В плену сердца
Но тогда какого лешего животная часть меня так и продолжает фыркать от недовольства и требует представить ему оригинал, побуждая меня резко оторвать губы от Лининых губ, а её руки – от моей ширинки.
– Что-то не так, Адам? – Лина недоумённо хмурится, не отводя выжидающего взгляда с моего лица.
То же делаю и я: смотрю на неё и не могу найти ответ: что же с ней не так? Что-то точно изменилось, я лишь не могу уловить – что именно?
И дело тут вовсе не во внешнем преображении дикарки. От него я как раз таки остался в полном восторге. До сих пор налюбоваться не могу. Меня смущает её чересчур приподнятое, как для насильно заточённой пленницы, настроение; слишком несвойственное ей спокойствие и будто бы принятие своего положения, которое я ожидал увидеть через несколько месяцев её показного бунта, но точно не через пару недель. И напоследок, что-то явно не так с её взглядом. Это не объяснить. Вроде тот же цвет, те же голубые мелкие крапинки в окантовке радужки, но глаза будто принадлежат не моей Лине, а некой незнакомке, которую вижу впервые.
Но это же бред. Полнейший бред!
По ходу, я точно потерял последние крупицы разума, одурев от ненормальной похоти, раз мне мерещатся какие-то невозможные вещи.
Это Лина. Моя дикарка. Моя ведьма, вечно запускающая по венам томительный огонь, что порождает лютое возбуждение и миллион других химических реакций в теле. Это она. Стопроцентно. Нет! Даже не сто, а тысяча! Просто эта кошка вновь решила вести какую-то новую, пока ещё непостижимую мне игру. Но я непременно разберусь в её правилах. По-другому и быть не может. И когда сделаю это – как всегда, выиграю её.
– Так что случилось, Адам? Почему ты остановился? Тебе что-то не понравилось? Скажи мне, как сделать тебе приятно, и я сделаю, – щебечет моя искусная притворщица, одновременно раздражая и восхищая своим высоким уровнем игры.
Ну, это уже норма – ощущать противоречивую смесь эмоций во время общения с ней. Так что тут уж ничего нового.
– Ты сегодня явно проснулась в хорошем расположении духа, раз сама изъявляешь желание сделать мне приятно, – решив подыграть ей, чувственным полушепотом проговариваю я.
Аккуратным движением отбрасываю длинные пряди её волос назад, провожу пальцем медленную линию от её ушка до венки на шее. Мерно пульсирующей и едва проступающей на тонкой коже, на которой, к удивлению, я не обнаруживаю ни единой мурашки, покраснения или малейшего намёка на повышенную температуру тела.
Что за…? Почему она не горит? Или это я сейчас настолько сильно пылаю, что даже жара её не ощущаю? Да, наверное, так. Иначе быть не может. Чёрт! Что-то я совсем плох. Лечиться поскорее надо.
– Я теперь всегда в хорошем расположении духа и всегда готова тебя ублажать. Разве не для этого ты меня здесь запер? – не прекращая игриво улыбаться, она обнимает меня за шею и вновь прижимается ко мне вплотную.
Ток. Огонь. Жара. Дышать нечем. От перевозбуждения член вот-вот отвалится, яйца – треснут, а мозг уже давно превратился в неспособную думать массу.
– Для этого, – кое-как выдавливаю из себя ответ, пряча руки в карманы брюк.
Меньше тактильного контакта с ней – больше шансов не отыметь её до полусмерти прямо в этот же момент.
– Тогда чему ты удивляешься? Ты мне чётко разъяснил, что меня ждёт в случае неповиновения, поэтому теперь я всегда буду послушной и мечтающий сделать тебе приятно девочкой. И я очень хочу порадовать тебя уже сейчас.
– Да что ты говоришь? – с каждой секундой я охреневаю всё больше и больше.
– Конечно. Ведь я и так уже столько времени просидела без дела. Нужно отрабатывать теперь столь огромное количество выходных. Кстати, ты так и не ответил, почему ни разу не пришёл ко мне? – Её пальцы зарываются в мои волосы и приятно массируют затылок.
Я едва не прикрываю глаза в наслаждении и не начинаю урчать, как довольный котик, ненавидя себя за эту слабость перед ней. Ненавижу её. И не хочу её испытывать. Не хочу! Хочу полностью владеть своим телом и быть самим собой! А не это всё!
– Не приходил, потому что не хотел, – отвечаю стальным тоном и тут же ловлю ещё один ступор, когда в реакции Лины не замечаю ни капли обиды или грусти.
