Янычары и кантонисты. Опыт метафизического исследования истории. Книга 1

2.3. Система девширме как социальный лифт

Часть мальчиков, прежде всего из семей христианской знати, попадала в дворцовую школу ич огланов[67], часть – разбирали паши и иные турецкие начальники, остальные, как написал чешский дворянин Вратислав, «тупые головы», раздавались «за дукат» туркам под личную ответственность[68].

Ич огланы, получив образование и изучив языки – турецкий, арабский, персидский, – по достижении определённого возраста начинали службу при дворе султана в должности чаушей[69], пажей, камер-пажей и т. д. Наиболее способные из них делали головокружительную карьеру: они получали места аги янычар, санджак-беев[70], бейлербеев[71], визирей, и даже достигали верхней ступеньки на карьерной лестнице Османской империи – становились великими визирями[72].

Самый известный из добившихся успеха – Мехмед Соколлу-паша (до принятия ислама – Байо Ненадич). Боснийский серб из православной семьи, он с детства готовился к духовной должности, и к тому времени, когда в их местности начался набор огланов, уже был чтецом при Саввинской церкви в Боснии. Несмотря на то, что Байо шёл уже восемнадцатый год, он попал в число рекрутов и был обращён в мусульманскую веру, после чего получил имя «Мехмед» и прозвище «Соколлу» (от названия родной деревни юноши – Соколовичи). Крупный телосложением и храбрый на вид[73], он был зачислен в бостанджи[74] при султанском серале[75]. Здесь смышлёного юношу вскоре заметил сам султан Сулейман, который и способствовал быстрой карьере Мехмеда[76]. Поднимаясь последовательно по служебной лестнице, в 1546 году он становится капудан-пашой[77] османского флота, а в 1549 – бейлербеем Румелии[78], потом третьим, а затем и вторым визирём. И вот он на вершине – в июне 1565 года Сулейман Великолепный (1520–1566) назначает его великим визирём. Мехмед Соколлу-паша исполнял обязанности великого визиря и при Селиме II (1566–1574), одна из дочерей которого с 1562 года была его женой, и при Мураде III (1574–1595). Он непрерывно занимал высший правительственный пост в Османской империи на протяжении тринадцати лет, вплоть до своей трагической гибели от рук подосланного недругами дервиша[79].

По христианским владениям Османов распространилась молва о карьерных возможностях, которые открывались перед огланами, набранными по системе девширме. И если ранее родители оплакивали своих детей, взятых в «янычары», то теперь они не просто примирялись с судьбой, а часто с охотою отдавали своих детей в рекруты. Профессор Алексей Петрович Лебедев, видный историк церкви, в своём капитальном труде, посвящённом истории греческой церкви во времена владычества турок, приводит свидетельства Мартина Крузиуса, в 1559–1607 гг. профессора древних языков в университете Тюбингена (Германия), и выпускника этого же университета Стефана Герлаха, который от августа 1573 до июня 1578 года был капелланом барона Дэвида Унгнада, посланника Священной Римской империи в Константинополе – оба в своих произведениях засвидетельствовали эту перемену в отношении к девширме у христианских подданных Османов. Крузиус писал, что «многие (многие!) вследствие бедности, индифферентизма или скупости добровольно отдавали своих детей в десятину[80], за исключением какого-нибудь одного ребёнка. Или же они рассчитывали, что в случае успехов на султанской службе дети могут быть полезны своим родителям»[81]. А Стефан Герлах в своём дневнике записал, что христиане из глухих уголков Османской империи из-за жизненных лишений охотно отдавали своих детей туркам. Он же писал, что и сами дети не только не боялись, но и сами желали попасть в рекруты: «Напротив, они выражали радость, что могут попадать на службу к самому султану и получать жалованье»[82]. О наборе в рекруты, который почитается как особая милость среди христианских подданных султана, писал в 1554 году в своём донесении начальству и байло[83] Венецианской республики при дворе Османов Доменико Гревизано[84].

