Фото 1914г.
С 1913 года экстернами служили Н. Н. Тихомцев, С. П. Померанцев, Р. И. Хаймович, М. П. Розанов, М. Ф. Лийскеров.
Госпитанты
Как и экстерны, подобную практику проходили так называемые госпитанты. Это молодые врачи, только-что окончившие учебные медицинские учреждения и не ведшие самостоятельно больных. В их задачу входило участие в обходе больных совместно со старшим врачом или ординатором и перенятие методик их обследования. Значительная часть госпитантов составляли земские врачи различных губерний, приезжавшие в Москву на время своей научной командировки. С 1911 года в терапевтическом отделении госпитантами работали М. В. Флеров, Н. О. Меликянц, Б. Н. Нейман и В. В. Куприевич. В 1913 году госпитантом работал Н. Н. Приоров.
Нейман Берах Иосифович
Все ступени, чтобы стать настоящим доктором, прошел Берах Иосифович Нейман. Он родился 19 августа 1888 года. Б. И. Нейман был адептом редкого типа монотеистического вероисповедания – караизма (См.: ЦАМД. Ф. 918. Оп. 1 лс. Д. 23 Л. 40). Окончив медицинский факультет Московского Императорского университета, Берах Иосифович продолжил свое образование в Солдатенковской больнице в качестве госпитанта. Уже через год на одной из научных конференций врачей больницы Б. И. Нейману, а также и другим вышеперечисленным госпитантам, было разрешено работать в больнице в качестве экстерна. Еще через год с 21 февраля 1913 года будущий терапевт принят на должность ассистента. Карьера Б. И. Неймана прервалась с началом Первой мировой войны. 16 августа 1914 года он был мобилизован в армию для обслуживания раненых. Только 15 декабря 1917 года, после двух революций, Берах Иосифович вернулся в Солдатенковскую больницу, где с другими врачами перенес все испытания последующих лет.
Курсы усовершенствования врачей
Системы обучения молодых врачей долгое время в больнице и в Российской империи в целом не существовало. Не было органа, который мог бы организовать специальные курсы для, как обозначалось позднее, усовершенствования врачей. Необходимость в подобных курсах возрастала с каждым годом. При этом многие опытные врачи были готовы поделиться своим опытом, полученным на богатейшем больничном материале. Среди них в Солдатенковской больнице консультантами работали врачи: В. А. Александров, П. Н. Березкин, П. М. Галли, В. А. Мещерский, А. А. Соколов и П. И. Яхонтов.
С 1912 года три раза в неделю давали консультации для госпитантов в терапевтическом отделении профессор В. Д. Шервинский, который за короткое время сделался, по выражению Ф. А. Гетье, «членом семьи врачей Солдатенковской больницы» (Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1912 год. М. 1914. С. 12). О необходимости курсов повышения квалификации описан следующий случай в отчете больницы за 1912 г.: «к администрации… больницы обратилось несколько земских врачей, выражая желание познакомиться с клинической бактериологией и лабораторными методами исследования больных. По просьбе администрации один из экстернов больницы Г. М. Печерский, очень опытный в этой отрасли медицины, организовал требуемый практический курс, продолжавшийся полтора месяца и настолько удовлетворивший земских врачей, что они сердечно благодарили д-ра Печерского за ту пользу для себя, которую они извлекли из занятий. Не прошло месяца по окончании этих занятий, как в больницу явилась новая группа земских врачей, а затем и третья с просьбой устроить такие же систематические занятия, о которых они узнали от своих работавших в больнице сотоварищей» (Указ. отчет. С. 11). Таким образом было положено начало курсам усовершенствования врачей, которые в советское время стали самостоятельной организацией на базе различных медицинских учреждений.
Знак общины сестер милосердия «Утоли моя печали»
Средний медицинский персонал, низший персонал и немедицинский персонал
Выпускницы общины «Утоли мои печали» сестры милосердия Васильева, М. А. Строкина и Н. Я. Лабутина до работы в Солдатёековской больниницы служили во фронтовых лазаретах Русско-японской войны 1904-1905гг.