– Зато сейчас я чувствую, что очень даже хочешь, – как ни в чём не бывало ухмыляется она, потираясь телом об мой каменный стояк. – Я с радостью помогу тебе сбросить напряжение, а то ты как-то непривычно сильно зажат, Адам. Это никуда не годится, – констатирует чертовка очевидный факт и напрягает меня ещё сильнее: быстро перемещает руки с моей головы к молнии на брюках и во второй раз за последние минуты порывается расстегнуть её.
Однако она даже коснуться язычка на ширинке не успевает, как я строго отрезаю:
– Нет! Не трогай! – не верю, что действительно произношу это вслух.
Как не верю и в то, что Лина мгновенно слушается и убирает прочь руки.
Представляете? Она – с первого раза выполнила мой приказ. А я – только что остановил её от моего раздевания. Я в самом деле это сделал. Фантастика!
Мне бы оттрахать сучку как следует, разом вернув себе состояние адекватного человека, а я отказываюсь от этого. Сам. Добровольно. Почему я так делаю? Да потому, что опять думаю не о своих потребностях, а о её, бля*ь! И не могу поступить иначе. Это выше меня. Как вспомню совсем недавний кадр её изувеченного, окровавленного мной тела, так ни в какую не могу заставить себя нарушить рекомендации врача.
Понимаете?! Оцениваете весь неизмеримый масштаб катастрофы? Это не я. Не я, чтоб меня, а неизвестный мне тюфяк заботливый, которого нужно выбить из меня как можно скорее.
– Ты уверен? – Лина сужает веки в подозрительном прищуре.
Она явно тоже не до конца понимает, что за жесть со мной происходит.
– Уверен. Сейчас на это нет времени. Нам пора выезжать, – собрав всю волю в кулак, ровно сообщаю я и, не дождавшись ответа дикарки, направляюсь в сторону лифта.
– Я ничего не брала из вещей. Сьюзен сказала, что в этом нет необходимости, – нагнав меня на полпути, сообщает Лина будничным тоном.
– Всё верно. В апартаментах в Нью-Йорке у тебя будет всё, что тебе нужно.
– О как! У тебя в каждом городе заготовлена комната для твоих шлюшек? – ни тени злости, негодования или возмущения. Только любопытство с долей насмешки.
Кто это девушка, мать её, и что она сделала с Николиной?
– В каждом, где есть филиал компании, – отвечаю я, искоса меряя её недоверчивым взором.
– Что такое? – она же лишь сильнее расплывается в довольной улыбке.
– Ничего. Просто не нахожу ни одной причины для твоей столь безмерной радости.
– Ни одной причины? Серьёзно? – откровенно изумляется дикарка. – Начнём с того, что я впервые в жизни покину этот город и полетаю на самолёте. Это уже целых два веских повода для радости. А третий… посмотрела бы я на твоё настроение, если бы, долго просидев в одной комнате, ты наконец бы выбрался на волю. Да сегодня же – настоящий праздник для меня, – её бодрый голос и правда звенит восторгом, а палец жмёт на кнопку лифта так быстро и часто, будто надеется, что это заставит транспорт до её свободы приехать быстрее.
– Ты же понимаешь, что ты просто переезжаешь из одной комнаты в другую, так ведь? – напоминаю я чрезмерно ликующей девчонке о её неотвратимой участи.
Она несколько секунд молчит, словно обдумывает про себя план по захвату мира, а затем вместо ответа переводит взгляд чуть правее от меня и восторженно охает.
– Это же подарок Миллы! Чуть не забыли его! – Лина обходит меня и поднимает с пола завёрнутый в подарочную бумагу прямоугольник внушительных размеров.
– Что за подарок? И какой ещё Миллы?
– Ну как какой, Адам? – она округляет глаза в недоумении, а у меня, по всей видимости, мозги окончательно замариновались в «очаровании» – я реально не понимаю, о ком она говорит.
– Камилла, сестра твоя новоиспечённая, забыл, что ли? – поясняет дикарка, вовсю пытаясь раскрыть упаковку.
Честно говоря, я в самом деле забыл имя этой девчонки. Новый член «семьи» Роберта меня абсолютно не волнует, однако неожиданная новость о её визите сюда знатно озадачивает.
– Почему охрана впустила её в дом? И почему мне не сообщили? Уволю идиота за такую безалаберность! Да и что эта мелкая вообще здесь забыла? – помрачневшим голосом спрашиваю я.
