Убийство в сердце империи

– Добрый вечер, милорды и миледи! Мое имя Накано Такэко из Дома Тейсицу. Я представляю Совет Высоких Домов. Я наблюдаю и не вмешиваюсь, но имею голос, который будет звучать на Совете. Прошу, Дом Крупп, начинайте! – эльфийка азиатской внешности в классическом мару-до-ёрой7 церемониально открыла собрание. Представитель Совета должен был участвовать на каждом собрании. Для того чтобы Совет всегда имел достоверную информацию о том, что происходило в каждом Доме, он посылал представителя на каждое собрание, а чтобы представителя не могли подкупить, каждые несколько лет этот пост занимал член другого Дома. Такая ротация была изнуряющим, но действующим механизмом, который не давал «увлечься» тому или иному Дому, как увлекся сто лет назад Дом Крупп. Уже второй год представителем была Накано – молодая воинствующая эльфийка, даже не скрывавшая презрения к людям, как и доброго отношения к Дому Крупп. Она заняла свое место за столом, стоящим посреди орхестры огромного амфитеатра, на ступенях которого располагались члены Дома. За столом, по левую руку от представителя Совета, восседал эльф, который был готов взять слово.

– Благодарю, Такэко. Сыновья и дочери, внуки и правнуки, все, кто присоединился к моему Дому! Я, Арвид Крупп, приветствую вас, – тонкая и сухая фигура даже в виртуальном мире источала силу и величие. Около трех сотен остроухих голов были повернуты в сторону отца, а их глаза смотрели на него с уважением, а некоторые – даже с нескрываемым обожанием. «Всеобщий отец», таков был титул Арвида, был одет в приталенный сюртучный костюм серебрянного цвета, по стилю и покрою напоминающий позднюю индустриальную эпоху – время зенита его Дома. Старший комиссар не был в кровном родстве с основной линией семьи. Его род влился в клан Круппа еще в семнадцатом веке, но полицейский, как и другие, искренне уважал отца. – Вчера немногие из вас узнали об убийстве вечного на нашей территории. Сегодня мы узнаем подробности, – Этцель напрягся, он не хотел, чтобы его вписали в общий список выступающих. – Хильдебальд Мальтхоф предоставит нам первый отчет, также мы заслушаем наших близких из финансового, инвестиционного и военного отдела корпорации… неожиданно для нас всех и для меня лично слова на собрании попросил Этцель Мальтхоф. Его голос мы услышим в под конец собрания. Начнем. Хильдебальд, тебе слово.

– Благодарю, отец! – мужчина из первого ряда поднялся, подошел к столу и встал по правую руку от сидевшего Арвида. – Родичи, наш отец уже упомянул горестное происшествие, случившееся на улицах нашей столицы. Нами были предприняты все необходимые шаги… – в этот момент Этцель перестал слушать. Речь Хильдебальда, как всегда изобиловала деталями и витьеватыми оборотами, однако для старшего комиссара они не имели никакого значения. Кузен не мог сказать решительно ничего нового в плане расследования, потому что его речь основывалась на выводах из отчета, который составил следователь, то есть сам Этцель, а подковерные игры в ратуше и полицейском президиуме его не интересовали. Хильдебальд с Альбрун уже подложили ему свинью, оставив без поддержки полиции, так что время можно было провести с большей пользой. Комиссар, стараясь не привлекать внимания, стал аккуратно осматривать присутствующих. Из-за полукруглой формы амфитеатра всех рассмотреть было невозможно, но три-четыре дюжины бессмертных были видны как на ладони. Все собравшиеся следовали древней традиции и имели хотя бы один элемент одежды серебрянного цвета. В остальном многие копировали стиль Арвида. Мужчины в таких же сюртуках, женщины в платьях с «бараньими ножками» были поглощены полной драматизма истории Хильдебальда. Однако среди царившего однообразия можно было заметить и некоторые детали, указывавшие на личные цели родственников. У Альбрун, сидевшей согласно ее статусу по левую руку от Арвида, на шее красовался массивный золотой обруч с инкрустированными в него сапфирами и рубинами, какие носили разве что в раннем Средневековье. У нескольких сестер из Австрии Этцель заметил похожие украшения. Такие украшения давно вышли из моды и не могли быть не чем иным, как символом какой-то партии внутри Дома. Что за партия это была – стоило еще выяснить, но, присмотревшись к Арвиду, комиссар не заметил ни одного золотого украшения и успокоился: пока отец оставался нейтральным, Дом был в безопасности. Около десятка эльфов носили повязки синего цвета, но это была давно известная и разрешенная партия технологических прогрессистов, которые отвечали за развитие науки и военного дела. Только наивные смертные пытались разъединить эти позиции, в Доме Крупп одно было неотделимо от другого. Больше явных отличий Этцель не заметил. Тем временем один доклад следовал за другим, и комиссар огорчился, что шлем не давал ему отпить вина в реальном мире. Это был не его мир, не его общество. В очередной раз окинув взглядом собрание, он с удовольствием увидел, что Бледель, как и он, не скрывал скуки. Его кровный брат с каменным лицом смотрел прямо на докладчика и только редко моргал. Для незнающих это могло казаться примером внимательности и только Этцель знал, что в это время его брат перечитывал свои любимые книги, которые тот выучил наизусть, когда коричневые стали жечь книги. Благо этот темный период закончился очень быстро, а вот Бледелю эта игра понравилась, и он продолжил таким образом тренировать свою память. Феноменальные способности брата были недоступны самому полицейскому; все, что ему оставалось, – с белой завистью наблюдать за этим театром одного актера.