Профессор Николай Афанасьевич Скабаланович писал, что в период от завоевания турками Константинополя до 1574 года в Османской империи «вся администрация, войско и флот находились почти исключительно в ведении лиц, не бывших османами по происхождению, а вышедших из среды христианского населения». Такое положение дел, когда христианские дети, даже из беднейших семей, получали возможность через систему девширме делать карьеру и достигать самых высоких должностей, вызывало острую зависть у природных турок. И они, чтобы их дети так же получили шанс попасть в «янычары», отдавали своих детей христианам с тем, чтобы те сдавали их в рекруты вместо собственных детей[85].

2.4. Османы и православие

При этом если для огланов последующее обращение в ислам было обязательным, то в отношении остального христианского населения не только не использовались методы, как пишет профессор Лебедев, «искушений и прельщений», а напротив, сдерживалось «своекорыстное или слепое ренегатство»[86]. Широкими правами и автономией, которая редко нарушалась Османами, пользовалась и православная церковь. Сама она, руководствуясь христианским отношением к власти[87], в ответ не просто повиновалась, а, по мнению А.П. Лебедева, выражала свою признательность турецкому режиму. Эта признательность выражалась, среди прочего, позволением со стороны константинопольской православной иерархии «…иметь близкие отношения, доходившие до побратимства, с такими лицами, с какими меньше всего мыслимо это побратимство, – с янычарами…» Это проявлялось в том, что некоторые иерархи вносили в списки той или иной орты[88]янычар, как самих себя, так и преданных им людей и послушников, из которых потом выходили епископы, архиепископы и патриархи восточной церкви. Каждая янычарская орта имела свои символические знаки, которые запечатлевались на дверях казармы, на руке, на кахвехайне[89] (у каждой орты была своя). И те представители константинопольского православного духовенства, которые были записаны в орты янычар, также наносили себе соответствующие знаки[90].

Собственно, весь православный христианский мир, за исключением России и Великого княжества Литовского (большая часть населения которого исповедовала православие), попал под владычество Османов. И, как ни парадоксально, но османское владычество для православия было благом – во всяком случае, до тех пор, пока Русь не набрала политического могущества. Византию перед её падением раздирали религиозные споры между католической и ортодоксальной церковью, значительная часть православного клира готова была признать главенство папы, отстаивая идею унии с Ватиканом. И меч Османов стал преградой на пути ползучей аннексии православия католицизмом[91]. Христиане в Османской империи, как и мусульмане, платили те же налоги, что и мусульманское население, но, кроме того, с христиан дополнительно ещё взималась джизья – налог, который считался платой за освобождение от воинской повинности[92]. Этот налог был вполне допустимой платой в сравнении с теми религиозными изменениями, которые случились бы у православных при переходе под власть папы. И даже девширме – налог юными «душами» мальчиков – был для православного населения Османской империи меньшим злом, чем подчинение католицизму.

2.5. Пенчик и девширме. Аджеми огланы

Немаловажное значение имела и другая система пополнения янычарского корпуса – пенчик[93], когда в пользу султана выкупали часть христианских пленников, захваченных во время пограничных набегов или военных действий (таким путём, в частности, пополнялись ряды янычар восточными славянами). И.Е. Петросян, ссылаясь на османские исторические сочинения второй половины XV века (хроники Ашыкпашазаде, Оруджа, Нешри), пишет, что идея ввести пенчик принадлежала кадию[94] Биледжика, Изника и Бурсы Чандарлы Кара Халилю[95]. Набранные и по системе девширме, и по системе пенчик имели общее название – кул, что в переводе с турецкого означает раб, при том, что пенчик кулу[96] действительно имели статус рабов султана, а рекруты по системе девширме фактически были свободными людьми[97].

Рекрутский набор производили по необходимости, меру которой определял янычарский ага. Он подавал письмо-прошение в Диван[98] султана с указанием числа юношей, желательного для пополнения корпуса. Это письмо служило основанием для указа от имени султана о начале набора-девширме. Янычарский ага был старшим над другими военачальниками[99] и сидел выше их всех в Высочайшем присутствии во время заседания

Дивана[100]. Ага назначал и особых уполномоченных, каждый из которых отвечал за набор христианских юношей в определённой местности. До того, как поручить столь ответственное дело агам янычарского корпуса, набор производили кадии вилайета. Однако после того, как один из них совершил провинность, системой девширме стали заправлять беи вилайета (хотя и они не всегда могли избежать соблазна злоупотреблений[101]).