Двери лифта наконец раскрываются, и мы входим в кабинку.
– Да расслабься. Никого увольнять не надо. Охранник впустил твою сестру только после проверки документов и выяснения цели визита. А пришла она сюда, чтобы принести тебе лично нарисованную картину и ещё поговорить о чём-то важном, но, к сожалению, так и не дождалась тебя, – тоном моего личного секретаря осведомляет Лина.
– Она и поговорить со мной?
Нонсенс.
– Ага. Я тоже удивилась. Но она так сказала.
– Так ты с ней ещё и общалась?
– Ага, – как ни в чём не бывало вновь агакает кошка, продолжая мучиться с раскрытием упаковки.
– Поподробней можно?
Моя суровая интонация заставляет Лину поднять на меня взгляд.
– Когда Камилла пришла, в доме, кроме меня, никого не было. Сьюзен как раз ушла в магазин. Поэтому в поисках тебя девчонка начала блуждать по коридорам. Я услышала шаги, подумала, что это ты пьяный по комнатам бродишь, и решила позвать. Так она и наткнулась на мою спальню. Но не волнуйся, Милла не узнала о моём плене. Я наврала ей с три короба, так что она ни о чём не догадалась, – чуть ли не с гордостью заявляет она, загоняя меня в ещё большее замешательство.
– Вот, значит, как?
– Ага. – Заело же девчонку.
– И ты даже не попыталась с её помощью выбраться из комнаты?
– А смысл? Ты бы всё равно меня быстро поймал, а лишние проблемы мне ни к чему, – спокойно объясняет она.
Неужели действительно так быстро смирилась? Не могу в это поверить. Вот не могу, и всё!
– Чёрт! Да как же она её запечатала? Я сейчас себе все ногти поломаю! – сокрушается Лина, недовольно поджимая губки.
Вижу, как она всё никак не может справиться с распаковкой никому не нужного творения любимой дочки Роберта, и ловко вытягиваю подарок из её рук, одним резким движением разрываю плотную бумагу. И мигом зависаю в удивлении, неподвижно глядя на картину.
Да уж, по ходу, сегодня настоящий день сюрпризов.
– Ну что там? – тут же любопытствует Лина.
Прижимается ко мне сбоку и устремляет заинтригованный взгляд на наш с ней портрет.
В нём мы изображены максимально реалистично, почти как на обычной фотографии, но в то же время с элементами абстракции. На картине мы стоим на фоне силуэтов множества людей и пристально смотрим друг на друга, будто никого вокруг себя не замечая. Белоснежные волны Николины, подобно пенному водопаду, струятся по открытым плечам и спине, словно впадая в водную гладь её вечернего платья. Я же сильно контрастирую на её нежном, ангельском фоне, так как изображён в чёрном смокинге, точно дьявол, полностью объятый огнём. Он тянется своими языками пламени к Лине, лишь в нескольких местах касаясь её кожи, а в основном будто бы натыкаясь на незримую стену, выстроенную вокруг дикарки, что возвращает всю мою огненную стихию мне обратно.
Надо же! Получается, вот как выглядит моя сила и отражение Лины вместе? И вот про какой огонь и щит тогда на приёме лепетала эта болтливая и, как оказалось, весьма необычная девчонка?
Изумительно! Ей в самом деле удалось меня порядком удивить. Я далеко не ценитель и не знаток искусства, но то, что нарисовала Камилла, выглядит поистине завораживающе.
Мы такие разные с Линой. Вода и огонь. Небо и земля. Север и юг. Точные противоположности. Два не имеющих ничего общего человека. Но почему-то, несмотря на существенное различие, мы создаём впечатление настолько гармоничной, идеально сочетающейся пары, что даже мне самому становится не по себе. Ведь мы с ней вообще не идеальные. И уж точно никакая не пара.
– О-бал-де-е-еть! – с восхищением протягивает дикарка, аккуратно проводя пальцем по одной из линий огня. – Нехило же тебя там жарит, однако, – весело посмеивается она, разом выводя меня из транса. – Милка, конечно, молодец! Так реалистично нарисовать людей, да ещё и по памяти, не каждому дано. У неё бесспорный талант!
– Да уж. Тут не могу не согласиться, – сдержанно произношу я, чем зарабатываю вопросительный взгляд Лины. – Что?
– Что-что? Ты хоть когда-нибудь можешь проявить адекватные человеческие эмоции, а не только свой излюбленный покерфейс?
