Вокзал Техас – Луизиана

«Эти голоса сводят меня с ума. Замолчите, замолчите немедленно! Кто это говорит, кто? Что со мной случилось? Я ничего не понимаю, как мне отсюда выбраться?»

Главврач сел рядом с Уиллом и начал проверять реакцию пациента на свет, направляя луч фонарика в глаза. Он взял руку мужчины и поднял её – конечность тут же упала. Затем откинул одеяло и начал проверять ноги и пальцы – реакции никакой не было. Врач удручённо встал, помотал головой и сказал Марте: «Наблюдаем дальше, ждём, когда очнётся. Сообщите мне, если что-то изменится».

– А если он не очнется?

– Значит, похороним. Думаю, никто в этом городе плакать по нему не будет.

«Что ты несёшь, прохвост? Да кто ты, мать твою? Дай мне только на ноги встать, я тебе покажу, кто такой Уиллоу Браун. Ты у меня будешь в аптеке лекарства продавать!»

– Марта, мы сделали всё возможное и невозможное, чтобы спасти жизнь этому пациенту. Теперь он должен постараться и сделать остальное сам.

Доктор Эндрю встал. Посмотрел на часы, затем взглянул на спящего Уилла, из которого со всех сторон торчали трубки, а аппараты отсчитывали, сколько раз в минуту бьётся сердце. Затем положил карту пациента в углубление на спинке кровати и вышел из палаты не оглядываясь. Марта засеменила за доктором, ловя его обворожительный запах и мечтая, чтобы мужчина обратил на неё внимание.

«Этот врач точно умалишенный. Что я должен сделать, чтобы вернуться в нормальное состояние? Выпрыгнуть из собственного тела, потрясти себя, а потом снова нырнуть обратно? Я зажат здесь, как в клетке. Да ещё этот поляк рядом, как его там… Саплявски… Стонет во сне всю ночь, как девчонка, заткнулся бы уже в конце концов – сил нет это терпеть!

Да и что эта медсеструха сказала? Что у меня задеты осколками костей сердце и позвоночник? А если я не смогу ходить, когда очнусь, если очнусь, конечно? Вот же гадство! Поганые мальчишки, выродки малолетние, это они во всём виноваты! Вот вернусь, головы им откручу, а коню этому мерзкому – конец, продам на мясо. Делов-то! А мясо домой принесу на ужин, пусть оглоеды порадуются, что их любимого коняшки больше нет, ахах-ахха!

Ну вот, опять завыл этот пан Саплявски. Что же это такое, как теперь уснуть? Эх, если бы я только мог встать, я бы быстро вырубил этого сопляка. Вот раньше были времена, когда я на ринге одной левой укладывал соперников прямиком в нокаут. Рефери отсчитывал благословенные секунды, а я уже праздновал победу. А потом всё изменилось, как говорится, в один день…»

1971 год, Новый Орлеан, штат Луизиана

…Всё случилось одним тёмным неспокойным вечером. С самого начала всё пошло по кривой. Уилл сидел у себя дома и смотрел бокс по телевизору. Тина готовила ужин и всё плакала и плакала – уже второй день подряд, никак не успокаиваясь.

– Да сколько можно реветь, а? Действуешь мне на нервы! Давай уже ужин неси, я проголодался.

– Несу, Уилл, только не злись, пожалуйста, – женщина вошла в комнату с подносом, на котором стояла тарелка с мясом и жареным картофелем. Она поставила поднос на столик рядом с диваном и уже собралась уходить.

– Это что, мать твою, за хрень собачья? – он схватил Тину за запястье и заглянул в глаза. – Ты совсем дурная, что ли, или тебе жить надоело? – на запястьях женщины виднелись свежие порезы и кровоподтёки.

