В «Военной энциклопедии 1911–1914 годов» значится, что «баталер – это специальное унтер-офицерское звание, установленное в русском флоте Петром І для нижних чинов, исполнявших при судовых комиссарах обязанности помощников по заведыванию денежным довольствием, провиантом и обмундировкой команды. В настоящее время (имеется в виду как раз предреволюционное время. – В.Ш.) это звание приобретается путем прохождения избираемыми для этой цели матросами (в течение шести зимних месяцев) курса обучения в особой “школе писарей и содержателей”, по окончании которой нижний чин, успешно сдавший экзамены, получает право на производство в баталеры 2-й статьи, которые в течение своей службы повышаются в баталеры 1-й статьи и на общих для кондукторов флота основаниях производятся в старшие баталеры-кондукторы. На судах в помощь баталерам могут назначаться матросы, не прошедшие курса обучения, которым присваивается наименование баталерских юнгов».
Итак, по мановению ока Дыбенко из рядового матроса, только что привлекавшегося к уголовной ответственности, вдруг становится кандидатом в кондукторы, т. е., говоря современным языком, кандидатом в сверхсрочники. Но ведь в баталеры, как мы только что уяснили, был особый отбор. Кандидат в баталеры должен был быть грамотным и, что самое главное, очень честным человеком, а последнего сказать о Дыбенко было сложно. Кроме этого, будущих баталеров специально готовили на протяжении полугода, ведь он должен был разбираться в продуктах и вещевых аттестатах, уметь вести документацию и знать многое другое. Дыбенко, разумеется, ни в чем совершенно не разбирался. При этом уже первичное звание баталера 2-й статьи являлось в современном понимании не матросским, а старшинским званием.
Можно было бы еще понять, если бы Дыбенко просто перевели с должности рядового электрика на должность баталерного юнги, куда, как мы читали выше, брали матросов без специального обучения. Но ведь Дыбенко сам заявляет, что он был переведен именно баталером и сам оценивает это (хотя и с явной неохотой), как явное повышение в своей службе. Заметим, что для рядового матроса такое назначение – это не просто повышение, это фантастический карьерный взлет. Думается, что здесь офицеры контрразведки поступили достаточно опрометчиво, т. к. от матросской общественности такое стремительное превращение вчерашнего никому не нужного рядового электрика в престижнейшего баталера не укрылось и симпатий к Дыбенко не добавило. Матросы тоже ведь не последние дураки были и понимали странность ситуации – несколько человек арестовали, как заговорщиков, затем всех отправили на каторжные работы, а Дыбенко выпустили, и он получил повышение по службе. Вряд ли назначение Дыбенко баталером произошло по инициативе офицеров контрразведки. Скорее всего это было условие самого Дыбенко, которому казалось, что, удрав с боевого корабля на тыловое судно и дорвавшись до должности, которая позволит ему жить и служить в свое удовольствие, он воплотит в жизнь свою мечту. А мечта у Павла Ефимовича была вполне конкретная – держаться подальше от фронта, сытно есть, хорошо пить и весело проводить время в ожидании неизбежной демобилизации. Для осуществления такой мечты лучшей должности, чем должность баталера на вспомогательном транспорте, трудно и придумать.
При этом Дыбенко знал, куда просился, ведь с начала войны все вспомогательные транспорта Балтийского флота фактически безвылазно стояли в тыловых портах из-за опасения атак подводных лодок противника и подрыва на минах. Линейный корабль «Император Павел Первый», на котором до этого служил Павел Ефимович, также в боевых действиях не участвовал, однако по мере продвижения немцев вдоль балтийского побережья все реальней становилась перспектива генерального сражения главных сил Балтийского флота с линейным флотом Германии на т. н. Центральной минно-артиллерийской позиции перед входом в Финский залив. Не будь Февральской революции, такое сражение вполне могло бы произойти, и в нем «Император Павел Первый» участвовал бы обязательно. А потому рисковать Дыбенко не собирался. Он оказал контрразведке услугу, пусть теперь и она в ответ окажет ему то же.
