МНОГОПОДЛОВ: – Мадам, уже падают листья…
ОТПЕТОВ: – Ей вы! Опять начали пинальные соревнования?! Прошу повторить – что от нас-то требуется?
МНОГОПОДЛОВ: – Письмо надо написать бургомистру Квасова, чтобы музей узаконили: служителя-смотрителя назначили, фонды выделили, а главное – разрешили медную вывеску повесить. Она у Михаила Архангелова уж тоже готова, текст проникновенный ему сам Афишкин сочинил: «Здесь родился, рос и жил Архангелов Михаил. Посетите все скорей его имени музей!».
ОТПЕТОВ: – А. может, лучше на мраморе высечь?
ГЛАНДА: – Это я ему присоветовала медную. Он меня, папуленька, просил обосновать, так я ему сказала, что на мраморе будет замогильненько: музей же прижизненный, но если вы считаете, что на мраморе, то я могу и переобосновать…
ОТПЕТОВ: – Да ладно уж, обосновала – так обосновала… Возражает ли кто против музея? Нет? Принято. За нами служба не пропадает. Ганна, заготовь письмо, я подпишу.
МИХАИЛ АРХАНГЕЛОВ: – Спасибо, кормилец, век на забуду, живот за тебя положу!
ОТПЕТОВ: – Учтем… По макету еще вопросы есть?
МИТЬКА ЗЛАЧНЫЙ: – У меня вопрос, даже скорее просьба – категорическая. Опять под мою рубрику «Здравия желаем!» места не дают…
ОТПЕТОВ: – А ты чего предлагал?
МИТЬКА ЗЛАЧНЫЙ: – Есть у меня статья Париса Прикладова – «Как и где отдыхать».
ОТПЕТОВ: – Ну, и где надо?
МИТЬКА ЗЛАЧНЫЙ: – В Солнцедаре!
ТИХОЛАЕВ: – А как?
МИТЬКА ЗЛАЧНЫЙ: – Активно! В горы на виноградники ходить, виноделие изучать на свежем воздухе.
ВЕРОВ-ПРАВДИН: – По-моему, тут есть проблема. И автор известный…
ОТПЕТОВ: – Широко известный, а главное – наш.
МНОГОПОДЛОВ: – В стельку. И что ценно – Паря досконально знает вопрос.
ОТПЕТОВ: – Что да, то да… Утвердили. А вместо чего поставим?
ТИХОЛАЕВ: – Вместо Жоржа Колежки.
ОТПЕТОВ: – Напомни-ка, что там у него?
ТИХОЛАЕВ: Рассказ «С голодухи» – про писателя, который медленно пишет.
МИНЕРВА: – А зачем нам про лодырей печатать?
ТИХОЛАЕВ: – Там не про лодырей. Он про тех писателей пишет, которые каждое слово по триста раз переписывают.
МИНЕРВА: – Не про лодырей, так про эстетов. Все равно упадничество!
ОТПЕТОВ: – Я что-то припоминаю… не тот ли это Колежка, который графоман – строчкогон – сам без строчки дня прожить не может и других втягивает? Даже теорию такую создал…
ТИХОЛАЕВ: – Он самый. Только тут не про это, а про то, как сам по выходным за тортами ходит. Честно говоря, лихо он эти торты расписал, с глубоким знанием дела – слюной истек, пока читал…
ОТПЕТОВ: – Слюнтяйство надо искоренять! Я теперь все вспомнил. Это опаснейший критикан, вероотступник и богохульник! Он же Святую Троицу осквернил – изобразил ее в виде толстяков! Чем-то ему, видишь ли, не угодили упитанные люди! И ведь не постыдился именно сюда свой опус притащить, хотя знает, что у нас тут тоже не живые мощи делом заправляют, дались ему эти толстяки… Ну что ж, сам писал, что переедать нехорошо – сам пусть и соблюдает. А мы ему поможем, пойдем навстречу – не напечатаем, чтобы торта покупать не на что было…
ВСЕ: – Гы-гы-гы…
ОТПЕТОВ: – Небось, не ожиреет!
ТИХОЛАЕВ: – Тут, правда, закавыка одна есть – из Правления Литерной епархии за него просили, неудобно отказывать… Возрасту он, говорят, пенсионного, и обнищал вконец.
ОТПЕТОВ: – Только через мой круп. Знаю я этих пенсионеров – времени много – денег мало! Чем писать непотребное, шел бы на мелкую работу в сферу обслуживания, в киоскеры что ли, наши художества продавать, как и большинство людей, у которых мало дела и еще меньше дохода…
БАРДЫЧЕНКО: – Сэр – поэт?
ОТПЕТОВ: – Причем тут поэт?
БАРДЫЧЕНКО: – Да это Вы прямо из Диккенса чесанули, а у него в конце тирады как раз вопрос: – «Сэр поэт? «.
ОТПЕТОВ: – Слова это мои, исконные, а Диккенса твоего я не то чтобы читать – слыхать-то не слыхивал. Я и сам без никого что хочешь придумаю, читать мне не обязательно, я ведь все-таки писатель, а не читатель!
ТИХОЛАЕВ: – Так как же нам Литерную-то обойти?
МНОГОПОДЛОВ: – Пардон! Беру на сэбе! Нет проблемы! Пропозиция такая – в макете его оставляем, и макет сохраняем как документ, а рассказ ставим на внешние полосы, поближе к началу. За неделю набегут важные события, и мы его – чик – спокойненько заменяем. Кто с нас спросит? Разве можем мы не отразить важные события? Захочет кто проверить – вот у нас макет: видит Бог, как мы старались… А в следующий номер на самый зад поставим. Опять события, переверстка и – чик… Так и будем его все время катать – навылет ставить. Для пущего правдоподобия можем даже набрать и картинку сделать – тут уж вообще не подкопаешься.
ОТПЕТОВ: – Никаких наборов! А то еще придется ему пятьдесят процентов платить как за непошедшее – что это мы его будем материально поддерживать?!
ГЛАНДА: – Папуленька сущий экономист!
ВСЕ: – На мщаи его, на «ща»!
ОТПЕТОВ: – Принято единогласно. Кто там у нас еще?
ТИХОЛАЕВ: – По той же протекции Афонька-мастер сочинения принес.
ОТПЕТОВ: – А у него что?
ТИХОЛАЕВ: – Мелкий жанр, тоже от безденежья – трагические заметы…
ВЕРОВ-ПРАВДИН: – Глас выпившего в пустыне?
ТИХОЛАЕВ: – В такой мизерии обретается, что у него даже на бумагу нету. Старое белье в ход пустил – рубахи крахмалит и пишет: на воротничках и обшлагах – миниатюры, а на подоле – пьесы и романы, все больше про театр…
МИНЕРВА: – Про театр мы и без него управимся, у нас своих пьес – что блох в овине…
ОТПЕТОВ: – В овчине… Что же нам с этим мастером прикажете делать, когда даже неизвестно, по какому принципу ему платить – объем как исчислять? Роман в три печатных рубахи? Или поэма в четыре протертых манжеты?
МНОГОПОДЛОВ: – Пропозиция!
