Итак: «– Человек всегда вынужден повторять, люди до тебя строили, воевали, писали стихи, музицировали, никто не начинает с нуля, всякий продолжает то, что было создано раньше. Наследие поколений служит отправной точкой для творца и для эклектика, для самобытного художника и холодного подражателя. Но это единственная точка, где перекрещиваются их пути, перекрещиваются с тем, чтобы навсегда разойтись. Повторение без проникновения в суть, лишенное своего, нового, мертво, лишь сопричастность к творчеству дарит то, что можно назвать правом наследия…».
Следует учитывать, однако, что повторение может быть и совершенно неумышленным, человек просто не обязан знать в полном объеме всего сказанного или написанного до него, так что не сетуйте, если встретите в этой книге что-то на что-то похожее – вам оно, допустим, знакомо, а автору нет: как резонно заметил один из героев его книги, «разве все прочтешь!»
Теперь, когда мы выяснили вопрос о праве автора на повторение, мне хотелось бы утвердить и его право на увековечивание вещей, кажущихся нам сегодня банальными. Ведь уходят в небытие не только люди – вместе с ними, а порой даже раньше их, умирают анекдоты, байки, историйки, выражения, словечки, и обязательно надо, чтобы кто-то их сохранил, обессмертил, чтобы будущие люди могли на них посмотреть, скажем, как на мумию в музее – и не понимаешь, что она значит, что это за человек был, и что хотели сказать этой мумией, но она есть, ее можно пощупать и при желании получить от ученых разъяснение по ее поводу, – так и с бывшим словом. Замуровывают же сейчас повсеместно капсулы с посланиями к потомкам – пишут им там всякие серьезные слова и даже кладут разные нынешние предметы, чтобы будущие люди имели возможность их в другом веке пощупать. А разве не интересно будет им «пощупать» слова несерьезные, сегодняшние «языковые специи», всякие пикантные приправы к речи? В таком увековечивании, как нам сдается, необходимость определенно есть – слишком уж мало шансов, чтобы эти «специи» сохранились в массовой литературе: книги, в которые они вписаны, издаются смехотворно мизерными тиражами…
Может быть, кому-то что-то и не понравится в предлагаемом произведении, но и на это можно ответить, ссылаясь на пример литературный, а, точнее, на слова еще одного писателя. Однажды мне пришлось встретиться с одним веселым финном по имени Марти Ларни. Вот он-то тогда на вопрос, не обижаются ли люди, узнавая себя в «Прекрасной свинарке», ответил, что всем людям не нравятся их фотографии на паспорте. И еще мне запомнилось другое его высказывание – о местном патриотизме – явлении очень распространенном в маленькой Финляндии: «У нас, если женятся люди из разных городов, то их детей уже считают метисами!» Предчувствую, что какой-нибудь особо настырный читатель (или издатель), имеющий то же мироощущение, что и финский минипатриот, может воскликнуть: – «Вот! Опять пример «оттуда»! Но я и на этот случай запасся цитатой «отсюда». Один (не в смысле «единственный», а в смысле «конкретный» – это как бы артикль) очень известный, уважаемый и в общем-то «благополучный» наш писатель на мой вопрос – все ли у него хорошо? – ответил: «Я не такой дурак, чтобы у меня все было хорошо». Учитывая, что он великий оптимист, восторженный патриот, человек необычайно жизнерадостный и абсолютно не нытик, слова его надо понимать в широком философском смысле. Проецируя их на жизнь общества, можно сказать, что общество, которое считает, что иу него все хорошо», слишком самодовольно и чванится, не желая видеть своих несовершенств, и потому неминуемо обречено на застой, чреватый, как известно, отставанием, а отстающих, согласно широко пропагандировавшемуся не столь давно изречению одного ныне бывшего Великого человека, бьют! а уж он это знал точно, потому что перебил всяческих, и даже скрытых, отстающих тьму! Словом, может быть, и не следовало бы упоминать о каких-то всем нам неприятных реалиях в прошедшем и настоящем, но, как показывает История, и у Отечества бывают разные периоды, и народ непременно должен знать, через какие этапы он прошел в этой своей истории, иначе ему трудно оценить прошлое, понять настоящее и построить будущее.
Теперь, хотя и с некоторым опозданием, я спешу предупредить, что это мое обращение к Издателю не есть предисловие к самой книге, а лишь предложение напечатать ее, как бы заявка, приглашение к заключению договора, итогом или результатом которого явилось бы опубликование настоящей рукописи, доведение написанного до широких читательских масс. А мне бы очень этого хотелось, как обычно хочется дать почитать приятелям понравившуюся тебе самому книгу.