– Благодарю, Фридберт! Мне кажется, что предложения моего названного сына должны быть одобрены. В конечном итоге разработка углеродных аккумуляторов даст нам… определенные… конкурентные преимущества. – сначала Бледель, а за ним Этцель поняли, что их отец подбирает слова и делал это он из-за представителя Совета. Соперничество между Домами официально было порицаемо. Официально борьба шла только со стрижеными, но планета была одна, а Домов – не один десяток. Все ждали реакции Накано Такэко, она же, выждав несколько долгих секунд, пока атмосфера в виртуальном амфитеатре не накалилась, залилась громким и открытым смехом, так несвойственным ее народу.

– Друг мой, Арвид! Успокойтесь. Как в вашей империи говорят: «Friedliebend ja – aber bitte nicht naiv!»8 – зал одобрительно захлопал, кто-то даже выкрикнул: «Браво!» – Я не вижу в разработке долго действующей батарейки большой угрозы мирозданию, – продолжила Такэко. – Однако я попрошу Дом Крупп в случае успешного тестирования батареи предоставить планы, объемы производства и сбыта изделия.

– Конечно, Такэко. Спасибо за понимание, – отец был явно удовлетворен. После Войны Дом Крупп изначально подозревался во всевозможных прегрешениях и даже такая невинная оговорка могла обернуться большими проблемами. На этот раз обошлось. Присутствующие уже начали нетерпеливо ерзать на ступенях, ожидая завершающих слов отца, но он в отличие от собрания помнил, что не все ораторы побывали на орхестре. – Прошу вас! Не будем уподобляться вечно спешащим смертным, впереди еще вся ночь. Мой сын, мой дорогой сын, Этцель, у тебя кажется было что сказать, – комиссар не был уверен, что отец знал, где тот сидит, но мужчина с длинной, почти до колен, косой не искал его, а просто поднял глаза, будто только они вдвоем находились в этом месте без времени и пространства. – Спустись и расскажи, что у тебя на душе, – открытой ладонью пригласил Арвид своего блудного сына вниз.

Этцеля это тронуло. Он знал, что заслужил эту любовь и причина скрывалась не только в их первой встрече, но во многолетнем служении Дому Крупп… хотя может быть, и в чем-то другом. Комиссар встал. У всех, кроме сидящих рядом с ним эльфов, его наряд вызвал легкую оторопь. Этцель спускался вниз в форме королевской охраны, введенной почти сразу после становления империи. Тёмно-синий сюртук с двумя рядами серебряных пуговиц, черные брюки и сапоги. Вишенкой на торте была простая без украшений сабля в таких же простых деревянных ножнах. Его не самые длинные волосы свободно развивались за плечами. Униформа говорила о его спорном статусе правоохранителя, но именно это он и хотел подчеркнуть. Распущенные длинные волосы и серебряные пуговицы, вместо положенных позолоченных, подчеркивали его принадлежность к эльфийскому роду, от которой он никогда не отказывался и отказываться не собирался. Дерзость пришлась по душе отцу, Бледелю и Такэко, имевшей судя по ее наряду слабость к униформам, а вот Альбрун только отвела глаза. Первой реакции Хильдебальда Этцель не видел, но встретившись с кузеном глазами, он не видел в них ни особого одобрения, ни порицания. Хильдебальд владел собой на все сто процентов. Дойдя до стола, Этцель, как и положено, сначала обратился к Арвиду:

– Благодарю отец, я надеюсь, моя речь не отнимет у Дома слишком много времени, – теперь он мог повернуться к залу. – Моя семья! Простите мне мою дерзость. Я знаю, как редко я посещаю собрание нашего Дома. В свое оправдание могу лишь сказать, что мою верность отцу, Дому и всем вам я выражаю на улицах Берлина. Столица империи, столица нашего любимого детища должна быть самым родным, приятным, а самое главное безопасным уголком на планете и в этом я вижу свое служение нашему Дому. Днем и ночью я выметаю грязь с наших улиц, чтобы мы, все мы, могли чувствовать себя спокойно. Ради этого я вынужден приносить жертву, терзающую меня ежечасно – наше общение. Прошу извинить меня за это, – для Арвида, Альбрун и Хильдебальда эти слова не возымели никакого действия: они прекрасно понимали, что это чистейшая ложь. Однако другие члены могли и поверить этому покаянию. – Но вчера произошло трагическое событие, мешающее нашему мирному существованию! Наш сородич Мар-Ямин Онезорг был жестоко убит. Кузен Хильдебальд уже описал вам ход следствия, но у меня на руках данные, которые кузену были недоступны, – в этот момент кузен не справился со своей мимикой и послал уничтожающий взгляд в сторону комиссара. Младшего по званию полицейского это позабавило. Старший советник полиции, главный надсмоторщик Дома Крупп, в этом строптивом гражданском органе чего-то не знал! Скандал! – Мне стало известно, что убитый, работая в ОКЗ, не был представителем Американского Дома. Мои попытки хоть что-то выяснить разбились о стену неприязни со стороны пилигримов. Меня, представителя Дома Крупп, выставили без объяснения причин! А ведь это могло привести меня к убийце! Это могло сделать наши улицы снова безопаснее, но нет! Пилигримы считают, что могут сами решать, что им говорить, а что утаивать. Если бы это касалось члена их Дома, то быть может, у меня и нашлись бы крупицы понимания столь высокомерного поведения, но я хочу еще раз подчеркнуть: Онезорг не был членом Американского Дома. То есть речь в данном случае не идет ни о чести их Дома, ни о законных притязаниях на некоторую приватность. Пилигримы просто указывают нам на угол и кричат: «Место!» Я хочу задать вам вопрос, на который, я надеюсь, знаю ответ: кто хозяин в Берлине? С каких пор пилигрим может отказывать Круппу на его земле?! Что или кого они скрывают в своей Зоне?.. Не убийцу ли?..

– Этцель, довольно! – окрик Арвида был строг, но не агрессивен. Никому не нравились пилигримы, однако такие голословные обвинения могли сделать из потерпевшего обвиняемого. Любую речь, как и любое блюдо, важно было «не пересолить», и здесь отец пришел на помощь своему отпрыску. – Переходи к делу.

– Прости, отец. Прости меня, моя семья! Все, что я хотел сказать, я сказал. Я глубоко возмущен поведением пилигримов и смиренно прошу вашего содействия.

– Что тебе нужно, племянник? – тихо спросила Альбрун. Арвид, как глава Дома, не имел права рисковать конфликтом с Американским Домом, но частная инициатива одного из Дома, при поддержке большинства не могла не быть услышанной. Однако то, что вызовется Альбрун… Этцель не ожидал. Он ставил на Бледеля, который, видно, просто не успел.

– Помощь, многоуважаемая тетя. Резолюция Дома, чтобы пилигримы открыли карты. Кем был Онезорг и чем он занимался в ОКЗ.

– Что ж… – Альбрун посмотрела в зал, где-то тут, то там слышались возгласы поддержки Этцеля. – В пламенной речи моего племянника было много лишнего, но и достаточно истины. Пилигримы, кажется, забыли, что они гости! Я даю свое имя на резолюцию, и надеюсь, что собравшиеся присоединятся ко мне! – зал одобрительно забурлил.

– Однако… чтобы пилигримы открыли вам свои двери, господин Мальтхоф, одной резолюции будет недостаточно, – Такэко не поднимала голос, но едва она заговорила, как виртуальный шум стих. – Я представитель Совета Высоких Домов и выслушала ваше обвинение. После собрания оно будет незамедлительно передано в Совет, но прежде… прежде вы получите печать представителя Совета на вашу резолюцию, ибо в моих глазах вы действуете не только в интересах вашего Дома, но и в интересах ойкуменского мира, – зал разразился овациями.

– Благодарю вас, тетя, благодарю вас представитель Совета Накано. Я в вашем долгу!

– Даже не сомневайся, – очень тихо, что только племянник мог ее услышать, произнесла Альбрун.

– Раз собрание проголосовало, предлагаю закончить официальную часть. По поводу резолюции прошу прислать ваши электронные подписи на наш электронный адрес. Всем спасибо! – Арвид встал, развел руки, словно обнимая всех собравшихся, потом прислонил правую руку к сердцу и церемониально поклонился. В последнюю секунду он повернул голову к Этцелю и быстро подмигнул сыну. Старший комиссар понял, что глава Дома отдавил Альбрун ногу под столом, чтобы она подставила полицейскому плечо. Названый сын благодарно кивнул головой.

Примечания