– Конечно.
– И когда же?
– Когда злюсь.
– Ой, вот не надо. Во время злости твоё лицо вообще превращается в обездвиженный камень.
Я усмехаюсь.
– В таком случае, когда ты забавляешь меня своими усердными попытками не улыбнуться мне. Вот тут реально без смеха никак.
– Тут возможно. Но это совсем ненадолго. Может, есть что-то ещё, что превращает тебя в настоящего, живого человека?
– Ещё?
Она молчит и выжидающе смотрит на меня, пока я от её колдовского прицела пьянею настолько, что едва получается удерживать себя на ногах.
– Ещё когда трахаю тебя во всевозможных позах. После громких фраз о том, как ты меня не хочешь, слушать твои блаженные крики без проявлений эмоций невыполнимо даже для такого мастера сдержанности, как я, – непонятно с чего откровенничаю я и даже не замечаю, как оказываюсь в паре сантиметров от её чуть приоткрытого рта.
Меня к нему точно примагнитила некая магическая сила.
– Тогда, может, ты хочешь послушать, как я кричу, прямо сейчас? – многозначительно ухмыляется Лина и снова проявляет инициативу приступить к выполнению своих трудовых обязанностей: начинает медленно водить пальчиками по моему окаменевшему торсу, неотрывно глядя мне в глаза, будто в ожидании приказа продолжить дальше.
– Я тебе уже сказал, что сейчас у нас нет времени на это, – чересчур сердито чеканю я, ни в какую не понимая причину своего морального отторжения её ласк, пока физически я, как всегда, таю от электрических прикосновений дикарки.
Причём таю настолько, что ещё чуть-чуть – и в противовес своим словам я вновь запечатал бы ей рот жадным поцелуем, придавив к стене и жёстко трахнув. Да только двери лифта совсем некстати открываются. Или, наоборот, очень даже кстати. Не могу определить точно. С трудом соображаю от капитального перегрева в теле и противоречивой каши ощущений, что провоцирует во мне сегодня Лина.
– Ладно, если не сейчас, то в другой раз мы обязательно должны будем повеселиться в лифте, – вкрадчивым шёпотом произносит она, заставляя меня в сотый раз недоумевать от сказанной ей фразы, и мгновенно переводит взгляд с моего лица к выходу из здания.
Клянусь, она будто видит долгожданный свет в конце тоннеля, навстречу которому резво устремляется, ускоряясь настолько быстро, насколько позволяют ей это сделать туфли на высоченном каблуке. Полминуты громкого цоканья по мраморному полу лобби, полное игнорирование приветствия консьержа и косых взглядов соседей, и Лина выпархивает через раскрывающиеся перед ней автоматические двери на шумную улицу даунтауна, где расставляет руки в стороны и поднимает голову к небесам.
А что делаю я тем временем?
Так всё просто: я тоже направляюсь к выходу, но, в отличие от шустрой девчонки, делаю это в донельзя заторможенном темпе, желая по максимуму растянуть путь до улицы, чтобы подольше посмотреть на изящную, стройную фигурку Лины сзади. И, пока она не видит, проявить те самые чуждые мне человеческие эмоции и чувства, что требуют архисрочного истребления.
И я избавлюсь от них. От всех до единого. Конечно, я сделаю это. Ведь для меня нет ничего невозможного, если я поставил перед собой цель. И проблема с Линой не исключение. Я справляюсь с ней так же, как делал это со всеми предыдущими, хоть когда-либо усложнившими мне жизнь. Просто чуть позже. Я основательно займусь её решением в Нью-Йорке.
А сейчас… тайком любуясь неподдельной радостью своей выбравшейся на воздух дикарки, я ещё совсем немного позволю себе поулыбаться – глупо, сладко, широко и совсем не в стиле Адама Харта.
Глава 7
Николина
Только лишившись чего-то, мы по-настоящему начинаем осознавать, насколько дорога была это вещь, – избитая и старая как мир фраза, но чертовски верная. И под ценной потерей я имею в виду не мою спрятавшуюся за защитными стенами душу. Как раз таки её отсутствие меня нисколько не расстраивает, а только в разы облегчает жизнь. Речь идёт об элементарной возможности в любое время выйти на улицу, увидеть дневной свет и вдохнуть загрязнённый воздух города.