Вероятно, найдутся скептики, от коих ни одно дело не может уберечься, и они, обманувшись многословием данной заявки, все же заподозрят меня в рекламировании предлагаемого произведения и будут настаивать, что это все-таки предисловие. Однако смею их уверить, что, мысля таким образом, они сами себя введут в заблуждение – ни о каком предисловии к этой книге не может идти и речи, поскольку написана она по всем признакам лицами духовного состояния, а в этом случае само слово «предисловие» безусловно исключается, оно здесь совершенно недопустимо, потому что предисловия просто не может быть – это химера, вздор, нечто придуманное и, более того, за этим кроется противоречащее всем церковным догматам понятие.
Предисловия не может быть уже потому, что преди слова по условиям этой книги ничего не было. Вспомните Евангелие от Иоанна: «В начале было слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…».
Значит, слово было Бог, и сказать «предисловие» равносильно утверждению, что что-то могло быть преди Слова, а, следовательно, и преди Бога, что не просто абсурд, но святотатство, ересь, кощунство, богохульство и все такое прочее.
Предвижу возражение: «Да в самой Библии встречается «Предисловие»! Против чего же вы выступаете? «– согласен, слово «Предисловие» в Библии действительно есть, но употребляется оно лишь единожды – это Предисловие к «Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова». Но думаю, что тут налицо явная небрежность публикатора сей «Книги премудрости», не вдумывавшегося в смысл слов, выходящих из-под его пера.
Библию вообще опасно принимать за первоисточник, потому что писали ее, кто ни попадя, во всяком случае, сам господь Бог к ней руки не приложил, ни слова в ней собственноручно не написал – от его первого лица там нет ни строчки, и мы тут имеем все из вторых рук, через посредников. Мне опять-таки могут возразить: «Ну да, станет он сам писать! где это видано, чтобы боги сами писали! Делать им больше нечего!».
Но это мне уже напоминает солдатский анекдот о часовых, коротающих время дежурства за обсуждением интимной стороны жизни царской семьи:
– Как ты думаешь, – спрашивает один солдат другого, – а царь с царицей спит?
– Ну да! Станет он себя утруждать! – отвечает второй. – Прикажет, и с ней переспят!
Так что, как вы понимаете, есть дела, которые и Богу бы надо было самому исполнять.
Уже судя даже по этой, обнаруженной мною в ветхом завете ошибке, можно прийти к выводу, что у Бога не так уж было все безупречно в отделе пропаганды, и бесчисленные пророки и святые, писавшие и переписывавшие до бесконечности все отдельные книги Библии, внесли в нее немало путаницы, не говоря уже о многочисленных переводчиках, перекладывавших этот огромный труд с одних языков на другие.
Таким образом, пока слово Божье дошло до верующих, оно и нивелировалось, и исказилось изрядно, а у него самого столько дел, что Он, наверное, и не заглядывает в Библию или и сам уже поверил в то, что когда-то, не вникнув, подписал в печать. Где уж Господу при его вселенской нагрузке за каждым участком работы уследить – и так у него повсюду нелады…
Написал и тут же сам испугался – а вдруг я что-нибудь напутал с этим «предисловием»? Надо бы все-таки на всякий случай перепроверить у специалиста…
Поразмыслив, я отправился к одному из виднейших светочей в области божественных наук, библеисту и евангологу Бобу Кавендишу, имеющему, как известно, резиденцию по адресу: «Пятая Подсемиколокольная улица, собственный дом». Часа три мы с ним растаскивали груды книг, чтобы освободить место для работы, после чего Боб Кавендиш разложил передо мной несколько фолиантов, атрибуты которых я внимательнейшим образом переписал, потому что уж тут-то точно знаю – ни один издатель без ссылки про них ни слова не напечатает! Вот они:
«Библия, сиречь Священное писание Ветхого и Нового завета, верно и точно переведенная с первообраза. Отпечатано в Цариграде для Британского и Иностранного библейского общества, 1914 год.»(На болгарском языке);
«Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового завета канонические. В русском переводе, с параллельными местами. Объединенные библейские общества. Нью-Йорк-Женева-Лондон. Перепечатано с синодального издания. 053–75 М-47-(2) Д.»;
«Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового завета.
Библейские общества.» (В этой книге ни года, ни места издания не указано, лишь в конце, как и в предыдущей, стоит какой-то щифр – СЕРF 30М-7019–043Х – прямо-таки шпионская какая-то библия!);
«Пятикнижие. Издательство Якоба Брандайса, Прага, 1893 г.(На древнееврейском и немецком языках.);
«Пятикнижие Моисеево с дословным русским переводом С.К.Штейнберга, Инспектора Виленского Еврейского учительского института. Приспособлено к самоизучению и обучению в еврейских учебных заведениях. «Фонд призыва к совести, Нью-Йорк». Раввин Артур Шнайер, президент. 1977. Вильна. Типография И.Й.Пирожникова. Завальная улица, дом № 1147. (На древнееврейском и русском языках).
