Екатерина Великая в любви и супружестве

Под таинственным светом кометы

…Пуржила и вьюжила русская зима, взбивали огромные снежные перины неугомонные метели, очаровывало снежное безбрежье, таинственно мерцающее в лунном свете и сверкающее в свете солнечном. Дороги порой едва угадывались под снежными покровами. Без провожатых не найдешь, куда ехать, – заплутаешь в бесконечных просторах. Не доводилось прежде юной прусской принцессе Софии видеть столь необозримые, бескрайние просторы. Могла ли она представить себе в те минуты, что минут годы, и вся эта невообразимая красота русских полей, торжественность дубрав, рощ и лесов, одетых в белоснежное убранство непорочной чистоты, будет в ее державной власти. Вряд ли могла предположить, что она, во время частых своих путешествий, будет проноситься в карете, поставленной на лыжи, по российским просторам, жмурясь от слепящего снега днем и восхищаясь яркими факелами костров, освещающими царский путь ночью.

Резвые кони мчали прусскую принцессу в тревожную, но желанную неизвестность. Ей не было жаль прошлого – ее влекло будущее пусть туманное, но полное надежд.

Ночами, когда вдруг стихали метели и умолкали вьюги, в безоблачном небе сверкала яркими мириадами звезд огромная комета, одновременно и тревожная и завораживающая своею неземной, недоступной красотой и пугающей таинственностью. Она притягивала, она звала к раздумьям над странными поворотами судьбы, и принцесса София видела в ней какой-то высший знак, словно бы предназначенный именно ей Самим Богом. А где-то вдалеке, в глубине России, столь же завороженно глядел на комету двухлетний мальчуган, которому в будущем было суждено прославить мчавшуюся зимними дорогами принцессу в знаменитой оде «Фелица». И губы малыша, сидевшего на руках у няни, шептали первое в жизни осознанное им слово «Бог». Имя этого мальчугана – Гавриил Державин.

Под таким знаком въехала в Россию прусская принцесса София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская. Годы спустя она отметила в своих «Записках…»: «В Курляндии я увидела страшную комету, появившуюся в 1744 году; я никогда не видала такой огромной – можно было сказать, что она была очень близка к земле». И, может быть, эта комета утвердила ее в том, что суждено ей высокое предназначение. Недаром же ее тянуло в Россию, недаром она сделала все возможное, чтобы убедить своих родителей в необходимости принять предложение императрицы Елизаветы Петровны и мчаться, мчаться сквозь заметенные метелями русские просторы в эту загадочную, быть может, даже отчасти пугающую, но такую желанную страну.

Принцесса София Фредерика мчалась сквозь снежную пелену не одна. Рядом была мать – принцесса Гольштейн-Готторпского дома Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская, путешествующая под именем графини Рейнбек. В подорожной так и было сказано – следуют в Санкт-Петербург графиня Рейнбек с дочерью.

Для чего такие предосторожности? Оказывается, далеко не всех при дворе императрицы Елизаветы Петровны устраивало то, что государыня пригласила из Пруссии принцессу Софию, желая сделать ее супругой наследника престола – великого князя Петра Федоровича. Ну а в бескрайних просторах по пути в столицу легко затеряться, легко сгинуть бесследно. И при дворе достаточно таких сил, которые хотели бы поспособствовать подобному исчезновению.

Но об этом и о непрестанной борьбе этих сил в свое время, а пока вернемся к таинственным и отважным путешественницам.

Старшей из двух принцесс – Иоганне Елизавете – Россия была близка уж тем, что ее старший брат Карл был в 1726 году императрицей Екатериной I объявлен женихом великой княгини Елизаветы Петровны. В тот год 15-летняя Иоганна сама была выдана замуж за 37-летнего прусского генерала князя Христиана Августа Ангальт-Дорнбургского и поселилась в Штеттине. Там она ожидала радостного известия о бракосочетании брата Карла с Елизаветой Петровной. Но весть пришла горькая: в канун свадьбы в Петербурге внезапно умер брат Карл.