Как же мне этого не хватало все эти дни, чтоб вы знали. До жути просто! А сейчас, расставив руки в стороны и глубоко вдохнув запах свободы, я ещё более ясно осознаю всю важность этой потери. А как представлю, что мне вновь придётся долгими днями торчать взаперти, так вообще дурно становится. Не хочу и дальше сиднем просиживать штаны в комнате в ожидании Адама, особенно в столь потрясающем городе с огромным количеством вариантов, где можно здорово провести досуг, как Нью-Йорк.
Мне нужно сделать всё возможное, чтобы по пути до новой клетки суметь вытрясти из моего бесстрастного босса послабление условий домашнего ареста. Это главная и, по сути, единственная задача на это путешествие. Ждать следующей встречи нельзя! С таким непонятным, слабо заинтересованным отношением Харта к вроде как вещице, за которой он так долго гонялся, неизвестно когда она может случиться.
В самом начале я предполагала, что Адам с его зверскими аппетитами будет приходить ко мне чуть ли не каждую ночь, однако он так ни разу и не пришёл. Затем я думала, что, увидев меня сегодня всю такую прекрасную-распрекрасную, он мне и слова сказать не позволит, а тут же поставит раком и затрахает за все пропущенные недели. Но вот же чёрт! И здесь я знатно ошиблась. Адам не только не накинулся на меня сам, но и мне не позволил это сделать.
Почему? Вопрос не ко мне. Мол, времени нет? Да вроде как для крутого босса, который сам решает, когда и сколько работать, это так себе предлог. Не хочет меня? И это бред какой-то. Хочет, конечно. Ещё как хочет – это и дураку понятно, видно, ощутимо. Да и я потрогала, так сказать, лично проверила.
Однако, несмотря на сверхъестественное желание, он ни трахать меня не стал, ни внешним видом моим не впечатлился. А я ведь действительно старалась: проснулась ни свет ни заря, чтобы к моменту нашей встречи выглядеть как роскошная, точно сошедшая с подиума супермодель. Хотела потрясти, обворожить, по-шустрому ублажить и заработать заслуженное вознаграждение. Мде… Как бы не так. Мой простенький план явно дал досадную осечку, ведь я по глупости не учла один существенный факт – Харт давным-давно привык к неотразимым, эффектным любовницам и, чтобы суметь сразить наповал такого искушённого и избалованного женским вниманием мужчину, как Адам, нужно постараться в миллиард раз лучше. Запомню это и непременно возьму на заметку для нашей следующей встречи.
– В машину, – неспешно минуя меня, приказывает Харт, и я моментально слушаюсь его.
Без промедлений и возражений следую за ним к уже знакомому черному Rolls-Royce, в очередной раз оценивающе поглядывая на высокую, статную фигуру Адама. Он, как всегда, одет с иголочки, в чёрный костюм и белоснежную рубашку. Уверенная походка, снисходительный взгляд. На дьявольском лице ноль эмоций. Мрачный. Невозмутимый. Страшно красивый. И только яркая картина в его руках выбивается на фоне всего его строгого образа.
– Ты возьмёшь её с собой? – чисто из-за праздного любопытства интересуюсь я.
Дождавшись, когда Адам откроет мне дверь, послушно забираюсь в салон автомобиля. Он передаёт произведение искусства водителю и сразу же садится со мной рядом.
– Не выбрасывать же старания столь талантливой художницы в мусорник, – не глядя в мою сторону, отвечает он.
Достаёт телефон и начинает сосредоточенно всматриваться в экран, полностью погружаясь в виртуальный мир интернета.
Значит, опять врубает полный игнор? Ну ладно.
Проходит несколько секунд, и машина трогается с места. Я закидываю ногу на ногу, открываю окно и подставляю лицо влажному потоку воздуха. Разглядываю одноликих пешеходов и быстро пролетающие улицы Рокфорда, по которым столько лет подряд я убегала от царящего в жизни ужаса… Хотя скорее не убегала, а бежала навстречу новым неприятностям, ведь именно в одну из таких «спасительных» пробежек я и столкнулась с самым главным источником моих неудач, который обрушил на меня целый шквал препятствий, мучений, боли и поводов для всепоглощающей ненависти.
Я её не чувствую. К Адаму, как и к любому другому человеку, я абсолютно безразлична. Но её остро испытывает Николина. С первой же секунды, как мы встретилась сегодня с Хартом, я беспрерывно слышу отголоски яростных криков моей другой стороны. Они очень помогают удерживать переданный мне контроль и сохранять мощную защиту непоколебимой, что позволяет не подпускать к себе мешающие качественно работать эмоции и жить исключительно в своё удовольствие.
