В течение нескольких месяцев агентура Донована уверяла его и Президента США, что фюрер готовится перенести свою канцелярию и штаб Верховного командования вермахта в подземелья некоего подземного города СС «Регенвурмлагеря», он же «СС-Франкония». При том, что никто ему, Главнокомандующему союзными войсками в Европе, не способен был толком объяснить, что собой представляет эта «подземная страна СС». Да, чуть ли не каждый день поступали все новые сведения о том, что будто бы немцы переносят туда, в подземелья, заводы по производству ракет «Фау» и ядерной бомбы, создают запасы урановой руды, строят подземные аэродромы, а также лаборатории по созданию непобедимых «солнечных дисков»[21] и бессмертных, не ведающих ни боли ни страха зомби-воинов; а еще – создают мощные склады с оружием и продовольствием, разводят подземные огороды, животноводческие фермы и все такое прочее.
И поскольку в последние месяцы Гитлер все равно не появлялся в Берлине, предпочитая отсиживаться в своей далекой восточно-прусской ставке «Вольфшанце», почти под носом у русских, а тут еще маршал Жуков на несколько месяцев остановил продвижение своих войск в Польше и почему-то стал окапываться на правом берегу Вислы, – то вроде бы все сходилось.
Получалось так, что русские благородно позволяли англо-американцам увязать в многомесячных боях, теряя сотни тысяч своих парней на фронтах Германии, на всем пространстве уже даже не вплоть до Берлина, а вплоть до Эльбы. А сами ждали, пока Гитлер вместе со всей верхушкой рейха пожалует в эту подземную мышеловку, «Регенвурмлагерь», чтобы взять их там вместе со специалистами, технологиями и заводами по производству «Фау», «солнечных дисков» и даже такой вожделенной для Сталина атомной бомбы!
Причем все яснее становилось, что, чем сильнее оказывался напор вверенных Эйзенхауэру союзных экспедиционных сил, тем ближе были к заветной цели войска Жукова, до поры отсиживавшиеся на берегах Вислы. К тому же русские генералы готовились в первых рядах бросить на доты «СС-Франконии» поляков из лихорадочно формирующейся Армии Людовой, чтобы ворваться в подземелья на их спинах, а точнее, по их трупам.
Не успели еще агенты Объединенного комитета по разведке Верховного командования союзных экспедиционных сил в Европе[22] развеять и части мифов, сотворенных германцами вместе со сказочниками Донована, как по каналам подведомственного тому же Доновану УСС начала массированно поступать информация о создании какого-то сверхмощного укрепрайона в Альпах, в одних донесениях именуемого «Альпийском редутом», в других – «Альпийской крепостью» или «Национальным редутом». При том, что ни в одном из них не подавалось четких очертаний этого укрепрайона, а воздушная разведка, находящаяся под личным патронатом главкома Эйзенхауэра, вообще не обнаруживала каких-либо фортификационных работ ни на одном из участков предполагаемого укрепрайона, от горных массивов Шварцвальда на западе Южной Германии, до Баварских Альп на востоке[23].
Уже сама чехарда с названиями способна была взбесить Эйзенхауэра; во всяком случае, она порождала сомнения в достоверности всех этих пугающих воображение сведений. Но самое ужасное, что, базируясь на них, Эйзенхауэру какое-то время приходилось докладывать Президенту Трумэну о том, что одни и те же сверхсекретные конструкторские бюро, лаборатории и заводы руководство Германии одновременно эвакуирует и в «Регенвурмлагерь», и в «Альпийскую крепость», и, что уж совсем представлялось бредом, куда-то в подземелья Антарктиды.
В сведениях, поставляемых Донованом штабу экспедиционного корпуса, указывалось на переброску неких отборных дивизий рейха в сердцевину «Альпийской крепости», в то время как на поверку оказывалось, что эти дивизии истекают кровью на Восточном, а некоторые даже на Западном фронтах, то есть буквально под носом у генералов объединенных сил. Что неопровержимо подтверждалось показаниями пленных офицеров из этих дивизий, а также имеющимися при них документами.