Когда янычарский корпус был только создан, юноши-рекруты сразу зачислялись в его состав и сразу становились полноправными янычарами. Однако после того, как солдаты пияде, отправленные служить на кораблях, показали себя шайкой сброда, было принято решение отправлять для службы на морских судах вместо них адже-ми огланов[102] с жалованием в один акче[103]. Отслужив от пяти до десяти лет на судах, аджеми огланы становились янычарами с жалованием в два акче[104].

Уже при султане Мехмете II аджеми огланов прежде службы в оджаке стали отдавать туркам. Автор «Мебде-и канун» пишет, что произошло это через некоторое время после завоевания Константинополя – когда уже были повержены на землю и разбиты колокола Айя-Софии и возведены первые минареты в главном городе православной ветви христианства. Мехмет II, возвращавшийся после полуденной пятничной молитвы в свой дворец, был удивлён плохому турецкому, на котором его приветствовали янычары. На недоумённый вопрос султана его главный визирь ответил, что «огланы становятся мусульманами из неверных и что они совсем невежественны». После чего Мехмет II распорядился отдавать новых рекрутов туркам и только после изучения турецкого языка ставить на жалованье, зачислять в корпус и отправлять в победоносные походы[105]. Во время службы у турок юноши осваивали турецкий язык и привыкали к невзгодам, они: «Живут там в нужде, вырастают в холоде, в голоде, в зное, в наготе, и все с ними обращаются, как со псами»[106]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Введение в историю (ал-Мукаддима). Фрагменты ⁄ перевод с арабского, комментарии и примечания И.Л. Алексеева, А.В. Душак и А.Ш. Столыпинской // Рах Isamica. 1/2008. С. 15–16.

2

Ал-Кинди. О первой философии // Средневековая арабо-мусульманская философия в переводах А.В. Сагадеева: собр. первое; в 3 т. Т. 1 ⁄ [сост. и отв. ред. Н.С. Кирабаев]. М.: Марджани, 2009. С. 45.

3

Гегель Г.В.Ф. Соч. T.VIII. Философия истории ⁄ пер. А.М. Водена. М.; Л.: Соцэкгиз, 1935. С. 23.

4

В миниатюре «Свобода. Первое приближение» будет проанализировано, почему любая идея, которая лежит в основе исторической социальной общности, является основанием её свободы.

5

Под страстью Гегель имеет ввиду «деятельность людей, обусловленную частными интересами, специальными целями или, если угодно, эгоистическими намерениями, и притом так, что они вкладывают в эти цели всю энергию своей воли и своего характера, жертвуют для них другими предметами, которые также могут быть целью, или, скорее, жертвуют для них всем остальным. Это частное содержание до такой степени отождествляется с волей человека, что оно составляет всю определенность последнего и неотделимо от него, – благодаря ему человек есть то, что он есть» [Гегель Г.В.Ф. Соч. T.VIII. Философия истории. 1935. С. 25].

6

Гегель Г.В.Ф. Соч. T.VIII. Философия истории. 1935. С. 98–99.

7

Там же. С. 37.

8

Историческая социальная общность – социальная общность, особенностью которой является её генерационность. Один из присущих ей диссипативных процессов – постоянно повторяющийся цикл рождений и смертей – через смену поколений обеспечивает обновление системы. В основе исторической социальной общности лежит её сакральный Миф, порождающий её Экзистенцию и обеспечивающий её спаянность в пространстве и времени.

9

Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. С. 238.

10

Аристотель. Метафизика ⁄ пер. и комм. А.В. Кубицкого. М.; Л.: Соцэкгиз, 1934. С. 107.

11

«Таким образом, могут быть различены три теоретические философские дисциплины: математика, физика, наука о божестве (ибо вполне ясно, что если где можно говорить о божественной природе, то это – по отношению к сущности, которую рассматривает эта последняя наука), и наиболее ценное знание должно иметь своим предметом наиболее ценный род <сущего>». [Там же. С. 108].

12

«Логично было бы назвать его [трактат Аристотеля] не “ta meta ta physika ” (то, что после физики), a “pro to ta physika” (то, что до физики) [История и философия науки (Философия науки). 2-е изд., перераб. и доп. ⁄ под ред. проф. Ю.В. Крянева, проф. Л.Е. Моториной. М.: Альфа-М; ИНФРА-М, 2011 С. 15].