– Да, надоело, не хочу больше так жить, это и не жизнь вовсе! Третий выкидыш, Уилл, сколько ещё раз я буду терять детей? – она схватила себя за живот, и из глаз снова потекли слёзы, тело содрогнулось от спазма боли и отчаяния. – Моё тело не способно выносить ребёнка, а без детей я жить не хочу. НЕ ХОЧУ!

Женщина вырвалась и побежала к себе в комнату, Уилл не стал её держать – пусть успокоится баба. Время все раны излечивает – и физические, и душевные. Ну нет у них детей, ну, значит, не судьба, значит, не нужно. Не хватало ещё, чтобы на свете появились копии Уилла и Тины. Неизвестно, какими они вырастут и кем станут. А если нет детей, нет и проблем. А чуть позже, если у них ничего так и не получится, они возьмут детей из детдома, с улицы, да откуда угодно. Бездомных детей пруд пруди, и всем им нужен кров и родительская ласка…

В момент, когда Уилл размышлял о будущем, в дверь постучали. На часах было 20:33.

– Кого нелёгкая принесла в такой поздний час в пятницу? – Уилл нехотя встал и побрёл не спеша к двери.

Он никогда не спрашивал, кто стоит за дверью. Мужчина не хотел утруждать себя лишними вопросами, да и не боялся, что по ту сторону окажутся грабители – его кулак обладал такой силой, что пробивал кирпичную стену.

Открыв дверь, он увидел знакомого, который никогда не приходил к нему домой. Они не были друзьями, и какого чёрта ему здесь было надо, Уилл не понимал.

– Патрик, какого лешего ты здесь делаешь? Ты знаешь, который час? – начал выступать Браун.

– Потише, Уилл, потише. Дело у меня к тебе есть одно.

– Какое дело? Во что ты меня хочешь впутать?

– Признайся, Уилл, ты сейчас сидишь без работы. Уроки бокса, которые ты даёшь последнее время, тоже не приносят денег, перебиваешься тут и там. Халтурки всякие берёшь, но на них далеко не уедешь, верно же?

– А тебе-то что? Ты мне не отец родной, чтобы нотации читать. Если хочешь знать, я как раз недавно устроился на одну работёнку. Хоть там и платят мало, но всё же. Ладно, что за дело, говори быстрее!

– Есть товар, который нужно перегнать с одного склада на другой. Ты берёшь тачку, приезжаешь, забираешь товар и отвозишь в место, которое будет указано на карте. На следующий день получаешь свой кусок бабла. Всё просто. Работы на пару часов, а денег хватит на полгода вперёд. Ну как, согласен?

– А откуда я знаю, что после того, как доставлю товар, мне заплатят? Где гарантии?

– Ты что, мне не доверяешь? Мы же с тобой столько лет знаем друг друга, мы почти родственники, я женат на твоей кузине. Мы всё равно что братья.

– Всё, всё хватит! То, что ты трахнул по пьяни мою кузину в своей раздолбанной тачке, ещё не говорит о том, что мы братья.

– Ты ничего не путаешь, а? Это же ты мою кузину поимел у клуба в своей машине, – Патрик усмехнулся и закурил сигарету.

Уилл зло посмотрел на него и процедил:

– Мне нужно подумать. Всё… иди отсюда. А, когда дать ответ?

– Завтра к вечеру, иначе денежки тю-тю – уплывут в чей-то карман. А ты будешь кусать локти и думать о том, где бы заработать пару долларов на новое платье для женушки.

– Ладно, не продолжай, завтра все скажу. Всё, давай!

Уилл закрыл дверь за Патриком и выругался. А ведь так хорошо начинался пятничный вечер: бокс по телевизору, пиво и любимый диван.

– Чёрт его раздери, кусок лошадиного дерьма! Знает все мои слабые места, чтоб его! Придётся соглашаться на эту халтуру! – он с размаху запустил в стену бутылку пива. Та разлетелась на осколки, а остатки напитка оставили на обоях жёлтые разводы.

– Тварь! – взревел Уилл.