Уход за больными осуществлялся силами среднего и низшего медицинского персонала. К среднему медицинскому персоналу относились фельдшерицы и сестры милосердия городской общины «Утоли моя печали», созданной на средства княгини Натальи Борисовны Шаховской в 1871 году. Упоминаемый уже доктор Федор Петрович Гааз, главный врач Павловской больницы (в настоящее время РНИМУ им. Н.И. Пирогова), по просьбе Натальи Шаховской с целью улучшения качества ухода за пациентами заменил в больничном штате ухаживавших за больными отставных солдат женским медицинским персоналом. Он же основал первую Никольскую общину сестер милосердия в 1848 году. В 1863 в Никольскую общину вступила овдовевшая Н. Б. Шаховская. Основанная Натальей Борисовной община «Утоли моя печали» после смерти ее основательницы в 1906 году была передана в городское ведение и финансировалась из городской казны, так как наследства она не оставила. Поэтому городская управа и предложила Ф. А. Гетье использовать в качестве среднего медицинского персонала членов известной общины. Главной сестрой милосердия, а также бессменной и незаменимой помощницей главного доктора была назначена послушница упомянутой общины Мария Алексеевна Строкина. Она родилась 5 апреля 1880 года в деревне Омары Омарской волости Мамадышского уезда Казанской губернии. Там же училась в земской школе. 12 декабря 1897 года, переехав в Москву, поступила в общину сестер милосердия «Утоли мои печали». До работы в Солдатенковской больнице Мария Алексеевна служила сестрой милосердия в Сокольнической больнице, откуда 12 декабря 1910 года перешла работать в больницу Ф. А. Гетье. Всю свою оставшуюся жизнь Мария Алексеевна проработала в Солдатенковской (Боткинской) больнице. Её нелегкий труд был не раз отмечен грамотами и наградами от советского правительства. Одна из таких наград – «Орден Ленина» – присвоенный указом правительства СССР №209/128 от 14.04.1951 года.
Фельдшерицы вели работы по медицинской отчетности, в операционных, в водолечебнице и электролечебнице, в рентгеновском кабинете, делали массаж хирургическим больным. Первой на должость фельдшерицы в рентгеновском кабинете была назначена А. И. Чехова. Неизменной помощницей хирурга В. Н. Розанова во время операций с 1913 года стала Грешнова Клавдия Максимовна. Она родилась 8 января 1876 года. После гимназии окончила фельдшерскую школу в г. Туле. До поступления в Солдатенковскую больницу служила фельдшерицей при амбулатории городской железной дороге в Москве. В Солдатенковскую больницу зачислена 1 октября 1913 года на должность фельдшера при операционной. К. М. Грешнова проработала в больнице до выхода на пенсию в середине пятидесятых годов.
Весь уход за больными был возложен на сестер милосердия. Об их профессиональной подготовке красноречиво говорит, например, свидетельство «выданного [12 июня 1910 г.] Анчутиной Александре Петровне (в Боткинской больнице работала с 1910 года!) в том, что она, прослушав в течение семи месяцев теоретические и практические курсы по уходу за больными и ранеными в больнице Св.[ятой] Царицы Александры при Городской Александровской Общине сестер милосердия «Утоли моя печали» имени Н. Б. Шаховской, подверглась испытаниям и оказала вполне удовлетворительные успехи по нижеследующим предметам: а) анатомии и физиологии, б) хирургии и учению о повязках, в) внутренним и нервным болезням, г) заразным болезням, д) общей терапии и уходу за больными, е) фармации и фармакологии, ж) гигиене. Посему означенная в сем свидетельстве Анчутина Александра Петровна признается подготовленной к исполнению обязанностей сестры милосердия» (МФ. Личные дела уволенных в 1950-1953 гг. Л.190).
В задачу главной сестры милосердия входило распределение обязанностей для прочих сестер и обеспечение последних необходимым инвентарем и даже наем женской прислуги. К обязанностям старших сестер милосердия относились труды по обеспечению правильного ухода сестрами милосердия за слабыми больными, чистоты в отделениях и палатах, точного исполнения обязанностей младшими сестрами и низшим персоналом, бельевым и прочим инвентарем.
В обязанности младших сестер милосердия вменялось исполнять все врачебные предписания, касающиеся больных. Младшие сестры милосердия выдавали больным лекарства, измеряли температуру, ставили компрессы, банки и клизмы, делали подкожные впрыскивания и т. д. Помогали им в работе палатные служанки.
