– Я зашел просто так, завтракать шел! А тут у вас интересно! Приспособления разные, банки, всякое такое! Я не трогал ничего!
– Дима, не кричи, – велела Алла.
Кузьмич оглядел «банки и приспособления». Всё на месте и, похоже, на самом деле ничего не трогали.
– Ты когда по чужому дому шастаешь, разрешения спрашивай, куда можно заходить, а куда нельзя!
– Нет, а чего такое-то?! Если тут у вас военные секреты, вы дверь запирайте! Или секреты свои в сейф положите!
– Положу. Давай дуй, парень, отсюда!
Диман пожал плечами, хотел еще что-то сказать и не стал.
– За что вы на него напали? – спросила Алла.
– Да потому что посторонним здесь делать нечего!
– Мы все посторонние, – обозлилась Алла, – нам всем тут делать нечего! Мы бы ушли давно, если б могли! А вы в самом деле запирайте, если боитесь, что мы вас… обворуем.
– Дело не в воровстве!
– А в чем?! У вас в доме происходят тёмные дела! Человека убили! Мы чем виноваты? Что вы нападаете?!
– Я нападаю?! Я тихо-мирно попросил этого… вашего выйти! А вы скандал закатили!
Они орали уже во весь голос. Из кухни показалась безмолвная фигура, оценила обстановку и исчезла, видимо, решив, что всё в порядке, идёт своим чередом.
– Не надо нас запугивать! Нам и так невесело…
– Милая девушка, я не запугиваю! Но лезть в мои дела никому не позволю!
Алла вдруг уставилась на Кузьмича:
– Как вы меня назвали?!
Он посопел носом, вспоминая.
– Милая девушка, а что?
Тут она покатилась со смеху.
– Спасибо, – от души поблагодарила она. – Меня сто лет никто так не называл.
Он вдруг заинтересовался:
– Почему?
И Алла стала объяснять по-дружески:
– Как почему? Потому что я взрослая женщина давно, у меня работа соответствующая, должность! Вот Женя милая девушка, а вовсе не я.
– А чему соответствует ваша работа и должность?
Она замолчала, замерла и, кажется, едва удержалась, чтобы не зажать себе рот ладонью.
…Как это вышло? Зачем она сказала про работу и должность? Почему потеряла бдительность? Только из-за пустячного комплимента?!
Павел Кузьмин смотрел на неё внимательно, глаз не отводил, она забормотала и стала отступать:
– Нет, просто странно это слышать. Я… то есть спасибо, конечно…
Он проводил её глазами – правда не понял, из-за чего она так переполошилась? – и еще раз оглядел верстак, полки и ряды лыж в специальных держателях.
Всё на месте, всё в порядке. Нужно было сразу запереть, как только в доме появились посторонние, а он дал маху!.. Что-то в последнее время он промахивается всё чаще и чаще. Стареть стал?..
У Володи сильно болела нога, он хромал, морщился и очень старался не жаловаться. Марина уколола ему что-то из собственных запасов, одалживаться у олимпийского чемпиона и его тренера не стала. Степан и Сергей Васильевич взахлеб разговаривали про Ванкувер, Турин и строили всякие прогнозы относительно Сочи.
– Ну, эстафета – раз, это точно. Потом еще спринт, Ледогорову в спринте равных нет.
– Особенно если француз намажет и у норвежцев не всё ровно пойдет.
– У норвежцев Бьёрндален! Ты его в расчет принимай!
– Да он уж старый!
– Какой старый, сорок лет! Он же не фигурист и не гимнастка! Это у них двадцать пять лет потолок, а у биатлонистов…
– А Ледогорову сколько? Давай спросим!
– Погоди, давай посчитаем! До Турина что было? Солт-Лейк-Сити, что ли? Он уже выступал, да?
Петечка сидел безвылазно в «комнате мальчиков» и что-то писал – ручкой по бумаге. Ручку и бумагу он попросил у Марка. Женька читала «Похождения бравого солдата Швейка», и возле неё торчал Антон.
Алла перемыла после завтрака посуду, накипятила воды и принялась железной щеткой скоблить бесконечный стол. Явилась безмолвная фигура, постояла, посмотрела и раскритиковала Аллину работу. Зоя Петровна ни слова не сказала, конечно, но по ее носу и так всё было понятно.
Алла заправила за ухо вывалившиеся волосы, скорчила рожу фигуре в спину и продолжала скрести.
Перед носом у нее появилась связка прутьев.
– Что это такое?
– Голяк. Только им и скребут. А железку свою брось, от неё одна чернота.
С «голяком» дело пошло быстрее, и вскоре стол залоснился, как масленый, задышал, запахло чистым деревом.
Алла напоследок еще ошпарила стол кипяточком, вытерла досуха, полюбовалась и огляделась. Больше делать было нечего.
Пришла Марина, и Алла похвасталась ей столом. Марина не обратила внимания.
