На грани доверия. Книга третья

– Добрый день!

Она резко обернулась: «Только не это! Ну что за наказание?» Минуту назад две соседки у подъезда с любопытством наблюдали картину: из подъехавшего внушительных размеров чёрного авто вышел молодой мужчина и сразу направился к Мире.

– Кому как, – невежливо буркнула она.

– А я рад вас видеть, – искренне сказал он.

Мира, прикусив губу, молчала, наконец, ей представилась возможность, как следует рассмотреть его лицо. В метро было неудобно, то он спал на её плече, потом провожал – тоже не получилось из-за сумерек, да и не было особого желания глазеть на явно случайного в её жизни человека. И вот теперь он стоял перед ней во всей своей красе. Симпатичный? Ну да, и холёный. Гладко выбрит, стильно подстрижен – волосы тёмно-русые густые, наверное, даже уложены. Глаза с прищуром, вроде бы карие, ощущение, что он тебя все время оценивает. Нос прямой.

– Может, наконец, познакомимся? – ровным голосом спросил он. Заметив, что девушка его рассматривает, быстро улыбнулся.

– Зачем? – к досаде Миры предатель Беня стал ластиться к этому типу.

– Чтобы обращаться друг к другу по имени, – пояснил он как само собой разумеющееся.

– А я не собираюсь к вам вообще никак обращаться. Беня, пойдём, – она потянула собачий поводок.

– Беня? – усмехнулся молодой человек, присел на корточки и принялся гладить пуделя по чёрным кудряшкам. Беня от удовольствия чуть не опрокинулся на спину.

– Да, Беня, Бенджамин.

– Славная собака, – он выпрямился и опять, как показалось Мире, посмотрел на неё оценивающе.

– Нам пора домой, – Мира к неудовольствию Бени потянула его за поводок к себе.

– Не уходите, – попросил молодой человек.

– Послушайте, что вам от меня надо? – задала вопрос, – ваше поведение, по меньшей мере, странно. Ну ладно, случайно уснули на моём плече в метро, всё бывает. Из вежливости даже проводили меня домой. Опять встретились в метро. Я дала вам понять, что мне не нужны знакомства. Но вы появились опять. Только не говорите мне, что я вам понравилась. Ни за что не поверю!

– Почему же? – он, пока девушка говорила, пристально смотрел на неё и внимательно слушал.

– Что почему? – теряя терпение, спросила Мира.

– Почему вы не можете мне понравиться? – казалось, он удивился искренне.

«Зарычать на него что ли вместо Бени?» – подумала Мира, а вслух сказала:

– Потому что так не бывает. Всё, мне, правда, пора домой, – развернулась. И тут вдруг пудель сорвался с поводка. Пара секунд и он радостно побежал по двору догонять кошку, которая сидела у кустов.

– Стой, Беня, стой! – закричала Мира и рванула за ним. Вместе с ней побежал и молодой человек. С его длинными ногами и спортивной фигурой он быстрее оказался возле Бени, который воспринял всё это как игру, и носился по двору кругами. Соседки у подъезда замерли с открытыми ртами.

Беня сделал несколько кругов по двору, молодой человек за ним. В какой-то момент он почти схватил собаку за поводок, но та сделала резкий рывок в сторону и выскочила со двора. Молодой человек выругался и побежал за ним. Вконец обалдевшая от всех этих гонок и такого внезапного непослушания Бени, Мира, остановилась в конце двора, чтобы перевести дух. Послышался визг тормозов автомобиля. Не в силах сделать больше ни шагу, Мира замерла.

Прошло минут пять, а ей они показались вечностью. Мира понимала, что сознание отказывается верить в беду. Надо идти туда…

Из проулка появился молодой человек, на руках он нёс собаку. Лицо его было бледным, глаза – ну просто огромные, локоть пиджака испачкан, почему-то не хватало пары пуговиц, волосы взъерошены. Беня на его руках не шевелился.