Палатные служанки должны были поднимать и переворачивать больного, помыть его или принести подкладное судно и т. д. Работа сестер милосердия не была легкой, а часто и опасной. Работая с заразными больными, они подвергались риску заразиться дифтеритом, дизентерией, брюшным тифом и другими. Выполняя свой долг заразилась и погибла старшая сестра милосердия скарлатинного корпуса А. А. Морковина от туберкулезного пиелонефрита. Морковина служила в больнице со дня ее открытия. Неутомимая в работе, строгая к себе и требовательная к другим, несмотря на свой молодой возраст, заслуживала общее уважение среди своих коллег и врачей. Также, работая в инфекционном отделении заразилась от больных брюшным тифом и умерла сестра милосердия Е. Ф. Петрова.
Уже с начала работы Солдатенковской больницы ощущалась нехватка младшего персонала, которая была обусловлена большим количеством увольнений (32% за первый год). По опросам сестер выяснилось, что часть увольняется по причине желания повышать свое медицинское образование, другие хотели быть независимыми от общины и жить самостоятельно (Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1912 год. С.14). Но основной причиной увольнений среди сестер милосердия, на наш взгляд, стали тяжелые условия труда при незначительном денежном вознаграждении. Эта причина текучести кадров среди указанной категории работающих была основной и в годы революций, гражданской войны и последующих мирных периодов строительства социалистического общества.
Сестры милосердия, работавшие в незаразных отделениях, жили в квартирном корпусе (в настоящее время корпус №17) вместе с другими 17 служащими, помещаясь по две в одной комнате. Сестры заразных отделений жили в корпусах, где работали, как правило, по одной в отдельной комнате. Помимо жилья, сестры пользовались за счет больницы электричеством, отоплением, прачечной и столом, т. е. питанием. Весь медицинский персонал имел продолжительность рабочего дня одиннадцать-двенадцать часов в сутки и каждую неделю имели один суточный выходной.
Низший персонал (прислуга) набирался только из грамотных. Список должностей низшего персонала приведен выше в таблице. К ним, кроме служанок, прачек и прочих относился персонал амбулатории и члены артели кухни. Все работники, относящиеся к низшему персоналу, проживали на территории больницы. Семейные женщины, работавшие в больнице, могли жить в отдельной комнате в одном из корпусов учреждения только в случае, если их муж также служит в больнице. А работающие в заразных отделениях такого права были лишены. Несемейная прислуга размещалась в «жилом» корпусе в комнатах по 6-8 человек. На отдельную комнату имели право дворовый надзиратель, повара, слесари. Питание, электричество, отопление и посуда для низшего персонала оплачивались больницей. Питались они отдельно от общебольничного персонала. Пищу готовил артельный повар и «кухонный мужик», услуги которых также оплачивались больничной администрацией. Закупку продовольствия осуществлял выборный (артельщик) из числа низшего персонала. Продолжительность рабочего дня для прислуги в основном составлял десять часов в сутки, за исключением дежурных слесарей и привратников, работающих в три смены по восемь часов. Для низшего персонала была построена баня, которая топилась два раза в неделю. Один раз для мужчин и один раз для женщин.
При таких условиях в первый полный год [1911] работы больницы почти 2/3 прислуги уволились по собственному желанию. В 1912 году увольнений было почти в два раза меньше. Но при этом надо отметить, что за нарушение больничного режима были уволены единицы (в 1912 году – 7 человек). Увольняли за присвоение больничного имущества или вещей, принадлежавших больным; дерзкое отношение к высшим служащим, самовольное оставление дежурства и игру в карты по ночам. (См.: Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1912 год. М., 1913. С.16).