Любой служивший на флоте или в армии читатель знает, что самыми уважаемыми в матросской (солдатской) среде всегда были сослуживцы, имевшие доступ к распределению материальных благ, – коки, хлеборезы, всевозможные каптерщики и штабные писари, то есть все те, кто мог подкинуть лишний кусок масла или солидный «масел», выдать лишнюю тельняшку, содействовать во внесении фамилии товарища в приказ командира части о поощрении и т. д.
Так что в 1916 году и Дыбенко попал на дело. Впрочем, возникает вопрос, а каким именно баталером был назначен Павел Ефимович – вещевым или продовольственным? Если вещевым, то тогда ему сподручнее было торговать ворованной формой одежды, если продовольственным, то соответственно продуктами. Из резолюции команды транспорта «Альфа», с которой мы познакомимся чуть ниже, становится ясно, что назначен был Дыбенко на должность баталера продовольственного, и, весьма быстро войдя в курс дела, пустился во все тяжкие.
В 1956 году в ходе кампании по реабилитации Дыбенко, как «жертвы сталинского произвола», был сделан запрос о его дореволюционном прошлом на Балтийском флоте в Центральный государственный архив ВМФ. Передо мной ответная архивная справка за номером № 0419 от 21.04.1956 г. Надо ли говорить, что в 1956 году запросы КГБ выполнялись архивами с максимальной тщательностью. Итак, познакомимся с ответом архива ВМФ: «…В документах обнаружена резолюция общего собрания команды транспорта “Альфа” от 9 июля 1917 года (после расстрела июльской демонстрации и роспуска Центробалта) характеризующая Дыбенко П.Е. с отрицательной стороны». К архивной справке в деле Дыбенко приложена и копия самого документа: «Резолюция общего собрания команды транспорта “Альфа”. Мы, команда транспорта “Альфа” на общем собрании 9 сего июля, обсудив вопрос о положении в России и о последних событиях в Питере, а также возможных эксцессах в Гельсингфорсе, пришли к выводу, что во главе Центрального комитета Балтийского флота председателем состоит бывший наш сослуживец Павел Дыбенко, которого мы, команда, не можем аттестовать, как человека достойного, в виду того, что при совместной службе Дыбенко запятнал себя как-то: взяточничеством, торговлей вином, выхватыванием денег без согласия на то хозяина их и не возвращение их впоследствии ему обратно, а так же шулерством в карточной игре. Дальше со слов самого Дыбенко видно, что он служил до службы во флоте в полиции (!!!) и взгляд его совершенно не демократический возмущал команду постоянно. Команда транспорта “Альфа” требует расследования о деятельности Дыбенко на транспортах “Альфа”, “Анадырь”, “Ща” и “Твердо”. Председатель судового комитета транспорта “Альфа”… Секретарь… Подписи…»
При всей лаконичности резолюции команды транспорта «Альфа» для нас она имеет огромное значение, как единственно реальный документ, в котором рядовые матросы выражают свое истинное отношение к Дыбенко, причем не голословно, а говорят о его конкретных прегрешениях. Что и говорить, познакомившись с резолюцией, проникаешься негодованием к Павлу Ефимовичу. Еще бы, что может быть более мерзким, чем взяточничество, спекуляция ворованным казенным вином, шулерство и особенно открытый грабеж сослуживцев. При этом заметим, что речь идет о службе Дыбенко на транспорте «Альфа» в 1916 году, когда ни о какой революции никто и не помышлял. Это уже многим позднее возмущенные внезапным стремительным возвышением своего бывшего баталера матросы «Альфы» напишут свое гневное письмо, на которое, кстати, революционеры не обратят никакого внимания.
Теперь вопрос: мог ли подобными делами заниматься настоящий матрос-большевик, ведущий подпольную агитацию? Ответ очевиден. Логичен и вопрос, а мог ли Дыбенко творить все свои безобразия на «Альфе» в одиночку. Вряд ли. Матросам всегда присуще чувство коллективизма, и, начни Дыбенко свои грабежи и прочие гадости по приходе на «Альфу» в одиночку, думаю, с ним поступили бы жестко. В лучшем случае отлупили, в худшем вообще бы ночью отправили в мешке за борт. Да и сам Павел Ефимович не был полным идиотом, чтобы нарываться на серьезные неприятности. Поэтому Дыбенко, несомненно, сплотил вокруг себя несколько таких же, как и он, уголовников. С ними Дыбенко делился ворованным вином и «жратвой», те в свою очередь почитали его как пахана, запугивая, грабя и избивая недовольных.