– Всё? – упавшим голосом спросила Мира.

– Не всё. Где тут ближайшая ветеринарная клиника?

– За углом…

Они сидели в крохотном коридоре ветеринарной больницы. Ждали и молчали. Врач женщина средних лет с мягким голосом сказала, что у собаки рана – её надо зашить, сидите, ждите.

– Спасибо вам, – Мира посмотрела на своего нового знакомого с благодарностью. Затем полезла в сумочку за влажной салфеткой, показала ему испачканный локоть пиджака, который он тут же принялся оттирать.

– Дмитрий, – закончив оттирать свой локоть, представился он.

– Меня зовут Мира, – она подняла на него глаза.

– У вас редкое имя, – заметил он.

– Да, знаю. Так меня назвал отец, – Мира вздохнула, – я его совсем не помню. Он умер, когда я была маленькой.

– Простите, – поспешно сказал Дмитрий.

– Ничего, всё нормально, – она теребила в руках пачку с салфетками. Он смотрел на её руки, – на самом деле Беня послушный пёс, – словно оправдывалась. Дмитрий закивал.

«Как он не похож на Вадима Георгиевича, – подумала Мира, поймав себя на мысли, что стала сравнивать их, – сдержанный, немногословный. Кажется, о чём-то всё время думает, оценивает. Хотя то, что уверен в себе – очевидно. Ну и ко всему прочему, он из другого социума – об этом говорит стиль его одежды, вон на руке какие часы, да и сам весь холёный. А уж про машину и говорить нечего.

Мира вздохнула. Разница в материальном достатке между ними несомненна. Она в университет-то поступила благодаря своим знаниям, своему уму и то, еле прошла по конкурсу. А если попытаться платить за учёбу, то так и останешься невеждой.

Мира опять посмотрела на своего нового знакомого – сидит тут с ней, теряет время, перед этим бегал за собакой как спринтер. Что же ему всё-таки надо? Не успела она озвучить свой вопрос, как у него в кармане зазвонил телефон. Дмитрий извинился и отошёл в сторону. Мира решила не прислушиваться, но до неё всё равно доносились обрывки фраз, кажется, на том конце провода была девушка. По крайней мере, Дмитрий перед кем-то оправдывался, причем эмоционально.

«Ого! – подумала Мира, – значит, всё-таки умеет проявлять эмоции. И много говорить – тоже. Сейчас нажмет на телефоне «отбой», подойдет, извинится, у него хватит воспитания, и поедет к своей крале её успокаивать». Мира усмехнулась. Краля, наверняка, длинноногая, жутко капризная и требовательная. А может, жена? Но у него на пальце нет кольца. Хотя, это ничего не значит.

Дмитрий что-то ещё сказал в телефон, затем с явным раздражением засунул его в задний карман джинсов, будто телефон был в чём-то виноват. Мира не сомневалась – сейчас умчится.

Он подошёл к ней, открыл рот, нахмурился и … сел рядом.

– Что-то не так? – ироничным тоном спросила Мира.

– Почему? Всё нормально, – выдохнул он.

– И вам никуда не надо?

– Никуда, – по слогам произнёс он, – я останусь с вами.

Глава 19

– А теперь то, ради чего, собственно говоря, я привёл тебя сюда, – сказал Фертовский-старший, – вовсе не для того, чтобы хвастаться своей коллекцией, хотя не скрою, мне было приятно её показывать, тем более, тебе это явно интересно. Поэтому, – он сделал паузу…

Самый низ витрины был не прозрачным, Владимир Григорьевич выдвинул оттуда небольшой ящик, внутри которого оказался футляр. Фертовский-старший взял его в руки, открыл, как показалось Вилли, с особым чувством. В футляре лежала золотистого цвета чуть потёртая зажигалка. Вроде ничего особенного на первый взгляд в её внешнем виде не было, ну разве что в корпус встроена изящная женская статуэтка.