«Молитвенник. Имакёныв. Издательство Йозефа Шлезингера, Будапешт, 1908 г.» (На древнееврейском и венгерском языках.)…
– Пожалуйста, – предложил мне Боб Кавендиш, – ищите здесь свое «предисловие», но поверьте мне на слово, ни в одной из этих книг вы подобной нелепости не найдете! И если вы не устанете от поисков, я могу вам тут же предоставить еще множество книг, хоть всю свою библиотеку, только тщета сего занятия столь же очевидна, как скажем, возня с вечным двигателем… Откуда вы вообще вытащили это свое «предисловие»?
– Да из Библии же, ей богу из Библии!
– Из какого же издания, позволю я поинтересоваться…
– Да из московского же, из московского!
– Помилуйте! Да нет там ничего подобного и быть не может! Вот она, на третьей полке слева – возьмите-ка и убедитесь сами.
– Послушайте, что за наваждение! – я даже глазам своим не поверил – «Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова» есть, а предисловия к ней как не бывало!
– Да вы не тому, коллега, и удивляетесь-то – тут ведь по доброму и самой этой книги быть не должно, она тут вроде бы как незаконная, потому что к каноническим книгам она не относится, и хотя не числится и среди книг отреченных, в хорошей, до конца правоверной Библии ей, поверьте мне, совсем не место! Это еще добрых две с половиной тысячи лет назад было определено учеными евреями, да не какими-нибудь скоромниками из диаспоры, а первосвященниками – самыми, что ни на есть исконниками из законников – чуть ли не доуходными палестинскими иерусалимцами. А они знали, что признать, а чего не признавать – тогда все ближе к корню было. И они ясно сказали – в Ветхом завете положено быть только каноническим Книгам, которых числом тридцать девять, и ни одной больше! А в этой московской Библии их целых пятьдесят! Значит одиннадцать самозванцев в нее затесалось… Ну, да Москва вечно славилась своим вольнодумством и пренебрежением к тому, что первоверцами установлено и указано…
Тут, надо признаться, я вконец растерялся. Заподозрить Боба Кавендиша в необъективности и преклонении перед теми еще евреями, которые канонизацию проводили, никак невозможно, потому что это именно о нем во всей округе частушка ходит:
Живет на свете дядя Боб –
Антисемит и юдофоб,
И все повадки бобовы –
Антисе-юдофобовы!
Так что в этом смысле Боб Кавендиш, можно сказать, в полном порядке, и не поверить ему никак нельзя… Опять листаю эту его Библию и радостно кричу:
– Да это же не та!
– Как не та? – удивляется Боб Кавендиш.
– Ну, абсолютно не та! Читайте, что здесь на титуле написано: «Библия. Книги Ветхого и Нового завета. От Московскаго духовнаго цензурнаго Комитета печатать дозволяется. Москва, марта 30 дня, 1885 г. Цензоръ протоиерей Михаилъ Боголюбский. Типография Л.Ф.Снегирева. Остоженка, Савеловский переулокъ, дом Снигеревой.» И к ней самой-то, ко всей этой Библии предисловие имеется!
Что вы такое говорить себе позволяете! – взвился Боб Кавендиш. – Какое еще предисловие?! Дайте-ка сюда! Ну, конечно, какое же это предисловие, когда это всего-навсего вступление и безо всякого к нему озаглавления – видите, тут просто написано: «К читателям Слова Божия» – и всё, и всё в каноне! Если не считать, что в этом наставлении, разъясняющем, как читать Библию, тринадцать пунктов – чертова дюжина!
А вы-то какую Библию хоть в виду имеете, на какое ее издание опирались, исследование свое проводивши?
– Да она у меня с собой, вот она, можете полюбоваться… – и, достав из портфеля свою книгу, я вручаю ее Бобу Кавендишу с довольно ехидной улыбочкой.
Боб Кавендиш, как бы примериваясь, взвешивает на ладони тяжеленный синий кирпич, с видимым усилием откидывает толстую переднюю доску, торжественно декламирует: «Библия. Книги Священного писания Ветхого, и Нового завета. Москва, 1968 год.» – и потом вдруг начинает ржать.
– Так вы же, батенька, меня, попросту говоря, во временах запутали. Вы бы так и сказали, что Библия-то у вас совсем новая и от моей боле чем на восемь десятков годков отстоит… Да за это время Москва, вся как есть, вконец веру растеряла, обезверилась, можно сказать, до основания – там же сейчас – на кресте поклянуеь – атеист на атеисте! И слово-то у них стало уже не у Бога, а у любого встречного-поперечного – словом, полная свобода слова и к тому же узаконенная. До веры ли тут?! Я о Боге-то уж и не говорю, Москва не только что в него, она даже и слезам, говорят, не верит. Это, если по-научному характеризовать – высший суператеизм! А вы, милый мой, предисловию к неканонической книге удивляетесь! Да там и не такое теперь издают…
С тем мы и расстались.