Наверху послышались шаги, и дверь спальни открылась. Уилл увидел жену с заплаканными глазами – видимо, ещё не успокоилась. «Сколько же в ней слёз? Человек не может столько реветь. Да и было бы из-за кого: это же даже не дети, а эмбрионы. Нет, мне этого не понять». Он ненавидел, когда женщины плачут, потому что, когда их начинаешь успокаивать, они ещё сильнее рыдают. Когда стараешься не обращать внимания на слёзы, они говорят, что все мужики бессердечные сволочи. Ну и как тут быть?

– Уилл, что произошло? Что за шум? Я слышала звон разбитого стекла. Это у нас?

– Нет, соседи расшумелись, наверное. Иди спать, поздно. Я тоже скоро приду.

Говорить о нежданном госте, который пожаловал в поздний час, Уилл не хотел. Потому что стоит начать рассказывать, и тогда придётся выложить всё до конца, а он не был уверен, нужно ли это. Тем более он еще нё согласился на эту работёнку – необходимо подумать и оценить все риски.

– Вот гадство, я даже не спросил, сколько заплатят за эту халтуру. Как дурак, взял и решил подумать. Над чем тут думать, если там гроши. Надо завтра утром всё узнать у этого идиота, – пробурчав себе под нос, Уилл выключил телевизор, закинул посуду в раковину. Осмотрел дом на наличие включенных света и газа, проверил, закрыты ли двери, и пошел наверх спать. «Завтра всё разузнаю, и тогда уже приму окончательное решение».

Утром он встал рано – около шести часов. Жена ещё спала. Всю ночь она кричала и плакала во сне, а он успокаивал Тину, как мог, поглаживал по плечу и поил успокоительным. Под утро она уснула беспокойным сном и больше не просыпалась. Мужчина оделся и на цыпочках вышел из комнаты. В этот момент дверь заскрипела: «Аааа, чтоб её! Надо починить как-нибудь потом».

Уилл спустился по лестнице, которую когда-то смастерил отец. Лестница была старая, и некоторым ступенькам нужен был уже капитальный ремонт, да и покрасить не мешало бы.

– Надо будет починить потом, – прошептал Уилл. – Вот деньги заработаю и отремонтирую весь дом. Тина хоть обрадуется, а то зациклилась на детях. Вон всё хозяйство забросила и сад с цветами, который когда-то любила.

Он вышел из дома и направился в сторону гаража, в котором стоял синий «Додж Рам Ченджер»: восьмицилиндровый мотор, пятиступенчатая коробка передач, полный привод. Красавец, одним словом. Но достался он Уиллу непросто. Десять тяжёлых раундов, сломанные ребро и нос, разбитые бровь и губа, но в итоге соперник поражён – нокаут. Всё это было до армии. После того боя он больше не дрался.

Уилл залез в машину и, как всегда, испытал приятные ощущения от кожаных чехлов на креслах. Запах кожи в салоне сводил его с ума. Он обожал этот автомобиль и считал, что это самая любимая игрушка, а может, и любимая женщина для настоящих мужиков. Он мог часами возиться с ней, перебирать детали в руках или лежать под ней, что-нибудь ремонтируя. Чем не сексуальные игры любовников?

Уилл никогда так не любил и не хотел жену, как эту машину. Когда только увидел её, это была самая настоящая химия, удар молнией прямо в сердце. Вот тогда-то он понял, что значит любовь с первого взгляда, вот про что писали авторы любовных романов. Это была ещё одна любовь. После Лилии.

Браун завёл машину, включил первую передачу, плавно отпустил ногу со сцепления и медленно нажал на газ. Машина покатилась в сторону дома Патрика и Лилии.

