– Тридцать ударов плетьми для мужчин и двадцать для женщин, – Амлон вжала голову в плечи. Если он хочет наказать её, то пусть наказывает скорее. Двадцать ударов она не выдержит. Это будет, конечно, не самый лёгкий способ отправиться на суд к Всевышнему, но зато все её мучения окончатся разом. – А почему ты солгала? – Спросил вдруг господин визирь. Она не ожидала этого вопроса и растерялась на секунду. Но этой секунды хватило у неё, чтобы вырваться:
– Потому что я боюсь сказать правду, – она прикрыла рот рукой. Визирь хищно улыбнулся.
– А ты не бойся. Что ты хотела сказать мне на самом деле?
– Что не могу любить вашу еду, как и вашу страну. Что она кажется мне безвкусной, а порядки дикими. Что я никогда не смогу прижиться здесь. Что я ненавижу вас всех, желтолицых. Вы отняли у меня семью и юность. Что лучше смерть, чем жизнь здесь в золотой клетке, – Амлон выпалила это на одном дыхании и вздёрнула голову, смотря прямо на визиря, не отрывая взгляд, хотя и боялась его до дрожи. Ну и что. Пусть он теперь убьёт её. Она тогда встретится с отцом.
В комнате повисла тишина. Никаких звуков не доносилось из-за плотно-прикрытой двери. Она были наедине с этим ужасным человеком, который мог сделать с ней всё, что захочет. Амлон боялась его до дрожи и в то же время в ней зрело какое-то чувство, которому она не могла дать название. То, что, наверное, испытывает воин перед битвой, зная, что пришёл его час. Какое-то мужество, решимость. Она была одна, в чужой стране, но она была сильнее их. Они не смогут сломать её душу, подчинить себе. Растоптать, унизить – да, но не сломать. И, видимо, господин визирь что-то почувствовал, потому что в его взгляде мелькнуло удивление, всего лишь на секунду. А, может быть, Амлон это только показалось. Но он первым отвёл взгляд, бесшумно поднялся с колен и сказал:
– Отдыхай пока. Я вечером приду к тебе.
Амлон вздохнула свободно, когда он ушёл. Господин визирь пугал её даже больше Повелителя. Она не знала, что от него ожидать. А вот это его: «…вечером приду к тебе» похоронным звоном наполняло душу. До вечера надо что-то придумать.
Она вытащила из-под подушки нож. Интересно, где его можно наточить? И сможет ли она, если понадобится, убить господина визиря? Ответов на вопросы пока не было. Когда в комнату постучали, Амлон быстро спрятала нож под подушку и вскочила. Но к ней вошла только Ирис.
– Вы поели, госпожа? Я унесу подносы, – она собрала посуду, поставила её на подносы и, действительно, собралась уходить.
– Постой, Ирис, – рискнула Амлон.
– Да, госпожа.
– Ты не знаешь, где можно наточить вот это? – И она показала служанке нож.
– Опасную игру вы затеяли, госпожа, – покачала головой Ирис. – Но на кухне есть точильный станок. Только лучше бы вам смириться, – Платье словно бы невзначай соскользнуло с её плеча, обнажив уродливый шрам. Амлон поёжилась. Нет, она должна действовать осторожно. Ещё не время. Но при мысли о визире, сердце начинало колотиться от страха. Лучше иметь при себе нож. Правда она не была уверена, что при случае сумеет им защититься, но лучше всё же хоть какое-то оружие.
– Я не могу смириться, Ирис. Я умру в неволе, – Амлон умоляюще посмотрела на служанку. Та вздохнула, потом ответила.
– Хорошо, госпожа, давайте нож. Я наточу его и передам вместе с ужином. Только смотрите, чтобы никто не заметил, что он острый.
Служанка ушла, а Амлон смотрела ей вслед, чувствуя, как разрывается сердце от одиночества. Она – птица, запертая в клетке.
Эмет
Эмет обедал. Пища, как всегда казалась безвкусной. Он мог бы приказать и ему подали бы любое блюдо, но не хотел рисковать. Игра с шеймом – слишком рискованное дело. Он не мог позволить себе дать слабину. И в то же время дал, вот как раз сегодня. Он вспоминал эту странную девушку, даже имени которой не спросил. От неё пахло луговыми травами. Хотя он знал, что её одели для показа повелителю честь по честь. И пахнуть от неё могло лишь ирханскими притираниями. Он ненавидел эти запахи, но приходилось мириться. Со многим в этой стране приходилось мириться…
А девушка напомнила ему Тарс, поля, холмы, море… Крики чаек, лёгкий ветерок ласкает волосы, мама… Аим его забери! Он же обещал себе никогда не вспоминать об этом. Он затолкал свои воспоминания так далеко вглубь, чтобы никакое снадобье местных знахарей не смогло выудить их у него, даже под пытками. Он жил этим. Если отнять эти воспоминания, он сойдёт с ума.
И вот как ей удалось одним своим видом разбудить всё то, что дремало в нём пятнадцать лет?! Испуганная лань. Трепетная и дрожащая, но такая сильная. Чистая душа Тарса. Много их, таких, ещё привезли в гарем к ненасытному шейму? Как бы ему хотелось утопить в крови этот проклятый ненасытный Ирхан вместе с его повелителем! Но ещё не время… Он уронил голову на руки и застонал.