Так вот, подноготная появления шефа Даллеса в Европе в том и заключалась, что Эйзенхауэру осточертели фантазии «сказочников и баснописцев» из УСС. После очередного недоумения высказанного Трумэном по поводу его доклада в связи с перспективами развития событий в Германии, главком объединенных сил буквально озверел. Он через окружение Президента потребовал Донована к себе, и тогда уж высказал все, что думает по поводу ценности и достоверности донесений агентов внешней разведки США. Причем сделал это с солдатской прямотой и в самой грубой форме.
А поскольку главным источником всей этой массированной дезинформации выступал, как оказалось, резидент УСС в Швейцарии, то его шефу не оставалось ничего иного, как последовать настоятельному совету главкома Эйзенхауэра: «Так вот, лети к этому своему засидевшемуся в Берне баснописцу Даллесу и вытряхни из него душу! Только обязательно сделай это, пока то же самое не сделал я». О чем и успел сообщить Даллесу один из проверенных людей из штаба Эйзенхауэра.
Вот почему, встречая сейчас начальника внешней разведки США, резидент в Швейцарии как никогда явственно чувствовал, что он находится на грани провала. Не перед швейцарской контрразведкой, которой по большому счету было наплевать на его деятельность, и не перед контрразведкой рейха, которая чувствовала себя в этой стране вольготно и вела себя крайне нагло, а, что самое страшное, – перед своим руководством.
Едва они сделали по несколько глотков пива, как Донован, – смертельно уставший, с бледновато серым лицом стареющего коммивояжера, – достал из внутреннего кармана и положил перед Даллесом несколько листиков бумаги.
– Простите? – вопросительно уставился на них резидент в Берне.
– Там наиболее важные сведения, относящиеся к созданию по приказу фюрера на Юге Германии некоей «неприступной Альпийской крепости».
– Вы находите, сэр, что?.
– Лично я уже ничего не пытаюсь там найти. Всего лишь настаиваю, чтобы вы прочли этот сводный материал. Сейчас, в моем присутствии и… обязательно вслух.
Донован произнес это с максимально возможным в данной ситуации тактом, но Даллес почувствовал: в эти минуты шеф УСС очень сожалеет, что не может позволить себе взъяриться, взорваться, осатанеть, как это делал при встрече с ним самим главком Объединенных союзных сил Эйзенхауэр.
10
«…Потому что пора, мой фюрер, давно пора!» – именно так, совершенно неожиданно для всех присутствующих завершил свое обращение в Гитлеру рейхсмаршал люфтваффе.
А ведь Скорцени помнил, что тогда, в октябре прошлого года, Гитлеру сразу же донесли из Австрии, что рейхсмаршал занят не планированием боевых операций люфтваффе, а спасением своих фамильных ценностей.
Группа офицеров по особым поручениям во главе с полковником Ведлингом еще только рыскала по старым штольням и заброшенным пещерам, а рейхсмаршал уже стоял перед Гитлером, пытаясь оправдаться за свою военно-стратегическую бездарность и пораженческие настроения. «Почему я должен узнавать от товарищей по партии, что в то время когда доктор Геббельс пытается убедить нацию в победе германского оружия, командующий люфтваффе уже ищет спасения в Альпах?! – взвинчивал фюрер себя и Геринга. – Как произошло, что ты создаешь свои собственные тайники, прячась даже от фюрера?!».
Вот тогда-то, отвергая версию о тайниках для фамильных сокровищ как дезинформацию, Геринг и запустил версию о поисках плацдарма для создания «последнего бастиона Третьего рейха». Вряд ли фюрер поверил, что «верный Герман» всерьез мог заняться созданием этого бастиона, не поставив в известность ни его, ни Бормана. Не тем человеком был их «люфтваффовский боров»[24], чтобы демонстрировать самозабвенную жертвенность в трюме тонущего корабля, в образе которого представал сейчас рейх.
Тем не менее идея возникла своевременно, а фюрер всегда умудрялся верить тому, во что верить попросту не следовало, если только это позволяло ему хоть на какое-то время уйти от реальности и предаться очередному наплыву иллюзий. К тому же в данном случае речь шла даже не об иллюзии – о надвигающейся суровой реальности, на фоне которой уличать Геринга в мелком вранье не имело никакого смысла.
В самом деле нужно было подумать о каких-то хорошо укрепленных очагах сопротивления на территории самого рейха. «Если уж русские сумели создать такие мощные укрепленные районы-крепости в лесных болотах под Ленинградом и на степных равнинах Сталинграда, то кто помешает нам превратить в неприступную цитадель наши Альпы – с их заснеженными перевалами, крутыми склонами, горными реками и озерами?» – убеждал тогда своего кумира Герман Геринг.
