Муся кивает капитану.
– Спасибо вам за помощь!
Шура снимает очки с Дины.
– Возьмите!
– Ну, удачи вам, девчонки! До дома добраться.
– До свидания. Спасибо вам еще раз.
– Счастливо! Ух ты, курносая.
Капитан треплет Дину за курносый нос, машет на них рукой, и вскоре девчонки выходят на площадь Белорусского вокзала, вдыхая воздух свободы полной грудью.
– Господи, Москва!
Шура и Муся хватают Дину за руки и ведут к воротам на выход с площади Белорусского вокзала. Уже через три часа, проехав на электричке и автобусе, Муся и Шура оказались за городом, рядом с бывшей дачей Растопчиных. Чувство ностальгии по старым и довоенным годам захлестнуло Мусю, которая с интересом рассматривала старые места. Муся уже третий час рассказывала Шуре о своей семье.
– У нас квартира была в центре, но мы все как-то здесь больше любили бывать.
– Да, неплохо интеллигентки устроились. Папу-то небось на фронт-то не отправляли! Как ценного работника мысли.
– Папу арестовали в 41-м, накануне, квартиру сразу же отобрали.
– Ой, ничего себе. Прости, Муся, болтаю не знаю что. И что?
– Мы жили на даче, с дачи же поехали за продуктами с мамой в 41-м. И вот попали в плен. Маму в комендатуре в деревне под Можайском оставили работать, а я под угон попала. Ну и так я вот в Германии оказалась. Вспоминаю, до сих пор мурашки от страха. Как я выдержала это все, не знаю… Особенно мне химзавод и карцер часто снятся. Просыпаюсь в холодном поту!
Муся и оказываются рядом с калиткой дома Растопчиных.
Заросший сад, тропинка, все это навевало тоску на Мусю, вспомнился и папа, и его арест в ночи, и мама, с которой они ушли за продуктами, а позже попали в плен. Увидит ли она ее? Вернулась ли мама тогда домой в 41-м? Что случилось с бабушкой Лизой? Сестрами? Вернулся ли Митя? Все эти вопросы вихрем пронеслись в голове девушки.
Муся открыла калитку и двинулась к дому, когда им навстречу неожиданно выскочила Педина. Она была в пеньюаре, с бутербродами в руках. Она провожала на работу своего мужа-профессора, и к воротам дачи Растопчиных подъехала служебная машина. Педин был в пенсне и в сером пальто, в руках серая шляпа.
– Котик. Ты забыл бутерброды! (протягивает их) На! Держи!
– (целует жену) О, ты моя хорошая! Спасибо! Я на работе поем.
Педин садится в машину, забирая бутерброды из рук жены. Педина долго машет ему рукой, пока машина не поворачивает налево.
Педина разворачивается, чтобы вернуться домой, неожиданно видит Мусю и пугается.
– Здрасте!
– Здрасте! Простите, пожалуйста, а из Растопчиных кто-то есть на даче?
– Растопчины?! Нет тут больше никаких Растопичных.
Упоминание о бывших владельцах дома расстраивает Педину, она подозрительно смотрит на Мусю.
– Как нет?
– Выселили их, понятия не имею куда! Мы только недавно вернулись из эвакуации. И нечего здесь больше шляться.
Педина уходит в дом и хлопает дверью. Девчонки смотрят друг на друга, разворачиваются и идут к автобусной станции. Муся решительно Шуре:
– Надо к тете Лиле ехать. В Москву.
– К кому?
– К бабушкиной подруге.
Муся машет рукой, девчонки видят, как к остановке подходит автобус. Они подхватывают Дину и прибавляют шаг. Еще через пять минут девчонки прыгают в автобус, чтобы уехать в столицу с дачи, а пыль, поднятая шинами районного «Пазика» оседает серой взвесью на сельской дороге.
А в это время в Москве, в квартире тети Лили Шварц, праздновали ее свадьбу. Иван Павлович встал на колено перед ней, надел ей на палец обручальное кольцо и подарил букет цветов. Тетя Лиля была в красивом белом платье, с флердоранжем в волосах.
– Дорогая! Выходи за меня замуж!
Он надел ей кольцо.
– Гуля, заводи музыку!
Тетя Лиля расплакалась, когда Гуля поставила иголку на старую пластинку. Зазвучали «Утомленные солнцем» Ежи Петербургского, которые навевали тоску и были слабым воспоминанием о мирной жизни.
– Горько! Горько! – кричала Гуля.
Иван Павлович расцеловывал тетю Лилю, и они медленно начали вальсировать под музыку. Они медленно приближаются к большой картине, написанной маслом, которая стоит в углу комнаты на мольберте. На ней изображена сама тетя Лиля в молодости.
– Замечательная картина. А это кто тебя увековечил?
– Один мой друг. Он хороший художник!
– Ты ему позировала?
– Ну, что ты! Это его фантазия. Как ты мог подумать, что я позировала?
– Я пошутил, пошутил.
Они вальсируют мимо картины, а Гуля, улыбнувшись, подходит к окну, открывает шторы и садится на подоконник.
В окна проникает солнечный свет. Гуля закрывает глаза, долго нежится в лучах солнца, когда во дворе дома тети Лили появляется Муся и Шура, которые держат за руки маленькую Дину.
– Ну, вот – это адрес тети Лили. Лили Шварц.
Девушки оглядываются, ищут подъезд. Гуля, которая сидит на подоконнике квартиры первого этажа, неожиданно видит Мусю, Шуру и маленькую Дину и чуть не сваливается с подоконника.
В худощавой фигуре в синем платье и коричневой кофте она неожиданно узнает свою среднюю сестру. Радость от того, что сестра жива-здорова, просто захлестывает Гулю, она вскакивает на подоконник и кричит танцующим: Ивану Павловичу и тете Лиле.