В комнату постучали. Эмет поднял голову. Никто и никогда не должен знать, что даже у него, первого советника самого шейма бывают минуты слабости. Слабость всегда карается и тем больнее, чем ты слабее.
– Войдите.
– Господин визирь, – молодая служанка вошла, не поднимая головы, сложив руки на груди в почтительном жесте, – ваш ужин ожидает вас в трапезной. Или может быть вам подать ужин сюда?
– Нет, я не хочу ужинать, – ответил он. – Хотя, постой-ка. Подай мне ужин в комнату госпожи. Мы будем сегодня ужинать с ней вдвоём.
– Хорошо, господин, – служанка поклонилась и вышла.
Он же обещал вечером прийти и поговорить.
Амлон
Вечером Ирис принесла ужин. Два подноса, вместо одного. Амлон испуганно посмотрела на неё.
– Это для господина. Он будет ужинать вместе с вами, госпожа, – ответила Ирис на невысказанный вопрос, а потом добавила шёпотом. – Нож на подносе. Спрячьте его, госпожа, иначе меня накажут.
Служанка неловко поклонилась, и выпорхнула за дверь. Амлон тут же бросилась к подносу. Нож действительно был там, умело спрятанный между тарелок с едой. Острый, как она и хотела. Спрятать его под подушку было делом нескольких секунд. Она, на всякий случай, села так, чтобы иметь возможность выхватить его, если что. Амлон смутно представляла, какая именно опасность её ожидает. Она боялась всего. И жизнь наложницей или женой (она не видела разницы) господина визиря пугала её даже больше, чем смерть.
Она сидела, не мигая, и смотрела на дверь. Еда на подносе остывала. Была бы её воля – заперла бы дверь в комнату. Вот только комнаты в Ирхане запирались только снаружи. Да ведь он всё равно войдёт. Амлон против воли вспоминала ледяной взгляд господина визиря и его жёсткий голос. Такой не остановится ни перед чем.
Готовая к встрече, она всё же вздрогнула, когда его фигура показалась в дверном проёме.
– Прекрасного тебе вечера! – Приветствовал господин визирь её, даже не потрудившись изобразить на губах улыбку.
Амлон растерянно промолчала. Она не знала, как себя вести с этим человеком и что ответить на приветствие.
– Ты можешь приступить к трапезе, – разрешил он ей и сам подал пример, подхватив двумя золотыми узорчатыми палочками что-то похожее на длинную рыбу в водорослях. Она как зачарованная смотрела, как он ест, не в силах приняться за еду сама. Аккуратно, так что ни одна капля густой подливы из пряностей, не упала ему на идеально белую рубашку. Амлон не знала, как называется эта одежда, да и не стремилась узнать. Здесь всё было чуждо ей и тем более чуждым становилось, чем дольше она находилась в этой проклятой стране. – Я вижу ты не хочешь есть. Хорошо, тогда я хотел бы поговорить с тобой, – визирь вытер рот золотой салфеткой, расшитой богатыми узорами и небрежно бросил её на поднос. – Как тебя зовут?
– Амлон, – тихо ответила она, понимая, что дальше молчать бессмысленно и опустила глаза.
– Ты знаешь ирханский язык?
– Нет, – она покачала головой.
– А вот это уже плохо. Знаешь ли ты, что в конце следующей недели ты должна будешь предстать перед лицом шейма в Великих Шатрах, как моя жена? А жене визиря Повелителя всего Ирхана не пристало оставаться безграмотной. С завтрашнего дня к тебе будет ходить учёный хаим. Он начнёт обучать тебя ирханскому языку и письму, чтобы ты хотя бы смогла произнести слова брачной клятвы, а кама из гарема Повелителя расскажет тебе, как надлежит одеваться, ходить, кланяться и говорить жене визиря.
Амлон слушала речь визиря с безмолвным удивлением. И с каждым словом на сердце словно камень ложился. Будущая жизнь виделась тёмной, без единого просвета. Перед лицом их жестокого и кровавого бога она должна будет принести клятву верности вот этому мужчине и стать его женой, родить ему наследников и всего через неделю. Не об этом она мечтала в детстве, не такой судьбы желала, не с таким человеком мечтала быть связана нерушимым союзом любви и верности навеки. На глаза наворачивались слёзы, но Амлон сморгнула их. Она не покажет свою слабость ни за что! Всевышний поможет ей.
– Ты поняла меня?
– Да, господин.
– Господином будешь называть меня при людях, а наедине я требую, чтобы ты, как будущая жена называла меня по имени – Эмет.
– Да…Эмет, – тихо ответила Амлон, запнувшись. Ирханское имя резало язык. Они помолчали. Господин визирь взял с подноса большой жёлтый фрукт, Амлон ещё не видела таких и не пробовала, аккуратно разрезал его на маленькие кусочки и предложил несколько ей. Она взяла и проглотила, не почувствовав ни вкуса, ни запаха.
– Нравится?
– Не знаю… нет, – ответила она честно, вспомнив чем карается ложь.
– Уже усвоила урок, – усмехнулся визирь. – Молодец. Я не люблю ложь. Откуда ты родом?
– Из Тарса, – он же знает, откуда она родом, иначе почему заговорил с ней на тарсийском? К чему этот вопрос?
– Откуда именно?
– Из Лаабата, с предгорий, – Амлон на минутку закрыла глаза, вспоминая. А когда открыла – господин визирь уже стоял у двери.