Вилли поднёс зажигалку близко к глазам и стал разглядывать именно женскую фигурку. Её тело было прикрыто длинной накидкой, обнажённая ножка чуть выставлена вперед. На глазах повязка, на голове корона, в тонких руках девушка держала большой рог с монетами.

– Грандпа, так это же Фортуна?! – воскликнул Вилли, узнав в статуэтке богиню удачи.

– Да, именно так, – подтвердил довольный Фертовский-старший, – богиня удачи, судьбы, благословения и богатства. Введение культа Фортуны связывалось с царём Сервием Туллием (578 – 534 до н.э.), ставшим, благодаря любви Фортуны, из сына рабыни царём и воздвигшим ей несколько святилищ. Фортуну почитали как "судьбу сегодняшнего дня", "данного места", "частных дел", "общественных дел", "доброй судьбы", "злой судьбы", "мужской судьбы", "милостивую" и прочее. Она изображалась на монетах почти всех римских императоров. Но поместить Фортуну на зажигалку додумалась лишь фирма Alfred Dunhill, – сказал Фертовский-старший.

– Неужели? – удивился Вилли.

– Несомненно, – подтвердил Владимир Григорьевич, – а вообще их первая зажигалка появилась в 1923 году, которой позже дали название Unique. Первые модели Unique действительно были элегантны, – как правило, они имели позолоченный или посеребренный корпус и были украшены крокодильей или страусиной кожей. К тому моменту, когда Уайз и Гринвуд предложили фирме своё изобретение, компания уже имела достаточно известное имя и в дальнейшем закрепила за собой репутацию одной из самых изощрённых в художественном и дизайнерском оформлении зажигалок. Экземпляр, который ты видишь перед собой – тоже из серии Unique, год выпуска – 1928. Золото. Ко мне она попала несколько лет назад из частной коллекции по очень большой дружбе, но и по приличной цене, как ты понимаешь.

– Частная коллекция? – переспросил Вилли, рассматривая зажигалку со всех сторон, – грандпа, и сколько она может сейчас стоить? – он поднял глаза.

– Тебе она достанется бесплатно, – Владимир Григорьевич улыбнулся.

– То есть? – не понял Вилли.

– Коллекцию ты унаследуешь после моей смерти, в том числе и этот раритет, как само собой разумеющееся.

– А тебя когда-нибудь просили её продать?

– Да, конечно, – кивнул Фертовский-старший.

– И сколько же давали? – Вилли заметно оживился.

– Тебе это так важно знать?

– Да, мне интересно. Ведь вещь уникальна, я так понимаю, штучная, да?

– Верно, штучный прототип, – подтвердил он, задумался, – стоимость на сегодняшний день, я полагаю, составит не меньше двадцати тысяч долларов.

– Вау! – Вилли не скрывал своей радости. – И всё это ты оставишь мне, грандпа? Дедушка…– он сделал ударение на втором слоге, отчего Фертовский-старший засмеялся и обнял внука.

– Знаешь, что? – Владимир Григорьевич принял молниеносное решение, – а подарю я тебе уже сейчас кое-что из моей коллекции. Несколько подешевле, но не менее интересное. Это как гарантия моего обещания, – с этими словами он выдвинул ящик на уровне глаз и достал оттуда футляр чуть поменьше предыдущего. На чёрном потёртом бархате лежала трёхцветная зажигалка – геометрические фигуры в виде треугольников пересекались друг с другом, создавая необычный эффект трех оттенков синего.

– Ничего подобного не видел, – удивлённо признался Вилли, – что за производитель? И что за покрытие на зажигалке?

– Производитель всё тот же Alfred Dunhill, 1930 год выпуска, серебро. Наполнитель бензин. А вот покрыта эта красавица перегородчатой эмалью. Ты когда-нибудь слышал о такой?

– Нет, – помотал головой молодой человек.