Горе Иоганны разделила несостоявшаяся невеста великая княгиня Елизавета Петровна, которой совсем не сладко стало при дворе после смерти императрицы-матери, а затем и сменившего ее на престоле совсем еще юного Петра II Алексеевича. Императрица Анна Иоанновна не жаловала свою двоюродную сестру Елизавету.

Видимо, та теплая, добрая переписка сыграла определенную роль и в выборе императрицей Елизаветой Петровной невесты для наследника престола великого князя Петра Федоровича.

Но не только этим принцессе Иоганне была хоть и заочно, но близка Россия. Не могла она забыть встречу в Париже со статным русским красавцем Иваном Бецким…

Это случилось, когда восемнадцатилетняя Иоганна жила в Париже. Там и был ей представлен внебрачный сын влиятельного русского князя Трубецкого Иван Иванович Бецкой, в то время путешествующий по Европе после неудачного прохождения курса военных наук в Дании.

Родился Иван Иванович в Стокгольме 3 февраля 1704 года. В то время его отец Иван Юрьевич Трубецкой находился в шведском плену. Впрочем, плен в те времена заметно отличался от того, что мы видим во времена нынешние. Трубецкой не только сумел стать разведчиком, говоря языком нынешним, резидентом русской разведки, но и водил знакомства с представительницами прекрасного пола. К примеру, был в весьма теплых отношениях с баронессой Вреде, представительницей известного в Швеции баронского рода, известного с середины XI столетия.

Трубецкой, по обычаям того времени, дал внебрачному сыну свою фамилию без первого слога. Так и вступил в сей мир Иван Иванович Бецкой.

Отец стремился дать ему хорошее образование и направил на учебу в Копенгаген, в кадетский корпус. В России в ту пору кадетских корпусов еще не было. Они были образованы в период правления Анны Иоанновны. Выйдя из корпуса, Бецкой служил в Датском кавалерийском полку, но во время одного из учений получил серьезную травму при падении с лошади на марше эскадрона. Известно, что лошади никогда не идут на лежащего на земле человека. Но в строю эскадрона не все могли увернуться и нельзя было избежать беды. Травмы, полученные Бецким, заставили покинуть военную службу.

В знаменитом словаре Брокгауза и Ефрона сообщается:

«Выйдя в отставку, он (Бецкой И.И. – Н.Ш.) путешествовал по Европе и, между прочим, в Париже был представлен герцогине Ангальт-Цербстской – Иоганне – Елисавете (матери императрицы Екатерины II), которая и в то время, и впоследствии относилась к нему очень милостиво…»

Не об этом ли знакомстве и не о своем ли «очень милостивом» отношении к сыну знаменитого русского фельдмаршала вспоминала по дороге в Петербург принцесса Иоганна?

Только ей одной в Пруссии и только одному Ивану Ивановичу Бецкому в России было известно, что скрывается под этим милостивым отношением, на которое спустя более чем столетие было указано создателями Словаря.

Что осталось в прошлом у принцессы Иоганны? Жизнь вдали от светских развлечений в захолустном прусском городишке с мужем, который на целых 22 года старше? И лишь короткая вспышка парижских радостей, а потом срочное возвращение в Штеттин, тяжелые роды – некоторые биографы упоминают, что будущая императрица Екатерина родилась семимесячной, – и долгое, почти полуторогодовалое лечение после этих родов.

И вдруг приглашение в Россию! Приглашение, присланное самой Императрицей Российской Елизаветой Петровной, которую можно было считать подругой, пусть заочной подругой по переписке, но все же именно подругой – близким человеком, ведь когда-то их связали общее горе, общая скорбь по ушедшему брату Иоганны и жениху Елизаветы…

Принцесса Иоганна ехала с большими надеждами на перемену в ее доселе скучной и однообразной жизни.

А что же сама виновница этого путешествия? О чем могла думать она, глядя на пугающие с непривычки и одновременно завораживающие поля, луга, скованные льдом реки и озера, темнеющие вековые леса?