Спустя пятнадцать минут Уилл был возле дома кузины и её мужа. Он не видел Лилию около полугода, и не сказать, что сильно скучал по ней. Хотя так было не всегда. Были времена, когда они проводили много времени вместе. Как же давно это было…

1968 год, Новый Орлеан, штат Луизиана

…Ох, это было чудное и неспокойное время. Неспокойное – для его сердца. Когда-то он любил её – не любовью двоюродного брата, а мальчишеской. Они вместе лазили по деревьям и сбегали от взрослых в поле ромашек, где прятались и смеялись до упаду. Будучи детьми, купались вместе голышом. Тогда Уилл ещё не понимал, к чему это может привести: что однажды Лилия превратится в красивую девушку, и на неё будут засматриваться все мальчики их района, а он будет жутко ревновать и срывать зло на всех подряд.

Сначала Уилл начал драться, просто защищая кузину от навязчивых поклонников. Затем записался в секцию бокса, которую посещал каждый день, потому что эмоции зашкаливали, а влюбленность в Лилию с каждым днём только росла. И он уже ничего не мог с этим поделать, его сердце больше не было ему подвластно.

Ни одна девушка ему не нравилась, думал и грезил он только о Лилии, а та начала его избегать всё больше и больше. Однажды Уилл осмелился и решил поцеловать её. Девушка вместо ответного поцелуя влепила ему горячую пощёчину. Такого парень не ожидал, ведь в глубине души надеялся и верил мальчишеским сердцем, что у них это взаимно. Но потом пришло окончательное разочарование: когда Уилл увидел Лилию с Патриком. Этот хмырь обнимал её у дерева за домом, его губы настойчиво целовали её, а руки были под платьем, требуя продолжения.

– Шлюха, ненавижу, какая же шлюха! – Уилл сжал кулаки и направился в сторону влюблённой парочки. Все чувства, которые разрывали его сердце все это время: любовь, негодование, безрассудство – смешались и превратились в симбиоз зла и ярости. Он накинулся на молодого человека и начал бить его кулаками и ногами, пока рядом стоящая Лилия звала на помощь. Уилл ничего не видел, не слышал её крики, разум его померк, уступив место гневу и безумию. Если бы его не оттащили от окровавленного Патрика, он бы убил его тут же, превратив в кусок мяса.

Затем был домашний арест на шесть месяцев, суд, а потом исправительные работы в другом штате. В городе, где жила его тётя. Если бы Уилл убил Патрика, чего ему тогда безумно хотелось, его, восемнадцатилетнего мальчишку, посадили бы в тюрьму очень надолго. Но тогда парню было всё равно: жизнь потеряла всякий смысл без Лилии, его Лилии.

Спустя шесть месяцев Уилл вернулся в родной город – к родителям, к боксу и к Лилии. Он был до сих пор зол на неё, но – боже! – как же он хотел её видеть, как хотел прижать хрупкое тельце к себе и никогда не отпускать! Хотела ли видеть его кузина, он не знал, но надеялся и верил, что она забыла того мерзкого Патрика. И тогда у него был бы шанс, один маленький шанс, что его девочка захочет быть с ним.

Главным условием возвращения к нормальной жизни было одно требование суда: он должен извиниться перед Патриком, перед человеком, который лапал грязными руками его девочку и засовывал свой язык ей в рот. Ох, как он его ненавидел и презирал, но понимал, что без выполнения этого условия с него просто так не слезут. Нужно забыть о своей гордости и убрать неприязнь подальше, в глубины сознания, и извиниться перед этим Патриком. Главное – не распускать руки, когда они встретятся, а то он может себя не сдержать и снова накостылять этому говнюку. Но тогда его точно уже посадят в тюрьму, и домашний арест покажется цветочками.

Уилл шёл по родной улице, которую знал с самого детства. Ещё несколько кварталов – и будет его дом, а через два квартала – дом Лилии. Именно здесь, на этой улице, он провёл детство и юношество, здесь они бегали с Лилией от её дома к его и обратно. Здесь он первый раз попытался её поцеловать, но ничего не вышло. «Всему свое время», – так говорила его покойная мать. Уилл был достаточно терпелив и готов был подождать, когда его девочка сама позволит поцеловать себя.