– При работе в технике перегородчатой эмали на металлическую поверхность напаивают проволочку или полоски, а образовавшиеся таким образом ячейки наполняют стеклянной массой – эмалью. После обжига поверхность гладко шлифуют, в результате чего металл с эмалью образуют ровную плоскость, а металлические перемычки создают определённый узор, – стал пояснять Владимир Григорьевич, – этот способ эмалирования был особенно распространен в Японии. Металлическое основание обыкновенно бывает золотым, реже серебряным или медным. Сначала на него наплавляется глазурь, затем наносятся другие краски, после чего всё покрывается бесцветной прозрачной эмалью с глазурью в качестве защитного средства. Вот и здесь использована техника перегородчатой эмали.

– Это, правда, впечатляет, – Вилли внимательно рассматривал зажигалку.

– Вот и бери её себе, подарок от деда. На память.

– Спасибо! Ты не представляешь, как мне ну просто необходима такая вещь! – воскликнул Вилли. – Если это Dunhill, то и цена, наверное, не малая?

– Дешевле, конечно, «Фортуны», – пожал плечами Фертовский-старший.

– А если точно? – Вилли прищурился.

– Ну, зачем тебе её цена? Это же мой подарок.

– Дедушка, мне просто интересно, – Вилли обнял его за шею, – конечно же, дело не в ней, а в самом подарке. Ведь его ценность в том, что именно ты мне его подарил, ты – мой родной дед, – при этих словах молодой человек выдал такую ласковую улыбку, что Фертовский-старший растаял окончательно.

– Я точно не помню, около трёх тысяч долларов. Да, Бог с ней, – он махнул рукой, – мальчик мой, если бы ты знал, как я рад твоему приезду. Я прямо чувствую родство наших душ. Несмотря на то, что мы с твоим отцом теперь прекрасно понимаем друг друга, и Сашенька для меня большая отрада, всё-таки Николя не разделяет, ну вот хотя бы, к примеру, таких моих увлечений. Сколько раз я пытался ему поведать о моей коллекции, рассказать подробности, то у него нет времени, то ему откровенно скучно. Он так толком и не дослушал. Всё время куда-то едет, торопится, съёмки там, здесь, ему с семьёй-то побыть некогда. Нет, я не упрекаю сына, это его жизнь, и я люблю Николя. Но мы с ним разные, всё-таки разные, – он вздохнул, – а ты меня выслушал, проявил интерес.

– Конечно, дедушка, иначе не может быть, – Вилли похлопал его по плечу. Старик и, правда, стал слишком сентиментальным.

Вилли вернулся в дом отца поздно вечером – так засиделся у деда. Мог и уехать бы раньше, но предпочёл остаться и выслушивать воспоминания о своём детстве здесь – в России, потом пошли рассказы о жизни семьи в Великобритании, дед вошёл во вкус и в своих устных мемуарах стал упоминать уже юность. Молодой человек слушал вполуха, эмоционально-чувственная часть историй его вообще не интересовала, оживился он лишь при упоминании драгоценностей своей бабушки Софии, но та не отличалась сдержанностью и разумностью и наделала глупостей. Каких конкретно – дед предпочёл не посвящать внука. Но на неё был явно обижен.

– И ты больше никогда её не видел? – спросил Вилли, выпуская колечки дыма. Они устроились в кабинете и опять курили сигары.

– Нет, не видел и ничего о ней не знаю, – Фертовский-старший стряхнул пепел.

– Она была красивой? Сохранился хоть один её снимок?

– Ни одного, – покачал головой Владимир Григорьевич, – красивая? Да, очень. Я тогда выбирал себе жену по двум критериям – происхождение и внешние данные. Сейчас, спустя время, на женщин я иначе стал смотреть. Так сказать, хоть на склоне лет поумнел, – он смущённо крякнул.

– И какой теперь твой взгляд на женщин? В чём ты поумнел? – с плохо скрываемой иронией спросил Вилли.