Мартин Хайдеггер писал о двух значениях названия «метафизика»: первоначальном техническом и позднейшем содержательном – и о превращении технического значения приставки «мета» в слове «метафизика» в содержательное. Содержательное название, как пишет Хайдеггер, означает познание того, что располагается за сферой чувственного, наука о сверхчувственном и познание сверхчувственного. [Мартин Хайдеггер. Основные понятия метафизики. СПб.: Владимир Даль, 2013. С. 75–79].

13

.. то, что в мифическом способе выражения называется душой и Богом, на философском языке – экзистенцией и трансценденцией [Карл Ясперс. Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции. М.: Канон+; Реабилитация, 2012. С. 3].

14

Жмудь Л.Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме. СПб.: Алетейя, 1994. С. 311–332.

15

Аристотель. Метафизика. С. 108.

16

Фердинанд Тённис. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии = Gemeinschaft und Gesellschaft. Grundbegriffe der reinen Soziologie. M.: Фонд Университет, СПб.: Владимир Даль, 2002. С. 11–12.

17

Как будет показано далее, европейских мыслителей почти на половину тысячелетия опередил арабский мусульманский философ Ибн Хальдун (1332–1406).

18

О том, что оба понятия раскрываются через противопоставление одно другому, писал и Питирим Сорокин в «Предисловии» к первому американскому изданию труда Фердинанда Тённиса. [Сорокин П.А. «Предисловие» к книге Ф. Тённиса «Общность и общество» // Социологический журнал. 2019. Т. 25. № 1. С. 150–156].

19

Фердинанд Тённис. Общность и общество. С. 9–10.

20

Там же. С. 10.

21

«Человеческое общество в таком словоупотреблении есть социальный организм, состоящий из базисных биологических организмов – людей». Александр Зиновьев. Запад. М.: Алгоритм, Эксмо, 2007. С. 14.

22

В данном случае имеется в виду общество, границы которого настолько расширились, что за время человеческой жизни люди успевают прокоммуницировать лишь с небольшим числом людей из единого социального пространства.

23

Цицерон. О дружбе. // О старости. О дружбе. Об обязанностях ⁄ [пер. с латин, и коммент. В.О. Горенштейна]; изд. подгот. В. О. Горенштейн, М. Е. Грабарь-Пассек и С. Л. Утченко. М.: Наука, 1974. С. 36.

24

Аттрактор (лат. attractio – притяжение) – притягивающее множество, некое состояние или режим, к которому тяготеет система. Любой аттрактор имеет область притяжения множества, в случае социального аттрактора – это социальная общность. Социальный аттрактор – образы неких идеальных состояний и режимов, которые притягивают к себе сознание людей. Такими аттракторами могут являться родственные отношения, безопасность, национальная идея, история, религия, информационное пространство, философия, культура, экономика, наука, техника, искусство, традиции, мода, выдающиеся личности и т. д.

25

Сопереживание – уподобление эмоционального состояния субъекта состоянию другой личности, а также эмоциональный отклик на события в «своей» либо «другой», но близкой социальной общности. Карл Юнг полагал, что причина сопереживания связана с тем, что «у человека есть инстинкт сочувствия». Эрик Дюркгейм считал его основным фактором социализации и видел его причину в разделении общественного труда. В крайней своей форме переходит в эмпатию. Является «клеем» социальной общности.

26

Rogers С. R. Empatic: an unappreciated way of being // The Counseling Psychologist. 1975. Vol. 5. No. 2. P. 2–10.

Весьма близко по смыслу, но о любви, писал Гегель: «Ибо любовь есть различие двух, которые, однако, друг для друга совершенно не различны. Чувство и сознание этого тождества есть любовь; любить – значит быть тем, что вне меня; я имею свое самосознание не во мне, а в другом, но это такое другое, в котором я только и удовлетворяюсь, в котором я обретаю мир с самим собою: я есмъ лишь постольку, поскольку во мне мир; если его во мне нет, то я- противоречие, я распадаюсь; это другое, поскольку оно именно таким образом находится вне меня, имеет свое самосознание только во мне, и оба суть только это сознание их внешнего по отношению друг к другу бытия и их тождества, и это созерцание, чувствование, знание единства есть любовь». [Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Лекции по философии религии // Философия религии: в 2 т. М.: Мысль, 1977. С. 230].