Поблагодарим же Боба Кавендиша за его любезную помощь и вернемся к нашим прерванным рассуждениям.
Мы остановились на том, что «преди Слова» ничего не было. Все, что стало, стало уже после Слова, как следствие трудов Божьих, создавших все сущее. Некоторые могут сказать: «Этого не может быть, чтобы все произошло и сделалось от Слова! От «ничего» – от пустоты, сотрясения воздуха? чушь какая-то!» Во-первых, не чушь, а, как говорит опыт человечества, абсолютно нормальный процесс созидания вещей. Ведь в начале всех наших деяний тоже лежит Слово, название всего того, чего может еще не быть, но что тут же может возникнуть. Пример хотите? Пожалуйста! Приходите вы в мастерскую и просите: «Сделайте мне то-то и то-то», и ваш заказ тут же исполняют (мы имеем в виду нормальную, так сказать, идеальную мастерскую). А ведь только что между вами ничего вещественного не было, а было одно только Слово, обозначающее воображаемый предмет. И тут не исключено возражение: «Ну, хорошо, а название откуда взялось, как не от самого того же предмета, вещи или явления? Не сталкиваемся ли мы тут с извечной проблемой «Что раньше возникло – курица или яйцо? «. Возражение это от Лукавого. Вспомним: «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть…», и далее: «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины…» Плотию же оно стало потому, что оно, Слово – духовное подобие вещи, как бы ее звуковой эскиз, а переложенное на бумагу оно становится эскизом зримым, чем-то вроде чертежа, во всяком случае, для человека, обладающего достаточным воображением. И в этом люди сходны с Богом, ибо Слово как подобие или предтеча вещи и возникло у самого Бога от воображения Его. Он ведь и сам-то до того ничего из им потом созданного не видел и видеть не мог, потому что до Слова просто ничего в мире не было, и каждый предмет или существо созидались Богом не по их подобию, которого еще не существовало, а по замыслу Его, и всех их Он раньше, чем создать, себе вообразил. Может быть, конечно, все в мире создалось не так, и даже не Им, но во всяком случае до сих пор только Он один сознался, что причастен к сотворению этого столь несовершенно созданного мира.
И еще одно разъяснение я бы хотел сделать специально для скептиков: прежде чем сказать «Этого не может быть», хорошенько пораскиньте мозгами, и вы тут же поймете, что заблуждаетесь. Меня, например, на этом деле проучил один из моих друзей, человек приезжий, из дальних краев, который поначалу всему удивлялся и восклицал по каждому поводу: «Этого не может бытьм, на что я ему отвечал с безапелляционностью старожила большого города: «Все может быть!» И, представьте себе, что когда я, в свою очередь очень уж чем-то удивленный, позволял то же сакраментальное восклицание – совсем не потому, что действительно сомневался, а просто чтобы разрядить стресс, то теперь уже этот приятель хитро взглядывал на меня и ехидно улыбался. Так что не сомневайтесь – быть может все.
Кроме того, в формуле «Этого не может быть», если она произносится не с вышеупомянутой целью, кроется не столько само отрицание, сколько сомнение. Сомнение же, не рассеянное верой, как раз и перерастает в отрицание, а отрицание, в свою очередь – мать неверия. Вообще же отношение людей к вещам и явлениям можно было бы классифицировать и по признаку веры, но если взглянуть на это поглубже, то всякая попытка систематизации здесь рассыпается в прах – разобраться в индивидуальных мироощущениях и воззрениях совершенно невозможно.
Прежде всего, что такое сама вера и обязательно ли она должна быть привязана к определенному идеалу или идолу? Оставив в стороне первый, обратимся сначала только ко второму. И тут при самом поверхностном рассмотрении обнаруживается, что наличие Веры еще не гарантия наличия Бога. Пример самый житейский – вспомните эпизод из широко известного кинофильма, в котором некий пастор, отсчитывая смятые целковые за краденый автомобиль, на вопрос похитителя об источнике столь мелких купюр, не сморгнув глазом, отвечает, что это все добровольные пожертвования верующих. Однако его любознательный собеседник на этом не успокаивается и, пользуясь случаем, хочет раз и навсегда рассеять свои сомнения по поводу существования Бога. И тогда пастор произносит весьма примечательную фразу, почти математическую формулу: «Одни говорят, что Бог есть, другие – что Бога нет. И то и другое недоказуемо! и…