– Самое главное в женщине – доброта, душевность. Умение понять, пожалеть, утешить. А ещё – умение любить.

– Даже если она при этом монстр?

– Монстр? – переспросил Фертовский-старший. – Что значит монстр?

– Я не так выразился, – помотал головой Вилли, стал подбирать слова, щёлкнул пальцами, – если она простая, плебейка, крестьянка.

– Даже при этом, – твёрдо сказал его дед. И тут же добавил, – ты ещё очень молод, Володя, в силу отсутствия жизненного опыта, тех испытаний, что выпадают на долю человека, тех уроков, которые даются, ты многого не знаешь. Как жаль, что чаще всего мы их так и не усваиваем. Либо бывает слишком поздно, – он замолчал, задумался. В этой паузе Вилли внимательно смотрел на грандпа – всё-таки постарел, стал мягким, по натуре слабым, приобрел раздражающую толерантность. А ещё влюбился по самые уши – так говорят в России? И предал свои взгляды, предал себя самого.

– Дедушка, а давай-ка поужинаем? – нарочито весело предложил Вилли, – время подходящее.

– Ты прав, сынок, – улыбнулся Фертовский-старший, – я заболтался и морю тебя голодом.

Через полчаса сидели в столовой за ужином втроем – Маша присоединилась к ним. Она сначала отказывалась, ссылаясь на недомогание – второй день чувствовала себя неважно, но супруг упросил – ему так хотелось, чтобы она присутствовала на ужине. Чтобы они собрались семьёй. Маша уступила мужу, согласилась. Правда, за ужином почти ничего не ела и в разговоре произнесла всего несколько слов. Вилли откровенно рассматривал её, благо грандпа ничего не замечал. Конечно, не дурна собой, просто Вилли сразу её не разглядел. Мягкие русые волосы волнами лежали на плечах. Глаза почти всё время опущены. Миловидна и даже весьма. Такая почти ангел, наверное, это и подкупило деда, растопило его сердце.

Обо всём этом думал Вилли, когда вернулся в дом к отцу. Правильно, что не остался ночевать у грандпа, надо побыть одному и всё хорошо обдумать.

Вилли улёгся на свою кровать, вытянул длинные ноги. Когда вернулся, в доме уже все спали, кроме отца. Тот, сидя в гостиной, перебирал какие-то фотографии.

– Как дела? – спросил полушёпотом. Вилли показал большой палец. – Ты голоден?

Он помотал головой и показал знаком, что хочет спать. Но на самом деле спать не хотелось. Довольно много впечатлений за один день. Опять перед глазами возникло лицо жены грандпа. Эти опущенные глаза с длинными ресницами. Она сидела за столом как аристократка – спина прямая, почти ничего не ела, приборы держала уверенно. Наверное, грандпа обучил. Интересно, насколько он страстен со своей женой?

Глава 20

Надя долго разговаривала по телефону, что-то обсуждала, смеялась. Положив трубку, подошла к мужу, обняла его за плечи. Николай работал за ноутбуком. Надежда поцеловала мужа в макушку, он улыбнулся.

– Николенька, ты очень много работаешь, – проворковала Надя ему на ухо, – ты давно не был в отпуске.

Фертовский откинулся в кресле.

– Судя по всему, ты что-то намечаешь, – прокомментировал он.

– А помнишь, – Надя прижалась к щеке мужа, – наш «медовый» месяц на Сейшелах?

– Разве это можно забыть? – Николай опять улыбнулся. – Сейшелы нас по-настоящему сблизили, позволили узнать друг друга.

– И полюбить, – добавила Надежда.

– Ну, я-то в тебя был давно влюблён, – он чмокнул жену в кончик носа.

– А я просто убедилась, что люблю тебя и всё. А помнишь таксиста-креола?

– Ещё бы! Я был готов его хорошенько поколотить. Он так сластолюбиво смотрел на тебя.

– Ничуть не менее страстно смотрела на тебя блондинка на пляже, которая рвалась попасть в нашу группу аквалангистов.