Того, что было в Штеттине, прусской принцессе не жалко. Она спокойно оставила небольшой прусский городишко, чтобы окунуться в необозримые русские просторы и в пучину столь еще, по мнению родителей, изменчивую и непостоянную русскую действительность.

Что ожидало ее в Пруссии? Довольно скучная, как и у ее матери, жизнь.

О младенчестве и отрочестве будущей Российской Государыни известно не так уж много. Причина ясна: кто мог предугадать столь великое ее будущее? Известный биограф императрицы А. Г. Брикнер указывал в монографии:

«Императрица Екатерина в позднейшее время охотно вспоминала и в шутливом тоне говорила о той сравнительно скромной обстановке, при которой она, бывшая принцесса Ангальт-Цербстская Софья Фредерика Августа, родилась (21 апреля ст. ст., или 2 мая н. ст., 1729 года) и выросла в Штеттине, как дочь губернатора этого города, принца Христиана Августа и принцессы Иоаганны Елизаветы, происходившей из Голштинского дома и бывшей, таким образом, в довольно близком родстве с Великим Князем Петром Федоровичем».

В 1776 году, касаясь своего детства, императрица Екатерина Вторая писала барону Гримму, собиравшемуся посетить Штеттин:

«…я родилась в доме Грейфенгейма, в Мариинском приходе… жила и воспитывалась в угловой части замка и занимала наверху три комнаты со сводами, возле церкви, что в углу. Колокольня была возле моей спальни. Там учила меня мамзель Кардель и делал мне испытания г. Вагнер. Через весь этот флигель по два или три раза в день я ходила, подпрыгивая, к матушке, жившей на другом конце…»

А далее в шутку прибавила:

«…может быть, Вы полагаете, что местность что-нибудь значит и имеет влияние на произведение сносных императриц».

В другом письме она продолжила шутку:

«Вы увидите, что со временем станут ездить в Штеттин на ловлю принцесс, и в этом городе появятся караваны посланников, которые будут там собираться, как за Шпицбергеном китоловы».

Этими шутками Екатерина хотела, очевидно, подчеркнуть совершенную необычайность превращения принцессы из обедневшего рода сначала в великую княгиню, а затем и в императрицу России. Но в словах ее ощущается гордость за то, что она сумела сделать в России, чувствуется уверенность в том, что не слишком ошибались на новой ее родине те, кто предлагал ей дать высокое имя Матери Отечества.

Но что же послужило причиной столь неожиданного вызова в Россию незнатной прусской принцессы? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо хотя бы в общих чертах познакомиться с тем, что происходило в ту эпоху в самой России.

Династическая линия Романовых с конца XVII века и вплоть до восшествия на престол Екатерины Великой была весьма слабой и непрочной. Старший сын Петра I, царевич Алексей Петрович, был, как известно, умерщвлен. Сын Петра I от Марты Самуиловны Скавронской (будущей Екатерины I) умер в младенчестве. Сын казненного царевича Алексея Петровича, ставший в юные лета императором Петром II, умер, а по некоторым данным, был отравлен. Детей у него не было по младости лет. Даже женить юного императора не успели.

Род Романовых по мужской линии пресекся, и в 1730 году Верховный тайный совет остановил свой выбор на Анне Иоанновне, дочери Иоанна, старшего брата Петра, выданной еще в 1710 году за герцога Курляндского и вскоре овдовевшей. Анна Иоанновна правила с 1730 по 1740 год, и это царствование оставило по себе тяжелые воспоминания. После ее смерти оседлавшие Россию во времена «бироновщины» иноземцы возвели на престол младенца Иоанна Антоновича при регентстве его матери, Анны Леопольдовны, которая была дочерью герцога Мекленбург-Шверинского и племянницы Петра I Екатерины Иоанновны. Все это было сделано в обход законных прав дочери Петра Первого Елизаветы Петровны.