Но вернемся к теме питания для больных. Было установлено четыре рациона. Один для лечившихся, не требующих диеты, второй для требующих усиленного питания, третий для «лихорадящих» и постный, по просьбе больного, если его состояние допускало такое питание. Для обеспечения данной задачи закупались следующие продукты: говядина тушами, баранина, телятина, свинина, печенка коровья, куры, севрюга, белуга, осетрина, судак, яйца, молоко, масло русское, хлеб ржаной кислый, хлеб ржаной сладкий, хлеб ржаной пеклеванный, хлеб белый, хлеб черствый, розанчики, калачи, разная крупа (гречневая, овсяная, перловая, манная, геркулес, пшено, рис), мука крупитчатая, мука картофельная, чай, сахар, картофель, капуста кислая, огурцы соленые, клюква. Используя вышеуказанные продукты, меню для питания больных и персонала старались разнообразить для каждого дня. К примеру, в 1912 году было составлено «расписание порций» для больных взрослых и отдельно для детей, куда входили следующие различные блюда: супы (пюре-картофельный, манный, свекольник, перловый, рисовый, рисовый молочный, рассольник), щи (кислые, свежие и зеленые), бульоны (манный, перловый, куриный), каши (гречневая, пшенная, рисовая, рисовая молочная, манная молочная.), котлеты, лапша, горох, печенка жареная, размазня (гречневая, пшенная), различный хлеб. Кроме того, в рацион входили молоко, яйца, кисель клюквенный, селедка, чай и сахар.
Помимо разнообразного стола для больных были созданы условия для их развлечения. Главным из них для взрослых больных незаразных отделений служило чтение книг и журналов, частью приобретенных больницей, частью пожертвованных. Больные играли в шашки и различные лото. Для детей в заразных отделениях организованы игры. Игрушки, пожертвованные для больницы родителями больных детей, служили немалым утешением страдающим детям. Для прогулок больных в холодное время года выдавались соответствующие костюмы. Многие больные, чтобы насладиться свежим воздухом, пользовались верандами, которые имелись почти в каждом корпусе, где в холодные месяцы лечащиеся лежали на кушетках по несколько часов, завернутые в меховые одеяла-конверты. С 14.00 по 15.00 (по выходным до 16.00) к больным допускались посетители, что поддерживало в них душевную бодрость и могло действовать благотворно на пациентов больницы. Однако уже через год после открытия больницы посещения больных родственниками и знакомыми стали «не только тяжелым бременем, но нередко серьезным злом, нарушающим в корень основные принципы, проводимые больницей. Не говоря о загрязнении больничных палат посетителями и производимом ими в них беспорядке, вызывающем необходимость производить после них генеральную уборку всех больничных помещений, не говоря о том, насколько посетители беспокоят находящихся в палатах слабых больных, за ними приходится следить, чтобы они надевали, как следует, халат, не садились на кровать к больному, не принесли бы ему чего-нибудь, что могло бы повредить его здоровью и т.д.» (Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1912 год. М., 1913. С. 26). Но больше всего беспокоило то, ввиду бессилия проконтролировать, когда посетитель приносил с собой в палату вещи побывавшие в очаге какой-либо заразы, что приводило к распространению инфекционных заболеваний (См.: Там же).
Макиевский-Зубок Николай Гаврилович
Руководство всей хозяйственной частью Солдатенковской больницы осуществлял Николай Гаврилович Макиевский-Зубок. Он до работы в больнице был, как и К. Т. Солдатенков, членом Совета благотворительного общества при Басманной больнице, которую, напомним, возглавлял А. Ф. Гетье. Будучи человеком хозяйственным и энергичным, а также умелым администратором, Николай Гаврилович своей работой внес немалый вклад в хозяйственно-бытовое обустройство Солдатенковской больницы. Он был буквально одержим идеей сделать данное лечебное учреждение образцовым. Со слов главного доктора Макиевский-Зубок «не ограничивался ежедневными обходами зданий, каждую ночь он забегал то в то, то в другое отделение. Он был требователен к среднему и младшему персоналу и, тем не менее, его любили, потому что он был справедлив (МФ. Наша больница / Исторический очерк. Рукопись. Л. 12). В сентябре 1917 года Николай Гаврилович Макиевский-Зубок скончался. В его честь были организованы торжественные похороны с отпеванием в часовне «Бессребреников Космы и Дамиана» при анатомическом театре, где присутствовало все руководство Солдатенковской больницы и множество приглашенного народа.
Н. Г. Макиевский-Зубок в своем кабинете административного корпуса.
Фото не ранее 1912г. и не позднее 1917г.