Ну… или правильней будет сказать: ради удовольствия моего неприступного босса, который так и продолжает копаться в телефоне, не обращая на меня никакого внимания.
Что ж… Окей. Мне всё равно стоит хотя бы постараться его трахнуть, поэтому давайте-ка попробую так…
– Я могу открыть люк? – мягким голосом спрашиваю я.
Адам, словно прослушав мой вопрос, непонимающе хмурится.
– Люк… Я могу открыть? Мне свежести побольше хочется, – повторяю, расплываясь в милой улыбке.
Вместо устного ответа он нажимает на нужную кнопку на дверной панели. Жду, пока отверстие на крыше автомобиля полностью откроется, и плавно встаю на ноги, по пояс выбираясь наружу.
Скорость передвижения по городским пробкам без помех позволяет мне насладиться слабыми порывами ветра, что совершенно не портят макияж и не превращают мои не без труда выпрямленные, уложенные волосы в пушистое птичье гнездо. Так, кстати, частенько любил называть мою вечно неопрятную причёску один мурзик.
Эндрюз… Вот кто сегодня по достоинству оценил бы мой обалденный видок. Марк точно похвалил бы меня за такие старания, бросив порцию похабных шуточек в мой адрес, предложил бы свой любимый «перепихон» и точно уже раз сто облапал бы весь мой зад и бёдра, если бы я вертела ими перед его носом так же, как делаю это сейчас с Хартом. А этому роботу хоть бы хны. Невообразимо!
Да что за муха воздержания его укусила? Где зверь? Где неутомимый трахарь? Где одержимой мной тиран, готовый брать меня часами, наплевав на мои отчаянные мольбы о пощаде и нанесённые травмы? Что за ерунда с ним творится? Не понимаю. С таким его отстранённым и предельно напряжённым состоянием каши не сваришь, а мне перед вежливой просьбой о разрешении погулять крайне важно как следует его растопить, чтобы успешно добиться желаемого.
– Ещё не надышалась? – спустя пару минут моего задоверчения из салона доносится мужской низкий голос.
И в нём отчётливо сквозит раздражение.
Так-так… Интересненько. Моя увеличившаяся на пару размеров задница не пришлась по вкусу боссу… или наоборот – очень даже пришлась? Чтобы узнать ответ наверняка, думаю, стоит это проверить с помощью одного до смеха банального приёма.
Я медленно опускаюсь обратно в салон, как вдруг, не сумев устоять на лабутенах, «нечаянно» подворачиваю ногу и заваливаюсь прямиком на Адама, а он, как всегда, быстро реагирует и ловит меня в капкан сильных рук.
– Чёрт, Лина! – зло полурычит-полухрипит мой начальник.
Ох, да он весь горит! Ещё немного – и пар от кожи повалит. Как же здорово, что я этого больше не ощущаю. Всё нарадоваться никак не могу!
– Прости, я не хотела… Просто… ты же знаешь, какая я неуклюжая, – виновато бурчу я, помимо жара чётко осязая под задом твёрдый ответ на мой мысленный вопрос.
– Знаю, поэтому и не лезь никуда! Разве так сложно полчаса спокойно усидеть на месте? – продолжает возмущаться он и остервенело сжимает пальцы на моей талии, будто насильно удерживая себя от дальнейших действий.
Только зачем сдерживаться-то? Хочет же меня! Точно хочет! В чём проблема? Бери сколько влезет.
– На этом месте я смогу просидеть и дольше, – решив не сдаваться, вкрадчиво произношу я.
Быстро приподнимаю подол платья, расставляю колени по обе стороны его бёдер и удобно усаживаюсь на Харта сверху.
– Правда, не думаю, что смогу это делать спокойно, – опускаю руки на его плечи, начиная туда-сюда елозить промежностью по его каменной эрекции.
– Лин… – шумно выдыхает он мне в губы, стискивает челюсть, морщится, словно от боли, а его тело и вовсе в мгновенье ока будто бы железными доспехами сковывается.
Мой мозг прямо-таки взрываться начинает от непонимания: зачем так сильно напрягаться? Я же наоборот хочу расслабить.
– Что такое, Адам? Ты сегодня какой-то странный, прям сам на себя не похож, – томно шепчу я, ластясь щекой к его густой щетине.
– То же могу сказать и про тебя, – хрипотца его исступлённого голоса вибрирует возле моего уха.