Стояла весна, и улица утопала в цветущих деревьях. В воздухе стоял такой густой аромат, что, если остановиться хоть на минуту, можно было захмелеть. Браун никогда не был сентиментальным – все чувства и положительные эмоции он вытаскивал из себя щипцами, когда это было нужно. Но чаще всего они сидели очень глубоко и не мешали ему жить. Но было одно чувство, которое находилось на поверхности, оно словно окружало его сердце невидимой оболочкой, это – безответная любовь к Лилии.

Наслаждаясь ароматами и приятными воспоминаниями, он зашёл во двор своего дома и увидел отца, сидевшего за утренней газетой и чашкой кофе. Запах крепкого напитка заставил желудок Уилла содрогнуться от удовольствия и громко заурчать. Как, оказывается, давно он не пил кофе, сваренного отцом, ммм… Лучший кофе во всём районе!

– Здорово, отец, – подходя, сказал Уилл.

– О, Уилл, сынок, ты вернулся! А как вырос-то, выше меня стал, настоящий великан! Дай я тебя обниму, – мужчина встал и прижал сына к груди. Тот смутился и немного покраснел. Он вовсе не хотел обниматься, но когда почувствовал сильную хватку родителя и тепло его мускулистого тела, сам прижался к нему. Уилл понял, как ему не хватало отца, не хватало кого-то родного, кто мог бы вот так обнять и прижать к себе. У тётки, у которой он прожил шесть месяцев, будучи под домашним арестом, никакого намека на нормальные семейные отношения не было и в помине.

– Ты знаешь, отец, твоя сестра оказалась противной тёткой. Вот уже двадцать лет она живёт одна, потому что все мужья сбежали от неё из-за поганого характера. И жить у неё, как оказалось, было совсем не сладко. Да ещё и на работы, назначенные судом, приходилось ходить. Местной больнице не хватало медбратьев, поэтому меня направили туда. В этот филиал смерти. У меня постоянно складывалось ощущение, что людей там не лечили – про них просто забывали. А вспоминали, когда они начинали издавать неприятный запашок. Вот тогда звали меня.

Отец посмеивался над историей, которую рассказывал Уилл, и просил продолжения.

– Местные врачи прозвали меня Уилл-труповозка, юмористы херовы. Да-да-да! Я отвозил этих вонючих засранцев в морг. Забирал из палат, но чаще всего из коридора, где они лежали. За эти шесть месяцев я увидел столько смертей – не счесть, и представь себе, абсолютно разных. Оказывается, смерть может быть на любой вкус, только чаще всего как умереть, выбирает не клиент, а заказчик. Так вот, смерть бывает насильственной, геройской, скоропостижной, мученической, голодной, ну… и так далее.

– Так, ну и…

– И знаешь, что я понял? Из любой работы или дела можно вынести какую-то пользу для себя. Единственный вывод, который сделал я, когда закончилась моя каторга, это то, что со смертью лучше не играть. Она в любом случае тебя обыграет на несколько очков. У неё свои правила, которые она никому не рассказывает. А уж если ты смельчак и вздумал сыграть с ней на равных, то знай, что поражение будет обидным и горьким. Ведь ещё ни разу никто и никогда не побеждал её. Можно, конечно, попытаться с ней договориться, и если у неё будет хорошее настроение, то, возможно, она и отсрочит твой конец на пару годиков. Но потом эта костлявая старуха всё равно возьмет своё, потому что она не любит оставаться в дураках, точнее, в дурах.

– Всё верно, сынок, со смертью лучше не шутить. А то, что ты прошёл такое испытание, это даже хорошо. Ты стал сильнее и мудрее после этого. А лучше расскажи, как сам-то?

– Всё нормально, отец, я скучал по тебе, и по дому, и по Ли…

– Да знаю я, знаю. Всё нормально. Но Лилия уехала почти сразу же, после того, как ты… ну ты понимаешь.