Священник Соколов Николай Павлович
Отпевание служил священник Соколов Николай Павлович. Он родился 6 ноября 1874 года в Москве. Учился на бухгалтера. Но под влиянием Варвары Евграфовны Чертовой (3) Николай Павлович поступил в Спасо-Висанскую духовную семинарию. Работал псаломщиком в церкви Архангела при университетской клинике (ЦАМД Ф. 918. Оп. 1 лс. Д. 31. Л.5). В браке с матушкой Лидией Андреевной Золкиной имел дочку Марию (год рождения 1900). В часовне бессребреников Космы и Дамиана Асийских при Солдатенковской больнице Николай Павлович начал служить с 11 августа 1911 года. В Первую мировую войну с 23 февраля 1915 года отец Николай одновременно мобилизован священником в Ходынский заразный госпиталь, бараки которого были построены за Солдатенковской больницей. Со слов его родственников «отца Николая прихожане очень любили. Никогда не повышал голоса и, вообще, был очень порядочный, добрый и честный человек».
Псаломщиком на время похорон был его однофамилец Соколов Иван Иванович, который работал в Солдатенковской больнице с 23 февраля 1915 года, сменивший служителя при часовне Егорова Ивана Титовича происхождения из крестьян Тверской губернии, 05.01.1892 года рождения, бывшего в штате Солдатенковской больницы с 29 января 1913 года. Иван Титович не был женат и 5 января 1915 года был мобилизован в действующую армию.
Оба Соколова, священник и псаломщик, 20 июня 1918 года по принуждению советской власти вынуждены были покинуть службу. Увольнению предшествовал приказ народного комиссариата государственного призрения РСФСР от 20 января 1918 года «О прекращении выдачи средств на содержание церквей, часовен, священнослужителей и законоучителей, и на совершение церковных обрядов», согласно которому, как видно из названия приказа, священники прекращали получать заработную плату, а «Церковные службы и требы могут продолжаться при условии возбуждения ходатайства коллективами верующих с обязательством принятия на себя ремонта, содержания помещений, инвентаря и служащих». С той даты (20 января 1918 г.), видимо, прекратились церковные службы в часовне бессребреников Космы и Дамиана. А через два года [в 1921 году] храм был закрыт. В часовне сняты кресты, пробиты окна для дополнительного света, поставлено междуэтажное перекрытие, на котором располагались кабинеты лаборатории морга». (См.: [Электронный ресурс] / Kosma.otrada-i-uteshenie.ru)
1917 год. Похороны Н. Г. Макиевского-Зубка, как символ уходящего благополучия. Панихиду служил о. Николай (справа)
Конференции врачей
В течение каждого года работы Солдатенковской больницы собирались научные и административные конференции, на которых обсуждались (исключительно штатными врачами, ассистенты имели только совещательный голос) хозяйственные, организационные и кадровые вопросы. Только за 1912 год таких конференций было проведено двадцать две, из них десять научных. На административных конференциях обсуждались темы о замещении врачей, уходящих в отпуск, об организации библиотеки для больных, о количестве госпитантов и экстернов, могущих работать в больнице, о правилах выписки химических средств для лабораторий. Однажды Городская управа внесла предложение сделать питание для персонала Солдатенковской больницы платным. Конференция высказалась против и поручила Ф. А. Гетье мотивированное решение конференции донести до управы.
1913 год. На конференции врачей.Слева направо стоят: Б. Н. Виноградов (1-й), Б. И. Нейман(3-й) А. Д. Очкин (7-й), А. И. Абрикосов(8-й); сидят: В. М. Васильев (2-й), А. Е. Соловьев (3-й), Р. И. Хаймович (4-й), С. Г. Белецкая(6-я), Г. К. Хрущев (7-й), М. П. Киреев (9-й), Ф. А. Гетье (10-й), В. Н. Розанов (14-й), В. И. Соколов (15-й)
На научных конференциях принимать участие могли все работающие в больнице врачи, которые выступали с докладами и демонстрировали пациентов чья болезнь могла представлять научный интерес. Многие доклады научных конференций публиковались в медицинских журналах. Например, доклад В. Н. Розанова «Coecum mobile» напечатан в журнале «Хирургических архив» за 1912 год, или доклад В.И. Соколова «К вопросу о Кожевниковской эпилепсии» издан в «Журнале невропатологии и психиатрии» также за 1912 год. Некоторые доклады выходили отдельными брошюрами. Опубликована книга И. А. Бродского «Что приобрела терапия центральной нервной системы в препарате Эрлиха «Сальварсан». Конференции врачей собирались и в дальнейшем. Например, в 1914 году их провели шесть за почетным председательством доктора медицины (1879), профессора Московского университета Василия Дмитриевича Шервинского (1849-1941), известного терапевта, состоящего консультантом терапевтического отделения Солдатенковской больницы и где он на общественных началах в 1912-1914 годах читал лекции врачам (См.: МФ. Материалы по истории Солдатенковской больницы / сост. Е. В. Ромейкова. Л. 11).