* * *
А вскоре Дыбенко покинул «Альфу», перебравшись служить на другой транспорт, потом на третий. Так он постоянно меняет свое место службы, пока, наконец, во время прорыва фронта немецкими войсками у Риги, Дыбенко (по его словам) неожиданно оказывается в составе некого добровольческого морского батальона, который был брошен на ликвидацию этого прорыва.
Хотелось бы верить нашему герою на слово, что он добровольно отправился на сухопутный фронт, но снова не получается. Дело в том, что никаких добровольческих морских батальонов в 1916 году просто не существовало. С боевых кораблей, а тем более с линкоров, никто личный состав в морскую пехоту тогда не снимал. Солдат в 1916 году и так хватало. Однако матросский батальон на Рижском фронте действительно существовал, однако был он не добровольческий, как рассказывает нам Дыбенко, а штрафной. Этот батальон в 1916 году дрался под Ригой.
Но как же там оказался агент Дыбенко? Дело в том, что подозрения сослуживцев в провокаторской деятельности Дыбенко накапливались, а потому вовсе не случайно за несколько месяцев до Февральской революции Павел Ефимович успел поменять четыре судна, потом послужить на берегу, и в конце концов вообще дезертировать. По сути дела, его все время перемещали с одного судна на другое, явно не давая их командам пристальнее присмотреться к новому сослуживцу.
Сказка Дыбенко о его добровольческом геройстве понятна, это попытка показать, что он не был трусом и добровольно пошел на сушу бить ненавистного германца. На самом деле никаким добровольцем Дыбенко не был. На берег он попал в числе других штрафованных за дисциплинарные нарушения (за какое именно, мы, к сожалению, не знаем) и был отправлен в окопы кровью искупать свою вину. Впрочем, вполне возможно, что Дыбенко специально совершил какое-то правонарушение, чтобы побыстрее списаться на берег и избежать разбирательства с матросами-большевиками.
Отдельный батальон Балтийского флота в составе трех стрелковых рот и пулеметной команды был направлен в район Сарнанайса, где держала оборону 12-я армия генерала Радко-Дмитриева. Генерал пополнению обрадовался. Он по наивности считал, что «братишки» поднимут дух стрелков 2-го Сибирского корпуса. Но «братишки» генеральских надежд не оправдали. Прибыв на позиции, они начали пьянствовать и дебоширить. От участия в боях отказывались наотрез, крича:
– Офицеры пропили наше жалованье, а потому мы в атаку не пойдем!
Впрочем, может быть, это кричали другие, а сам Дыбенко проявил себя на фронте героем и мы зря к нему придираемся? Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «В декабре началась запись в этот отряд добровольцев-моряков. Вербовка скоро закончилась. В этот отряд попали многие из активистов, записавшиеся с согласия активно действующих групп. С этим отрядом ушел и я… Недолго продержали отряд моряков на фронте. Они и там сыграли свою роль. С первого же момента прибытия на участок “Пулеметной Горки” мы начали агитацию среди солдат против войны. Через несколько дней в отряде вспыхнул бунт из-за несвоевременной выдачи жалованья и из-за пьянства командного состава. Отряд был переброшен на другой участок, и его попытались ввести в бой. Но отряд отказался… Той же ночью он был снят под предлогом переброски на другой фронт и отправлен в Петроград. По дороге отряд был обезоружен, раздет. Многие были арестованы, некоторые дезертировали».