– Неужели? – пряча улыбку, удивился Николай.

– Да-да, – подтвердила Надя, – на тебя реагируют многие женщины, и красавиц среди них не мало.

– Не может быть, – он покачал головой.

– Может-может.

– Понимаешь, всё дело в том, что я люблю только одну женщину – тебя.

– И я тебя люблю, – тепло отозвалась Надежда.

– Так что же ты задумала?

– У-у-у, нельзя быть таким проницательным в отношении своей жены, – засмеялась Надя, – Николенька, родной, мне предложили путёвки на Кипр – через две недели, возьмём Сашу и, может, съездим? Всего на восемь дней, зато, сколько будет радости, сколько эмоций, а главное – мы подарим себе, пусть коротенькое, но всё же лето.

Николай задумался.

– Неожиданное предложение, – отозвался, чуть помедлив, – Надюш, я бы рад, но ко мне, к нам, приехал Володя, а мы отправимся в отпуск? Как-то не очень хорошо получается, тебе не кажется? – он внимательно посмотрел на жену. Надя сникла.

– Но это же ненадолго, всего восемь дней. А Володя всё это время может пожить у Владимира Григорьевича, так? Ну, пожалуйста, обещай, что поговоришь с сыном? Восемь дней, милый, – она прижалась к мужу.

– Поговорю, – согласился он, – Саше тоже не мешало бы съездить на море.

Вилли услышал звонок на телефоне не сразу. Когда мелодия «Чардаша» стала звучать всё громче и требовательней, он, наконец, отыскал телефон в небрежно брошенном с вечера на стуле пиджаке. Посмотрел на экран, поморщился.

– Hello, – сказал в трубку, подошёл к двери своей комнаты, намереваясь её закрыть плотнее, но отвлёкся на довольно эмоциональный возглас на том конце провода, и дверь не закрыл. Два любопытных карих глаза смотрели в щёлочку. Вилли стоял у окна спиной к двери, нервно водил пальцем по стеклу.

– Yes, yes, – молодой человек говорил исключительно на английском, разговор был явно не из приятных, он то и дело досадливо хмыкал, но трубку не бросал. По ходу разговора достал из кармана джинсов зажигалку и крутил её в руках, затем пару раз зажёг, наблюдая за ровным пламенем. В конце разговора совершенно расстроенный, не попрощавшись, бросил телефон на кровать. Тем временем обладатель пары карих глаз, оставшись незамеченным, испарился.

Вилли зло выругался – проблема никуда не исчезла. А что он думал? Что Грум не найдёт его в России? Что просто так отвяжется и даст спокойно жить? Но ведь согласился же на месячную рассрочку, а сам звонит раньше. И ещё ласково так разговаривает, миролюбиво. А сам, если что не так, не задумавшись, кишки выпустит.

– Сынок, – в дверь постучался Николай, – нам надо поговорить.

В этот момент Вилли закурил, показал отцу рукой на стул, сам сел на кровать, покосился на телефон, словно Грум мог ещё раз позвонить прямо сейчас.

– Нам предложили путёвки на Кипр через две недели, – подбирая слова, стал объяснять Николай, – так получилось, мы не планировали. Путёвки всего на восемь дней, хотелось бы, конечно, съездить всей семьёй, и тебя можно было бы взять, но взрослых путёвок всего две.

Вилли махнул рукой.

– Поверь, Кипр сейчас меня привлекает меньше всего.

– Ты чем-то расстроен? – Николай внимательно смотрел на сына – круги под глазами, бледный, взгляд какой-то затравленный.

– Нет, всё хорошо, – выдавил улыбку Вилли, – если ты задумал отдохнуть, я не против.

– Но ты же приехал ко мне, – Николай сел рядом с сыном.

– Па, я взрослый человек и со мной не надо нянчиться, – напомнил он.