– Как уехала, куда уехала? – всполошился Уилл.

– Спокойно, спокойно! Она уехала учиться. Вот скоро летние каникулы – должна вернуться. Тогда и увидитесь. Иди отдыхай, а завтра утром пойдём к Патрику Джонсу. Ты должен извиниться перед ним.

– Да, я знаю, – промычал зло Уилл, опустив голову и как будто выглядывая что-то в траве.

– Зря ты на него напал тогда, – видя, что Уилл собирается что-то возразить, отец добавил: – Подожди, подожди, не кипятись. Он неплохой парень. Я с ним разговаривал. И работник он хороший – где-то на складе работает, кажется. Может, вы с ним ещё подружитесь, как знать?

– Это вряд ли, – промычал Уилл и направился к дому. Злость начинала закипать в нём, как только он слышал имя Патрик. – Дурацкое имечко, – сплюнул он на землю и открыл дверь в дом.

Парень поднялся по лестнице к себе в комнату. Она ничуть не изменилась за прошедшие полгода. Вещи были на местах, где им и положено быть, одежда висела в шкафу, вся чистая и выглаженная.

Отец был чистюлей, и поэтому дом был всегда идеально убран, как будто он ждал гостей, хотя к ним редко кто захаживал. После смерти жены мужчина стал более замкнут, ни с кем не общался, никуда не ходил, ничем не интересовался. Одна радость осталась – сын. Только ничего кроме печали тот пока не приносил, и поэтому надо было срочно исправлять ситуацию. Уилл понимал, что они остались друг у друга вдвоём, и – хочешь не хочешь – нужно поддерживать ту крупицу тепла, что осталась. А исправлять ситуацию нужно, как только приедет Лилия. «Нужно будет попросить её стать моей женой, а потом мы переедем в этот дом и будем жить вместе, и отцу будет повеселее», – размышлял он.

На следующее утро, когда солнце встало над городом и оповестило всех о хорошем начале дня, Уилл спустился со второго этажа на кухню, откуда доносились ароматные запахи. Отец уже проснулся и готовил завтрак себе и сыну.

– Давай, сын, ешь поживее и пойдём, нас уже ждут.

– Кто нас ждёт так рано?

– Ой, ну не строй из себя дурака! Нас ждёт семья Джонсов. А точнее – Патрик Джонс.

– Если он так ждёт меня, чего сам сюда не пришёл? Я не гордый, извинился бы и здесь, – усмехнулся Уилл, жуя тост, намазанный арахисовым маслом и джемом.

– Это не ему надо извиняться перед тобой, а тебе перед ним. И ты пойдёшь туда, иначе я так тебе всыплю, мало не покажется, и не посмотрю, что ты вырос и стал ростом под потолок.

– Ладно, ладно, не кипятись, отец, я же пошутил.

Уилл никого не боялся в жизни, кроме отца. Он его любил, уважал и боялся. Вот так сразу – все три чувства смешивались в одно.

Подходя к дому Патрика, Уилл заметно нервничал. Он не любил извиняться перед кем бы то ни было, потому что считал, что всегда прав. А извиняться прилюдно – перед отцом и семьёй Патрика, было для него совсем унизительно. Настолько, что парень готов был отработать в больнице ещё шесть месяцев. Уж лучше смотреть на трупы, чем смотреть в глаза Патрику и пожимать ему руку.

– Ох, быстрее бы уже закончился этот день, что-то мне не по себе, – сказал Уилл.

– Как кулаками махать, это мы умеем, а как извиняться за своё поведение, это мы в штаны наделали! – вспылил старший Браун.

– Ничего не наделали! Сухие штаны! Всё, я готов – пойдём уже быстрее.

Брауны позвонили в дверь дома семьи Джонс, и им открыли почти сразу. Складывалось такое ощущение, что за дверью давно стояли и как будто ждали, когда уже в неё позвонят.