Наконец, русской гвардии надоела вся эта дворцовая кутерьма иноземцев, и 25 ноября 1741 года, разогнав неметчину, гвардейцы возвели на престол Елизавету Петровну.

Императрица Елизавета Петровна, насмотревшаяся на возню вокруг престола недостойной уважения своры алчных претендентов, стала искать возможность укрепить династическую линию. Но, увы, ей удалось найти лишь сына гольштейн-готторпского герцога Карла Фридриха и Анны Петровны, дочери Петра I от Марты Самуиловны Скавронской, который был наречен сложным для понимания в России именем Карл Петр Ульрих. С одной стороны, он был внуком Петра I, а один внук – император Петр II – уже правил в России с 1727 по 1730 год. Почему же не стать императором второму внуку? Но, с другой стороны, претендент на престол, выбранный Елизаветой Петровной, ее саму привел в шок…

Тем не менее дело сделано, и отступать некуда. Императрица стала спешно искать невесту для наследника. Она решила все надежды возложить на то чадо, которое родится от брака дурно воспитанного и малообразованного великого князя с достойной супругой, если удастся найти таковую.

Есть что-то мистически загадочное в том, что выбор пал именно на Екатерину Алексеевну, которая до Православного Крещения звалась София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская. Посудите сами: предлагались невесты гораздо более именитые. А. Г. Брикнер в «Истории Екатерины Второй» рассказал:

«Уже в 1743 году в Петербурге был возбужден и решен вопрос о женитьбе наследника престола. Еще до этого, а именно в конце 1742 года, английский посланник сделал предложение о браке Петра с одной из дочерей английского короля; рассказывают, что портрет этой принцессы чрезвычайно понравился Петру. С другой стороны, зашла речь об одной французской принцессе, однако Императрица Елизавета не желала этого брака. Из записок Фридриха II видно, что Императрица Елизавета, при выборе невесты для своего племянника, „все более склонялась на сторону принцессы Ульрики, сестры прусского короля“. Зато выбор Бестужева пал на Саксонскую принцессу Марианну, дочь польского короля Августа III, ибо этот брак вполне соответствовал политической системе канцлера, союзу между Россией, Австрией и Саксонией, для сдерживания Франции и Пруссии».

Как видим, рассматривались четыре претендентки, к одной из которых благоволила императрица Елизавета Петровна, к другой сам великий князь Петр Федорович, а к третьей, уже по политическим мотивам, канцлер Бестужев.

Но вдруг, казалось бы, ни с того ни с сего императрица Елизавета Петровна, никого не известив, завела переговоры о браке наследника с принцессой Софией Фредерикой Августой Ангальт-Цербстской, родители которой были крайне бедны, а сама невеста к тому же еще приходилась жениху троюродной сестрой.

Впрочем, полезнее ли были бы для России все вышепоименованные невесты, если учесть, каков сам жених по умственному складу и характеру? Могла ли Россия стать для них столь же желанной Родиной, как для Екатерины, если они у себя дома купались в роскоши, а для принцессы Ангальт-Цербстской на ее родине перспектив по существу не было? Одной из причин выбора явилось то, что принцесса София, став великой княгиней, не смогла бы опираться на силу придворных партий, которые неминуемо сгруппировались бы при любой из перечисленных выше претенденток. Такая опора могла серьезно осложнить передачу прав на престолонаследие тому, кто появится на свет после бракосочетания великого князя.

Многие историки пытались понять, почему выбор пал именно на Софию Фредерику Августу? А. Г. Брикнер предлагал такое объяснение:

«С давних пор между русским двором и родственниками невесты Великого Князя Петра Федоровича существовали довольно близкие сношения. Брат княжны Иоганны Елизаветы (матери будущей Императрицы Екатерины II), епископ Любский Карл, при Екатерине I был в России в качестве жениха Елизаветы Петровны. Он вскоре умер, но Елизавета Петровна не переставала питать некоторую привязанность к его родственникам. Еще до мысли о браке Петра с принцессой Ангальт-Цербстской они находились в переписке с ее матерью…»

Так или иначе, но решение было принято, и Елизавета Петровна призвала в Петербург Иоганну Елизавету с дочерью. Причины приглашения, да и само по себе приглашение держались в тайне.