Прибегнуть к подобным аргументам еще раз бывший бесстрашный пилот не решился, однако все понимали, что он имел в виду. Это хрипло, зычным командирским голосом высказанное рейхсмаршалом: «Потому что пора, мой фюрер, давно пора!» – прозвучало, как унтер-офицерский казарменный рев: «Тревога!! Подъем! Выходи строиться!». При этом все вспомнили, что в прошлый раз – по принципу: «Идея должна быть наказуема» – ответственность за создание «Альпийской крепости» была возложена на самого Геринга.
Странно, что теперь фюрер не вспомнил об этом и не потребовал доложить об исполнении приказа. Вместо этого Адольф всего лишь устало взглянул на Геринга, оттолкнулся от стола, возле которого все еще стоял, упираясь в столешницу растопыренными пальцами, и, слегка пошатываясь, добрел до своего кресла.
– Мне известно, Герман, что ты сумел нащипать по своим тыловым частям, погибшим эскадрильям и аэродромам что-то около 30 тысяч служащих люфтваффе[25] и перебросить их в поближе к «Герингхаузу», – ухмылка, которая едва заметно очертилась в уголках бледных губ фюрера, тотчас же погасла в кончиках неподстриженных усиков, но все же должна была символизировать шутку повелителя. Опасную, следует сказать, шутку.
Переброска Геринговских «отлетавшихся» в Альпы кое-кем была воспринята очень болезненно. И Гиммлер, и Борман понимали, что появление в Альпах еще трех десятков тысяч подчиненных рейхсмаршала вдобавок к тем, которые уже находились в пределах «редута», опасно усиливало позиции командующего люфтваффе и преемника Гитлера. С особой выразительностью это может проявляться в последние недели войны, когда высшее руководство рейха окажется в Альпах и когда встанет вопрос о реальном преемнике руководителя страны, способном представлять ее на переговорах в любой из вражеских столиц. С другой стороны, всем было ясно, что тыловики Геринга – не то войско, которое способно защищать «Альпийскую крепость» до последней возможности, да к тому же эти тридцать тысяч сейчас очень нужны на фронте, хотя бы в качестве «пушечного мяса», которого тоже катастрофически не хватает.
– Это было сделано, исходя из вашего приказа, мой фюрер, – заметно побледнели отвисшие щеки «верного Германа». – С самого начала было ясно, что переброска в тыловые горы боеспособных фронтовых частей невозможна. Поэтому я счел неудобным обращаться к командующим группами армий, а тем более – к начальнику штаба Верховного командования вермахта, и пытался обеспечить охрану «Альпийской крепости», в частности, стратегически важного района: Зальцбург – Оберзальцберг – «Бергхоф» – от возможных воздушных десантов противника.
– От воздушных десантов? – не удержался доселе отсутственно дремавший Кальтенбруннер. И по тому, как он заерзал в кресле, было видно, что наконец хоть что-то на этом совещании заинтересовало и его, начальника Главного управления имперской безопасности (РСХА). – В Альпы? В глубокий тыл? А что? Может быть, да…
– Особенно от десантов русских, – поспешил уточнить Геринг, – у которых вся партизанская борьба в наших тылах была построена на воздушно-десантной поддержке со стороны армии.
Аргумент оказался довольно сильным. Русские десанты в Альпах?! В районе ставки фюрера?! Только не это! А тут еще – как всегда некстати оживший Кальтенбруннер.
Однако на дальнейшие объяснения Геринга начальник РСХА никак не отреагировал. Фюрер тоже угрюмо помолчал, а затем объявил, что, конечно, в рейхе не осталось сейчас ни одной не занятой в боях горно-стрелковой части, которая очень нужна будет в «Альпийской крепости». А вот перебрасывать из Австрии к Берлину 6-ю танковую армию СС Зеппа Дитриха, создавая таким образом костяк будущего СС-гарнизона последнего редута, он не станет. Хотя ранее такая переброска планировалась.