Вы что-нибудь из написанного Дыбенко поняли? Я ровным счетом ничего! Зачем он вообще шел якобы «добровольцем» на флот, наверное, чтобы сражаться с врагами? Но если это так, то зачем же творить то, что творил он? Мятеж из-за несвоевременной выдачи жалованья на фронте в боевых условиях – это не что иное, как самая настоящая измена. За такое Дыбенко и его дружков следовало тут же расстрелять перед строем. Представьте, что стало бы с солдатами, затеявшими подобное в годы Великой Отечественной войны? А ведь к этому времени Первая мировая война стала для нас именно войной Отечественной. Да и зачем солдату и матросу в окопе деньги? Кормят и обмундировывают его и так, да еще и сто граммов наливают. Если деньги матросам на Рижском фронте и были нужны, то только для одного – чтобы раздобыть спиртного. Видимо, от страха Дыбенко с товарищами в окопах действительно не просыхал, а когда деньги закончились и купить алкоголь стало не на что, тут-то они и подняли очередную «бузу».
Итак, факт остается фактом: едва прибыв на фронт, «доброволец» Дыбенко сразу же уклонился от участия в бою, а потом начал подговаривать к дезертирству и сдаче в плен немцам матросов и солдат 45-го Сибирского полка. Вовремя вмешавшееся командование, однако, приняло соответствующие меры, и небоеспособный штрафной батальон отвели на переформирование, а некоторых матросов арестовали. Что касается Дыбенко, то он и здесь обвел всех вокруг пальца. Подставив товарищей под военно-полевой суд, сам же он (по его воспоминаниям) «под видом болезни» оказался на два месяца в госпитале, т. е. попросту симулировал несуществующие недуги и уклонялся от фронта. Что и говорить – и доброволец, и герой! Затем Дыбенко вернули на флот, где сразу же за очередное пьянство он получил 40 суток гауптвахты. Когда же Дыбенко отсидел положенное на гауптвахте, его сразу же подхватил вихрь Февральской революции. В жизни Павла Ефимовича начинался новый этап.
Глава четвертая
Кровавый февраль
Участие Павла Дыбенко в Февральской революции – отдельная тема в непростой и запутанной биографии нашего героя. Дело в том, что штрафной матрос Дыбенко (по его словам) во время событий Февральской революции был, что называется, в «свободном плавании», т. е. вне своего корабля, ездил куда хотел и делал что хотел. Как и почему такое вообще могло произойти? Как и почему все произошедшее в последние дни февраля и первые дни марта 1917 года с Дыбенко так и осталось для историков великой загадкой? Попробуем разобраться в этой непростой ситуации.
Казалось логичным, если бы в своих мемуарах Дыбенко описал свое участие в февральских событиях 1917 года на своем корабле, что именно он, а не кто-либо другой подвигал матросов на новую «бучу» и поднимал красный флаг, взывал к убийству офицеров и первым срывал с них погоны. Тем более что на «Павле Первом» на самом деле происходило в те дни немало событий, вызвавших большой резонанс в стране. Но наш герой почему-то никогда не желал распространяться на эту тему. В своих мемуарах он писал нечто почти фантастическое. Дыбенко утверждал, что именно 23 февраля (надо же, какое счастливое совпадение!) он был отправлен в одиночку (!) по каким-то особо важным служебным делам (!), и именно в столицу.
Итак, только что дезертир Дыбенко отсидел 40 суток на гауптвахте, и после этого, в награду за совершенное преступление, его внезапно отпускают из неблизкого Гельсингфорса (ныне Хельсинки) в Петроград по непонятным, но «чрезвычайно важным делам», причем в одиночку! Какое такое важное дело могли поручить дезертиру Дыбенко начальники – привезти на корабль партию электрических лампочек? Но для этого существовала вполне отлаженная работа службы снабжения. Починить электропроводку на питерской квартире какого-нибудь начальника? Думаю, не нашлось бы такого начальника, который доверил бы свою квартиру дезертиру, пьянице и дебоширу, за которым тянулся шлейф нарушений и преступлений. Поэтому в сообщение Дыбенко о неком «важном деле», которое якобы было ему поручено, я не верю. Странно и то, почему Дыбенко не пишет, какое конкретно дело было ему поручено. Кстати, если мы почитаем воспоминания Павла Ефимовича, то увидим, что в реальности никакого поручения он и не собирался выполнять. Тогда возникает вопрос, зачем вообще его посылали в Питер? Так, может, все обстояло иначе и Дыбенко вообще никто никуда не посылал? В очередном вранье Дыбенко я вижу лишь два возможных варианта.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