Делегации
О новой больнице, её современном оснащении, опытных врачах и архитектуре быстро распространялись слухи не только по Москве, но и Европе. Немалый интерес проявляли к больнице чиновники Российской империи, а также иностранные делегации. Так, в начале апреля 1912 года Солдатенковскую больницу посетил министр финансов Российской империи и одновременно Председатель Совета Министров, статс-секретарь Владимир Николаевич Коковцев. Причина визита министра финансов в больницу остается неизвестной. В своих дневниках за этот период «Из моего прошлого» граф об этом ничего не упоминает. Также об этом не упоминается в прессе. В 1912 году, кроме указанного приезда министра финансов, больницу посетили представители парижского муниципалитета с президентом городского Совета во главе, группа городских общественных деятелей из различных городов Германии, представители городских самоуправлений целого ряда русских городов, врачи, архитекторы, попечители и попечительницы больниц и т. д., всего свыше 100 лиц (См.: Отчет Московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1912 год. М., 1914. С. 26-27).
Через два года произойдет одно заметное событие, которое сделает Солдатенковскую больницу известной во всей России. Газеты и журналы того времени распространили по всей стране новость о трагедии, случившейся на Ходынском аэродроме Московского общества воздухоплавания.
Глава 4
Первый знаменитый пациент
9 мая 1914 года в Солдатенковской больнице проходил обычный рабочий день. В шестом часу вечера с Ходынского аэродрома в небо поднялся испытуемый аэроплан «Депердюссен» постройки «Дукса». Самолетом управлял Адам Мечиславович Габер-Влынский, в качестве механика на борту находился А. А. Мухин. Адам Мечиславович, уроженец Львова, проявляя любовь к скитаниям, еще ребенком ушел от родителей. В первых годах 20 века Габер-Влынский становится велогонщиком, но это не принесло ему большой славы. Накопив некоторую сумму денег, будущий пилот уезжает во Францию, где обучается летному мастерству у знаменитого пилота Блерио, а затем и у конструктора летательных аппаратов Фармана. В конце 1910 года Габер-Влынский возвращается в Россию со своим «Фарманом-IV», на котором он совершает эффектные показательные полеты во многих городах, и которые приносят ему известность. С конца 1911 года Габер-Влынский работает летчиком-испытателем на московском заводе «Дукс», а также инструктором в московской школе авиации на Ходынке. На Ходынке «русский дьявол», так его прозвали во французской прессе, продемонстрировал весь комплекс высшего пилотажа, в том числе фигуру, известную сейчас, как «колокол». Габер-Влынский вторым после Нестерова в России сделал «мертвую петлю». Коллегами Адама Мечиславовича были И. И. Сикорский, С. И. Уточкин, П. Н. Нестеров, Б. И. Россинский и другие… И вот, во время испытательного полета на нарочно перегруженном «Депердюссене» произошло событие, о котором писала почти вся пресса того времени. Порывистый ветер не позволил самолету устойчиво подняться в воздух, несмотря на исправную работу мотора. «Вскоре, – как писала «Заря» №19 от 1914 года, – на высоте 100 метров, А. М. Габер-Влынский решил спуститься. При спуске и произошла катастрофа. Аппарат терял скорость и все больше наклонялся, грозя перейти за роковой предел 45-градусного угла. Три раза летчик выключал мотор, чтобы выровнять аэроплан, но это ему не удалось. Скорость была потеряна и «Дюпердюссен» скользнул вниз, упал головной частью. В последний момент А. М. (Адам Мечиславович) крикнул Мухину «спасайся!» – и выпрыгнул из аппарата. Это его спасло. Мухина, спрятавшегося под «капот», раздавило опрокинувшимся аэропланом (и, как писал журнал «Искры №20 за май 1914 г., «Силой удара о землю 18-летний Мухин был превращен в мешок с костями) <…> Повреждения, понесенные А. М. Габер-Влынским, очень тяжелы. Но неусыпный надзор врачей Солдатенковской больницы, тщательный и любовный уход, окружающие больного, дают надежду на скорое выздоровление.