27

Цицерон Марк Тулий. О дружбе // О старости. О дружбе. Об обязанностях. ⁄ [пер. с лат. и коммент. В.О. Горенштейна]; изд. подгот. В.О. Горенштейн, М.Е. Грабарь-Пассек и С.Л. Утченко. М.: Наука, 1974. С. 67–68.

28

Социальная общность – множество (группа людей от двух человек и более), тяготеющее к одному или более социальным аттракторам. Границами социальной общности являются границы сопереживания.

29

Аристотель давал такое определение сущности: «…ничто высказываемое как общее не есть сущность и что ни одна сущность не состоит из сущностей». Из чего следует, что ни одна сущность, представляя собой единичное, не принадлежит множеству.

30

Миф – это особая коммуникативная система, сообщение, высказывание, совокупность коннотативных означаемых, образующих латентный (скрытый) идеологический уровень дискурса. Миф направлен на изменение реальности, имеет целью создать такой образ действительности, который совпадал бы с ценностными ожиданиями носителей мифологического сознания. Согласно А.Ф. Лосеву, миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но наиболее яркая и самая подлинная действительность.

31

Экзистенция исторической социальной общности – коллективное бессознательное; внутреннее бытие общности, всё то, вследствие чего общность предстает как неповторимая сущность, рожденная синергией единства и сопереживания всех людей и всех поколений, составлявших и составляющих историческую социальную общность. Экзистенция также – странный аттрактор такой общности, притягивающее множество, в котором заключены все возможные для этой общности пути развития.

32

Без принуждения – здесь ключевое понятие, в нём состоит главное отличие общности от общества.

33

Разум общности – составная часть Экзистенции исторической социальной общности. По Гегелю – форма всеобщности. Представляет собой всю сумму знаний и технологий, накопленную такой общностью на её пути во времени, и согласие людей, образующих данную общность, в отношении её языка, культуры, истории и коллективных представлений.

34

Душа общности – составная часть Экзистенции общности. Представляет собой чувственную основу единства общности – взаимность сопереживания друг другу и согласие с ценностными аспектами её бытия, что приводит к подобию эмоциональных откликов её членов на события внутри и вне общности.

35

Экзистенциальное пространство – коммуникативное пространство исторической социальной общности, в котором происходит формирование и объективация индивидуальных разумов, а также конструирование, воспроизводство и переформатирование Экзистенции самой социальной общности.

36

Мехмед Йылмаз. Турция. Полная история страны. М.: Изд-во ACT, 2021. С. 277–280.

37

Бейлик – небольшое феодальное владение (аналог княжества в средневековой Европе) под управлением бея. Титул бея был вторым по значимости в общетюркской иерархии после ханского.

38

Паша – высший военный титул в Османской империи; также титул гражданских сановников – правителей провинций.

39

Капыкулу (от тюрк. букв, «рабы двора») – войско, получавшее денежное довольствие от султана: пехота – янычарский корпус, артиллерия – топчу; кавалерия – придворные сипахи; оружейники – джебеджи; стража султана и его гарема – балтаджи; части наружной охраны – бостанджи; новобранцы – аджеми огланы.

40

Меритократия (букв. – «власть достойных»), от лат. meritus – «достойный» и греч. хратод – «власть») – форма правления, при которой элиты формируются из наиболее способных людей, вне зависимости от их социального происхождения. «Таким образом, Его Величеству падишаху, опоре мира, угодно, чтобы поступали согласно упомянутым древним законам султанов, потому что, когда всякая должность дается тому, кто к ней способен, государство приходит в хорошее состояние и упорядочивается. Когда же нерадивы [в деле] предоставления [должности] достойному, без сомнения, всё происходит наоборот» [Мебде-и канун-и йеничери оджагы тарихи. (История происхождения законов янычарского корпуса) ⁄ изд. текста, пер. с зур. яз., введение, комментарий и указатели И.Е. Петросян. М.: Наука, 1987. С. 75–76].