В своих «Записках…» императрица Екатерина Вторая вспоминала о тех удивительных событиях, которые предшествовали путешествию в Россию:

«1 января 1744 года мы были за столом, когда принесли отцу большой пакет писем; разорвав первый конверт, он передал матери несколько писем, ей адресованных. Я была рядом с ней и узнала руку обер-гофмаршала Голштинского герцога, тогда уже русского Великого Князя. Это был шведский дворянин по имени Брюмер. Мать писала ему иногда с 1739 года, и он ей отвечал. Мать распечатала письмо, и я увидела его слова: „…с принцессой, Вашей старшей дочерью“. Я это запомнила, отгадала остальное и, оказалось, отгадала верно. От имени Императрицы Елизаветы он приглашал мать приехать в Россию под предлогом изъявления благодарности Ее Величеству за все милости, которые она расточала семье матери».

Когда родители уединились в кабинете, как поняла она, для совещания по поводу загадочного письма, София почувствовала необыкновенное волнение. Она ждала решения, понимая, что речь в письмо о ней, о ее судьбе. И решение вскоре было вынесено: мать «отклонила отца от мысли о поездке в Россию».

И вот тут будущая императрица Екатерина проявила удивительную, даже весьма дерзкую инициативу.

«Я сама заставила их обоих на это решиться, – вспоминала она в „Записках…“. – Вот как. Три дня спустя я вошла утром в комнату матери и сказала ей, что письмо, которое она получила на Новый год, волновало всех в доме… Она хотела узнать, что я о нем знала; я ей сказала, что это было приглашение от Русской Императрицы приехать в Россию и что именно я должна участвовать в этом. Она захотела узнать, откуда я это знала; я ей сказала: „Через гаданье“… Она засмеялась и сказала: „Ну, так если вы, сударыня, такая ученая, вам надо лишь отгадать остальное содержание делового письма в двенадцать страниц“. Я ей ответила, что постараюсь; после обеда я снесла ей записку, на которой написала следующие слова (гадалки, популярной в то время в Штеттине. – Н.Ш.):

„Предвещаю по всему,

что Петр III будет твоим супругом“.

Мать прочла и казалась несколько удивленной. Я воспользовалась этой минутой, чтобы сказать ей, что если действительно ей делают подобные предложения из России, то не следовало от них отказываться, что это было счастье для меня. Она мне сказала, что придется также многим рисковать ввиду малой устойчивости в делах этой страны; я ей отвечала, что Бог позаботится об их устойчивости, если есть Его воля на то, чтоб это было; что я чувствовала в себе достаточно мужества, чтобы подвергнуться этой опасности, и что сердце мое мне говорило, что все пойдет хорошо…»

Затем предстояло еще убедить отца, с чем София Фредерика Августа вполне справилась, пояснив, что по приезде в Петербург они с матерью увидят, надо ли возвращаться назад. Отец дал письменное наставление в нравственности и велел хранить в тайне предстоящую поездку.

Детские годы на родине отложили определенный отпечаток на характер будущей императрицы.

В. В. Каллаш в статье «Императрица Екатерина II. Опыт характеристики», опубликованной в книге «Три века», которая была издана к 300-летию Дома Романовых, сделал такой вывод:

«Богатые природные силы, высокие требования, пошлая, монотонная, бедная обстановка – вот условия, среди которых слагался характер Екатерины в ее юности. Сознание недюжинных сил, постоянные унижения, противоречия между думами и действительностью заставляют рваться из этой тягостной атмосферы, отдаляют от родных, воспитывают самостоятельность характера, находчивость, наблюдательность, усиливают самолюбие и тщеславие; упругость некоторых из этих черт развивается пропорционально давлению среды».