«Танковая армия, пусть даже и лучшая – в горах? – мысленно пожал плечами обер-диверсант рейха. – Какой от нее прок на склонах гор, в узких горных долинах, а тем более – в ущельях?! Там действительно нужны егерские и горно-стрелковые части, нужны отряды истребителей танков, а главное, подразделения диверсантов, каждое из которых имело бы свою базу и свой хорошо изученный район действий. Потому что с самого начала бои в крепости в самом деле будут развиваться по законам партизанской войны».
После этого Гитлер в течение почти получаса говорил о своей ответственности перед нацией, о необходимости сконцентрировать волю каждого из руководителей на укреплении обороны рейха, а затем, прервав себя буквально на полуслове, всех отпустил, оставив лишь Бормана и Скорцени.
Не обнаружив себя в числе оставленных, рейхсмаршал Геринг умышленно замешкался, понимая, что самое важное будет сказано именно в этом, предельно узком кругу, но фюрер жестко повторил: «Остаются только Борман и Скорцени…».
11
Увы, осмотра замка, а значит, и будущих оборонительных позиций гарнизона, в сопровождении самого графа не получилось. Вилли Штубер попросил фон Ленца провести его по территории внутренних двориков и помещениям замка, однако сославшись на усталость, тот перепоручив роль гида лейтенанту Торнарту, язвительно заметив при этом:
– Добиваясь руки графини Альберты, наш лейтенант уже давно видит себя владельцем замка Шварцбург. Так что пусть изучает его.
– Никогда не вынашивал такой мысли, граф, – скромно потупил взор будущий зять.
– Вынашивали, – резко осадил его Ленц, – и, невзирая ни на что, продолжаете вынашивать. Так не будем же лишать нашего лейтенанта хоть каких-то иллюзий. Я прав, как считаете, барон фон Штубер?
Вилли понял, что за этим выпадом скрывается какая-то «замково-родовая» интрига, познавать которую ему попросту не стоит, а что касается нежелания графа побыть в роли гида, то барон решил для себя: «Ничего, так даже лучше. Появилась возможность оценить узловые точки обороны замка основательно, без суетного кряхтения над ухом престарелого коменданта».
– Не огорчайтесь, лейтенант, – шутливо подбодрил он явно приунывшего лейтенанта Торнарта. – Прежде чем оборонять замки, их сначала завоевывают. Так было во все времена.
Оказалось, что оборонять замок было бы в принципе несложно. Архитектор, трудившийся над его проектом, по самому призванию своему был фортификатором. И хотя исходил он из канонов той поры, когда в боевых схватках владельцы кремниевых ружей и пистолетов еще откровенно завидовали лучникам, тем не менее узкие бойницы полностью «простреливали» все три закрытых, изолированных друг от друга пристройками дворика, в то время как узкие переходы, колоннады галерей и смотровые балкончики позволили защитникам «Шварцбурга» чувствовать себя в его стенах защищеннее, чем в любых других укреплениях этой войны.
– Только вряд ли его станут штурмовать, – иронично хмыкнул Зонбах.
– Рассчитываете, что у ворот Шварцбурга граф умиротворит наших врагов-американцев бутылкой техасского виски?
– Ну, этого мы ему не позволим. А вот того, что стая бомбардировщиков попросту разнесет замок, превратив его в руины местного акрополя, – не избежать.
– Многим казалось, что Брестскую крепость, выстроенную на равнине взять будет еще проще. А скольких солдат там пришлось положить. При том, что к обороне ее русские готовились со свойственной им безалаберностью.
– Значит, мы всерьез будем рассматривать замок, как крепость?
– Как центр обширного укрепрайона, обустроенного между этими двумя хребтами, в который войдут два селения, несколько горных хуторов и городок Рейншток. Здесь же будет расположен, аэродром «Люфтальпен-1», госпиталь, склады с оружием и боеприпасами. Что касается самого замка, то два зенитных орудия установим в двориках, еще два – у подножия плато; и зенитный пулемет – на вон том перевале. Кстати, зенитные орудия – те, что у подножия, и то, которое будет установлено напротив ворот, можно будет использовать и как скорострельные полевые пушки.
– Это и будет наша «Альпийская крепость»?
– Шварцбург превратится всего лишь в один из десятка подобных укрепрайонов. Причем некоторые из них будут соединены подземными переходами, ведущими из одного горного пещерного комплекса в другой.