И мы, вместе с широкими кругами русского общества, горячо откликнувшимися на несчастье, постигшее знаменитого летчика, желаем ему скорейшего восстановления сил и еще новых, прекрасных завоеваний в деле, которое он с таким успехом посвятил себя». И действительно – близость к месту падения Солдатенковской больницы позволило спасти летчику жизнь. Испытатель был госпитализирован в хирургический корпус, где опытные врачи срочно оказали ему первую медицинскую помощь. Габер-Влынский не был обычным пациентом. Он был в состоянии оплачивать свое лечение и обратиться к услугам какой-нибудь престижной частной клиники. Но репутация Солдатенковской больницы была настолько безупречной, что не вызывала вопросов, где продолжать лечение. Через некоторое время пострадавшего летчика навестил его коллега, не менее известный французский авиатор Адольф Пегу, который вскоре демонстрировал свой полет на Ходынском поле. Журналист иллюстрированного художественно-литературного журнала «Заря» также посетил Габер-Влынского в Солдатенковской больнице и описал увиденное в репортаже «В Солдатенковской больнице»: «Далеко влево от шумной толпы, наполнявшей летное поле, белеют корпуса Солдатенковской больницы. Пегу несколько раз улетал в ту сторону и непосредственно в виду больницы проделывал самые головоломные свои трюки. Это была рыцарская любезность по отношению к больному товарищу, так недавно впервые показавшему москвичам мертвые петли, А. М. Габер-Влынскому. На второй день полетов мы поехали в Солдатенковскую больницу. Зеленые лужайки больничного цветника усеяны фигурками в серых холщовых халатах; кто сидит в креслах, кто опирается на костыли, кто прислонился к стене – все смотрят ввысь, где начинает свое знаменитое падение листом французский авиатор.
А. М. Габер-Влынский (лежит справа) на веранде 2–го хирургического корпуса
наблюдает за полетами А. Пегу
«М. А. Габер-Влынский во втором корпусе». Мы идем к этому второму корпусу, небольшому двухэтажному зданию, в правом углу которого выстроена стеклянная веранда. Здесь-то находится сейчас Габер-Влынский. Нас встречает его жена. Известия о здоровье раненого авиатора вполне утешительны. Он на пути к скорому и полному выздоровлению. Но достаточно взглянуть на потемневшее лицо, на утомленные веки, в бесконечно усталые глаза г-жи Габер-Влынской, чтобы понять пропасть, отделяющую человека, уверенно парящего в воздух от поверженного наземь, пропасть, которую А. Габер-Влынский, к счастью, скоро снова обратно перешагнет.
Сначала мы услышали его голос. Мы поняли: этот человек скоро выздоровеет, потому что он этого хочет, да, это тот же энергичный и уверенный голос, та же быстрая речь не любящего терять даром время человека, который мы слышали столько раз прежде. А затем мы его увидели. И это было зрелище, которого нельзя забыть.
А. М. Габер-Влынский лежал навзничь на кровати: лицо его, желто-коричневое, исхудалое носит явные следы только-что пережитых страданий. Кругом его – больные, слева – один на кровати, справа – в кресле. Сзади группа больных на костылях, в креслах, на носилках. А. М., не поднимая головы, смотрит на небо, где летает Пегу, и громким голосом объясняет больным каждый маневр авиатора. Бодрая речь этого мученика авиации и жадно внимающие лица окружающих его искалеченных людей, а там в выси победно реющий авиатор – этого контраста не забудешь!» (Заря. №30. 1914. С.7)
Врачи Солдатенковской больницы вернули «русского дьявола» в строй. К началу Первой мировой войны Габер-Влынский был выписан и продолжил свою работу на Ходынке, испытывая самолеты и обучая летчиков, которые вливались в ряды пока малочисленных, недавно образованных отрядов военных авиаторов. Австро-Венгерское подданство не позволило известному авиатору непосредственно принимать участие в действующей русской армии. До конца 1918 года Габер-Влынский испытывал самолеты в авиашколе, пока 24 ноября не был вынужден покинуть Россию из-за начавшегося красного террора. 21 июля 1921 года «русский дьявол» разбился в польском Люблине при испытании первого экземпляра лицензионного итальянского самолета Ансальдо А1 «Балилла».