На пороге стояла хозяйка дома, миссис Джонс, миловидная женщина лет сорока. У неё были короткие каштановые волосы, завитые на бигуди, по крайней мере, так казалось. Крупные локоны лежали мягкими волнами. Одета она была в голубую блузку и светлые, немного прозрачные брюки, через которые дерзко просвечивали белые трусики. Да, эта женщина знала себе цену и никому не позволяла помыкать собой. Поэтому когда на единственного племянника Патрика напали и избили до полусмерти, она сделала всё возможное, чтобы наказать виновного и отправить подальше из этого города.

– Добрый день, мистер Браун. Как ваши дела? Проходите, будьте как дома, – она прошла в дом, не взглянув на Уилла, давая понять, что в этом доме он нежеланный гость.

– Спасибо, Жанин, всё хорошо. Вот Уилл вернулся, мне хоть не так одиноко теперь будет.

– Да-да, я понимаю. Может быть, чаю или кофе? Кофе чудный, сварила перед вашим приходом, Карл.

– Да от кофе я не отказался бы, особенно от твоего, Жанин.

«Он что, с ней заигрывает? – глядя на отца, подумал Уилл. – Ужас какой!» Поморщившись, он попытался скрыть отвращение от заигрываний отца и наигранной вежливости со стороны тёти Патрика. Отвернувшись от этой мерзкой картины, он увидел стоящего на лестнице виновника торжества – Патрика.

– И давно ты тут стоишь и пялишься на меня? – со злостью спросил Уилл.

– Это вообще-то мой дом, если ты забыл.

Уилл ухмыльнулся и направился к Патрику. Он хотел растоптать его, уничтожить, унизить. О боже, как же он ненавидел его в этот момент!

– Да, это твой дом, а я здесь просто гость. Но я пришёл извиниться перед тобой за тот случай у дома Лилии, когда я… эмм… ударил тебя… за это… ну, в общем… ты понимаешь… короче, я прошу прощения.

Уилл почувствовал, что в этот момент в доме стало на удивление очень тихо. Тетя Патрика и отец стояли между кухней и гостиной и смотрели за его реакцией. Что он мог сделать в тот момент, кроме как протянуть руку этому идиоту? НИЧЕГО! По крайней мере, не сейчас…

– Прости меня…

– Ладно, с кем не бывает. Извинения приняты, – он пожал протянутую руку Уилла и заглянул тому в глаза. Патрику показалось на секунду, что он увидел там неприкрытую ненависть, от которой всё похолодело внутри. Парень резко отпустил руку и понял, что нажил себе кровного врага. Но он тоже не пальцем деланный и демонстрировать своё истинное отношение к Уиллу не собирался. Лучше держать врага поближе к себе, а когда придёт время – показать клыки.

Уилл улыбнулся Патрику натянутой улыбкой. Дело сделано – можно сваливать отсюда. Здесь его больше ничего не держит. Браун-младший чувствовал, что напряжение витает в воздухе и, скорее всего, из-за него. Уилл повернулся спиной к обитателям этого дома и, не сказав никому ни слова, вышел, хлопнув дверью. Он чувствовал себя униженным и подавленным, на него как будто вылили ведро дерьма.

«Что со мной не так? Я ведь просто извинился. Жест вежливости. Ничего особенного, миллионы людей каждый день так делают и ничего – живы же. Лучше бы он ударил меня так, чтобы его кулаки испачкались моей кровью. Чтобы у него костяшки были ободраны до мяса, когда он меня молотил бы. И то мне было бы легче, чем сейчас», – внезапный спазм в желудке нарушил ход сумбурных мыслей, и Уилла вытошнило прямо на асфальт. Благо рядом никого не было, такого позора молодой мужчина не пережил бы.

Через месяц Уилла призвали в армию. Младший Браун уехал, так и не повидав Лилию и не сказав, как сильно её любит.