Появился обер-ефрейтор Кляйн, который исполнял в замке обязанности дворецкого, а теперь еще и адъютанта полковника Ленца, и пригласил господ офицеров в Каминный зал на обед.
– Мы осмотрели только замок, – доложил лейтенант Торнарт, воспользовавшись присутствием сведущего старожила Шварцбурга. – Но под ним есть еще два просторных подземелья, из которых начинаются подземные ходы. Вот только я никогда не спускался туда. В отличие от обер-ефрейтора Кляйна.
Штубер ожидающе уставился на адъютанта-дворецкого.
– Я не могу вести вас в подземелья без разрешения графа, – нервно замахал тот своими вечно трясущимися, по-обезьяньи волосатыми руками. Кляйну уже было хорошо за пятьдесят. Перед бароном представал рослый человек, с удивительно узкими плечами и багрово-синюшным лицом закоренелого алкоголика.
– Не скромничайте, обер-ефрейтор, – осадил его Штубер. – Так уж и не можете! Куда уводят эти два хода? Ответ должен быть четким и ясным. И не вздумайте лгать офицеру СД.
– Собственно, их три.
– Даже так? «Божественно», как любил выражаться в подобных ситуациях один мой русский коллега, лейтенант Беркут. И куда же они тянутся?
– Один соединяется с пещерами, которые выводят к озеру. Причем к гроту, которым эти подземелья завершаются, по берегу подойти практически невозможно. С озера его тоже можно заметить, только если войти на лодке в узкий залив, который мы называем фиордом. Второй ведет к пустотам в хребте Альпеншорт. Там множество боковых ответвлений и пещер, настоящий подземный город, с выходами к нескольким гротам и тайным лазам на западной стороне хребта. Кто и когда их прокладывал, теперь уже никому не ведомо. Возможно, этого не знали даже основатели бурга.
– Но карты этих подземелий все же существуют? – с надеждой взглянул барон на обер-ефрейтора.
– Откуда им взяться? В последние сто лет графы воспринимали Шварцбург лишь в качестве охотничьего замка, предпочитая обитать в Граце, Вене, а то и в швейцарской Лозанне. Граф Эдвард тоже появился здесь лишь прошлой осенью, рассчитывая отсидеться вдали от фронтов и бомбежек. Слава богу, что хоть к замку подведены подземные телефонный и электрический кабели.
– Даже так?!
– Кстати, оба они уходят в подземелья, ведущие к противоположному склону хребта.
– То есть не так уж тут все и запущенно, как может казаться случайному путнику?
– Гаулейтер Хофер, как и его предшественник, явно благоговолит к графу и почитает за честь при первой же возможности денек-другой отдохнуть в замке и на озере, неподалеку от которого у него стоит охотничий домик.
– Один из тех четырех, которыми мне выпало любоваться во время облета долины?
– Эти четыре расположены на берегу. Еще два построены на острове, в сосновой роще между скалами. Один из них граф отдал гаулейтеру, другой оставил за собой. Всё, господин барон и вы, господа офицеры… Граф Эдвард фон Ленц ждет вас за пиршеским столом.
– Что значит «всё»? – вдруг остепенил его Штубер. – Вы же сами утверждали, что существует еще и третий ход?
– Считайте, что его уже не существует, – попробовал отмахнуться дворецкий.
– Вы не на допросе, Кляйн, – сурово напомнил ему Штубер. – Пока еще не на допросе. Поэтому не заставляйте вытягивать из вас по слову.
Дворецкий обиженно поджал губы и передернул своими тощими, угловатыми плечиками. В эти мгновения он напоминал мальчишку, который всем своим видом говорил: «Ну что ж, если вы так хотите, я скажу… Но только пеняйте потом на себя!»
– Этот, третий, уходит глубоко под землю.
– Они все уходят под землю.
– Этот – очень глубоко. Настолько, что никто не знает, на какую именно глубину, а главное, где и чем завершается.
«Значит, сказания местных горцев о бездонных ходах, уходящих куда-то в глубь планеты, и многокилометровых штольнях, ведущих от горы к горе, от перевала к перевалу – все-таки не мифы, – сказал себе барон. – Хотя и смахивают на них».
– Неужели не нашлось желающих исследовать этот ход?