– Верно, – согласился Николай, – слушай, а это же зажигалка твоего деда, – он только сейчас заметил на комоде одну из самых красивых зажигалок в коллекции отца.

– Да, грандпа мне подарил её, – о чём-то думая, пояснил Вилли.

– Славная вещица. Отец всегда подчёркивал, как она ему дорога.

– Да-да, – рассеянно подтвердил Вилли.

– Значит, отец показывал тебе свою коллекцию? Понравилось? Там ведь такие раритеты, целый экскурс в историю, – с гордостью сказал Николай.

– Странно, а грандпа говорит, что ты никогда не проявлял особого интереса к его коллекции, – заметил Вилли.

– Ну, скажем так, эта коллекция – не всё, что ты видел из его собраний. Есть кое-что, действительно, особенное, и я бы сказал, даже конкретно причастное к истории нашего рода.

– То есть? – не понял Вилли.

– У твоего деда есть историческая ценность, весьма необычная, и это не зажигалка. Ты ничего о ней не знаешь?

– Нет, – Вилли растерянно заморгал.

– На это стоит посмотреть, поверь мне, – улыбнулся Николай.

– И что же это?

– Не знаю, надо ли забегать вперед и рассказывать? Может, твой дед сам решит поведать о семейной драгоценности и связанной с ней историей? – засомневался Николай.

– Хотя бы просто скажи, что это? А уж подробности услышу от грандпа, сделав вид, что вообще ничего не знаю о раритете, – пообещал Вилли.

– Да, в общем-то, тайны как таковой нет, я даже удивлён, что дед тебе ничего не рассказал о сабельном гарнитуре, который, передаваясь из поколения в поколение, хранится в нашей семье – пожал плечами Николай.

– Сабельный гарнитур? – Вилли удивлённо приподнял брови.

– Да, сабельный гарнитур, изящно украшенный драгоценными камнями. Там целая история и, поверь, очень интересная. А на самом клинке в виде вензеля инициалы нашего предка – две буквы А, ведь сабля ему досталась за заслуги перед Отечеством в войне 1812 года.

– Что?! – воскликнул Вилли, – но почему я никогда о нём не слышал? Ведь если эта вещь фамильная, то почему о ней не говорили в семье, когда я ещё жил в России?

– Но ты же тогда был ещё мальчиком, – пояснил Николай, – кроме того, мой отец сам долгое время не мог найти то место, куда его дед спрятал ларец с гарнитуром. Уже и не надеялся. Усилить поиски его подвигла Надя.

– Твоя жена? – Вилли нахмурился. – Она узнала о наследстве?

– Нет, дело не в этом. Просто семь лет назад Надежда, благодаря связям в архивах, раскопала кое-что из событий нашего рода. Мы узнали множество фактов, о которых и не догадывались. Именно после этого мой отец и стал искать гарнитур. Точнее, саму саблю, о гарнитуре мы узнали уже позже. Поиск увенчался успехом, были проведены многочисленные экспертизы и соответственно оценка раритета.

– И во сколько же оценили гарнитур? – Вилли от нетерпения стал переминаться с ноги на ногу.

– Что-то около полумиллиона долларов, вроде бы так, – пожал плечами Николай.

– Ого! – Вилли аж подпрыгнул, – пятьсот тысяч долларов? Хоть обижайся на грандпа, что скрыл от меня такое, показав лишь зажигалки.

– Не стоит таить на него обиду, – Николай обнял сына за плечо, – думаю, что твой дед просто не успел или же хотел «десерт» подать позже. Я уверен,ты всё скоро узнаешь.

– Надеюсь, что ты прав, – кивнул Вилли и улыбнулся.

Спустя некоторое время после разговора с отцом Вилли, насвистывая, вошёл в столовую. На высоком стуле сидела Саша, на её коленях лежала яркая детская книга, которую девочка, шевеля губами, читала. При появлении старшего сводного брата, оторвалась от своего занятия, посмотрела на него не по-детски серьёзно.