающими над горками и на мгновение зависающими в воздухе, представляя себя на их месте.
И как назло ни одной девчонки поблизости…
Кирилл глазел по сторонам, испытывая нетерпение. И немного смешался, когда у стеклянных дверей, за которыми скрылись прощенные мать и брат, заметил черного пса, выпрашивающего подачки.
Ощущение, что он кого-то предал, вернулось – Кирилл засмотрелся на собаку.
Пес был большим, до ужаса здоровый – это при том, что кобель был страшно худ и ребра его можно было пересчитать на ощупь. Черная спина, толстый густой хвост, а по размеру не меньше кавказца. Настоящая боевая машина. Вот бы ему такую! Но к такому псу ему даже близко не позволят подойти. Сердце Кирилла тоскливо сжалось от жалости. Люди старательно обходили пса стороной, хотя пес был миролюбив и приветливо махал каждому хвостом. Когда очередной человек спускался с крыльца, пес махать хвостом переставал, провожая тоскливым взглядом, но быстро забывал, встречая того, кто показывался в дверях. Он почти тыкался носом в сумку, выпрашивая себе подношение.
Когда пес заметил пристальный взгляд Кирилла, он забеспокоился и, уступая территорию, собрался уже уходить, нехотя спускаясь с крыльца, но неожиданно вышла мать, с полными пакетами, и к немалому удивлению Кирилла, позвала пса, предлагая огромный кусок колбасы.
– Туз, иди-ка сюда… Ой ты мой хороший! Смотри, что я тебе приготовила! – она погладила его.
Пес сразу же забыл про Кирилла, проглотив колбасу в один присест. Кирилл опешил, потеряв дар речи. На мать это было не похоже, он даже засомневался, его ли это мать. Слез с мотоцикла и подошел к ним,
– Мам, а можно я тоже его поглажу, – попросил Кирилл, тихонько приближаясь.
– Туз, свои! – приказала ему мать.
Пес послушно обнюхал Кирилла. И, не обращая больше на него внимание, сунул морду в сумку, будто знал мать всю его жизнь. А мать снова повела себя странно, раскрывая пакет и давая собаке обнюхать его содержимое.
– Кирюш, это и есть мой сюрприз, – кивнула она на пса весело. – Ну, посуди сам, зачем брать дорогого щенка, если такая умная псина ищет хозяина? Местные не берут, считают, слишком большой, не прокормить. А я считаю, нормальный, – пожала она плечами, – Мы ж на окраине живем. С таким можно ничего не бояться. Мы с ним еще неделю назад подружились, но я ждала, когда дом доделают. Пусть сразу привыкает охранять от чужих. Сидеть, Туз!
Туз послушно сел. Мать надела на него ошейник, только что купленный в магазине. Прицепила поводок.
– Мам, похоже, он вообще городской, здесь мало кто учит собак командам… – Кирилл, еще не пришедший в себя, погладил Туза.
– Он и есть городской. Охотники два года назад оставили. Он при больнице живет, иногда в магазине попрошайничает. В общем, ходит тут по центру. Ну что, согласен иметь такого друга?
– Мам, спрашиваешь! – восхищенно выдохнул Кирилл, преданно заглядывая в почти человеческие глаза. Пес еще не понимал, что жизнь его изменилась, но немного встревожился, когда его потянули к машине, пытаясь вывернуться из ошейника. Но как только мать открыла дверцу, кликнув Туза, он, не раздумывая, залез в машину, располагаясь с грязными лапами на заднем сидении. Глаза его заблестели, он нетерпеливо заскулил, поторапливая.
Туз, скорее всего, решил, что его везут в город к хозяину. Дома он слегка растерялся, поняв, что привезли его не туда, куда он стремился попасть. Несмело остановился у ворот ограды, принюхиваясь. А после по по-хозяйски обошел двор, раздумывая, что бы это все значило.
Мать вынесла ему воды и миску супа, добавив туда хлеба. Туз с жадностью все это съел, попил воды. Кирилл принес с сеновала старое сено, бросил в будку, сверху положил старое пальто, позвал Туза.
Тузу будка понравилась, хотя для него она была, пожалуй, маловата: пролазил он едва-едва, да и встать во весь рост не получалась, но, наверное, понял, что теперь у него есть дом. Пока цепь прилаживали на трубу, которая шла вдоль ограды, сидел в будке, высунув наружу только морду. За долгий срок скитаний пес отвык от внимания и человеческой речи и, похоже, чувствовал себя неловко, с любопытством прислушиваясь к разговорам.
А Кирилл на Туза не мог наглядеться. В Черемушках такого пса не было ни у кого. Несколько запоздало, но пес вспоминал все команды, которые положено знать воспитанной собаке. Сидел, лежал, вставал рядом, подавал голос и лапу, и при этом как-то сразу понял, что хозяин его Кирилл. А когда сообразил, что он теперь не бездомный, обрадовался не меньше, не обращая внимания на Александра, который отнесся к появлению нового жильца равнодушно.