– Это невозможно. Никто дальше чем на двести метров, то есть к Пещере Дьявола, не спускался, это я знаю точно. А не спускался потому, что за пещерой как раз и начинается эта дьявольская бездна, – когда Кляйн крестился, рука его почему-то дрожать переставала, возможно, из-за усердия своего хозяина. – Мало того, что она изрыгает серный смрад преисподней, так из нее еще время от времени доносятся какие-то странные и страшные звуки.
– Ну, с дьяволом мы как-нибудь общий язык найдем, – умиротворил его Штубер.
– Если он того пожелает, – вновь набожно осенил себя крестом-спасителем адъютант коменданта.
– Зато теперь становится понятно, почему для временного штаба «Альпийской крепости» Скорцени избрал именно этот замок.
12
Генерал Донован велел резиденту читать свои собственные донесения, и тому не оставалось ничего иного, как подчиниться.
Аллен безинтонационно читал о том, что в район «Альпийской крепости» перебрасывается пять лучших дивизий рейха и среди них – две дивизии СС. Он, поражаясь собственной наивности, вновь уведомлял Донована, что интендантские команды снабженца войск СС бригадефюрера Поля завезли в подземные склады «Национального редута» столько продовольствия, что его хватит, чтобы в течение двух лет прокормить десять миллионов солдат и гражданского населения[26]. Хотя ко дню встречи в «Горном приюте» уже точно знал, что разыскать этого самого генерала Поля людям Скорцени так до сих пор и не удалось.
Да, они знали, что плутоватый Поль направился в Южную Германию вместе с несколькими своими тыловыми подразделениями. Но, обнаруживая этих тыловиков в разных районах, вдали от баз снабжения и вконец дезориентированных, фридентальские коршуны так до сих пор и не смогли выяснить, куда, собственно, направил стопы свои и чем занимается сам обер-интендант СС.
Кстати, в районе предполагаемой Альпийской крепости действительно скапливается огромное количество всевозможных раздробленных тыловых подразделений различного подчинения, но все это части, которые способны сотворить неразбериху и хаос, но совершенно не способны к действенной обороне укрепрайона.
В одном из донесений Даллес уведомлял шефа, что в крепости построено несколько оружейных и прочих подземных заводов, причем все они соединяются теперь системой подземных ходов, многие из которых выходят на подземелья средневековых замков. При этом сейчас, в тиши «Горного приюта», Даллес вновь апатично уточнял, что точно такие же подземно-наземные укрепрайоны создаются германцами в горах земли Шлезвиг-Гольштейн и в северных районах Норвегии, где используются уже имеющиеся горные тоннели, пустоты и фиорды. Хотя и для этих утверждений никаких реальных доказательств у него пока что не было.
К моменту, когда швейцарский резидент закончил свое словесное самобичевание, Донован отрешенно расправлялся с остатками «альпийской отбивной», задумчиво посматривая при этом в окно, за которым далеко внизу изгиб медлительной речушки аркой окаймлял мост «Полицай-Голгофа». «Интересно, знает ли генерал о судьбе, предначертанной этому мосту фантазией сербо-итальянца Боша из Триеста?» – подумал Даллес с такой мрачностью, словно его самого уже тащили к перилам «моста самоубийц».
– Эти сведения поступали в разное время, сэр, и только теперь становится очевидным, что некоторые из них оказались недостаточно обоснованными.
Еще до завершения этой фразы Даллесу уже было стыдно за нее. Он с ужасом представил себя на месте шефа УСС. Как бы он сам реагировал, если бы кто-либо из подчиненных решился на подобное блеяние?
– Почему бы вам не выразиться проще, полковник? – старательно пережевывал недожаренное кровянистое мясо Донован. – Там не содержится ни одного сколько-нибудь достоверного сообщения.
– Простите, сэр, но мне очень трудно с этим согласиться, некоторые факты мы перепроверяли…
К счастью Даллеса, генерал не стал выяснять, какие именно факты они перепроверяли, поскольку резидент вряд ли так, сгоряча, сумел бы ответить по этому поводу что-либо внятное. Вместо этого генерал нахраписто объявил:
– Ни одного вы не перепроверяли. Ни одного! Начиная с самого факта существования укрепрайона «Альпийская крепость» как такового и заканчивая совершенно бредовыми утверждениями относительно некоего подземного аналога этой крепости в Норвегии.