– Все решено. Утром встречаемся здесь же с моим работником Анатолием Заборовым. Он и поведет нас по здешним местам, сказал, что без трофеев не вернемся.
Они прошли в столовую лесхоза. Их ждала Александра. Общий свет в помещении был выключен, в углу залы, где обычно и обедал Нексин, был накрыт стол, который освещался специально поставленным сбоку торшером, поэтому остальная часть простоватой обстановки столовой тонула в полумраке; здесь было уютно и все располагало к приятному застолью, и даже одна-единственная картина висела как раз около их стола. Кто и когда ее повесил – не помнили, но к незамысловатому натюрморту привыкли, как к обязательной части интерьера столовой. Неизвестный художник-любитель на большом, метр на метр, листе древесно-волокнистой плиты, именуемой у строителей ДВП, помещенной в изящную дубовую раму (в лесхозе изготавливали также багет для картин), вывел нехитрую композицию, которая сильно напоминала знаменитый натюрморт Петрова-Водкина «Селедка». Разница между ними была в том, что если на столешнице известный художник нарисовал селедку, рядом кусок хлеба и пару картофелин, то здесь был изображен жареный на сковородке карась, краюха хлеба и одна картофелина, а между ними бутылка, больше похожая на лабораторную колбу.
Баскин, несмотря на то что собрался на охоту, словно и ожидал такой встречи, и, всегда относясь к своей внешности очень заботливо, и теперь был одет подчеркнуто строго и аккуратно, но не без вызова. На нем были популярной марки синие джинсы, желтый велюровый пиджак и белая рубашка, из расстегнутого ворота которой бросался в глаза тоже желтоватый в черную крапинку дорогой мужской аксессуар – шейный платок. Его внешность сильно выигрывала против Нексина, одетого гораздо проще, в шерстяные брюки и толстой вязки свитер – привычные и практичные для сельской местности.
Баскин, здороваясь с Александрой, неожиданно поцеловал ей руку. Непривыкшая к такому обхождению, она растерялась. Видя ее смущение, Баскин, успевший оценивающе окинуть стол, восторженно развел руками и сказал:
– Такому позавидует самый продвинутый ресторан!
И он был прав, потому что здесь было около десяти различных холодных закусок, от легких, из свежих овощей и разносолов, до мясных салатов и блюд с нарезками из колбас, мяса и рыбы.
– Это не все, – сказала Александра, – у меня на плите горячее, сейчас принесу.
Когда она вышла, Баскин обратился к Нексину:
– Ну что я должен тебе сказать, Алексей Иванович?.. Вижу, что зря время не теряешь…
– Да, Саша очень постаралась, я и сам удивлен такому угощению.
Про себя Нексин в этот момент подумал: во что обойдется ему этот стол?
До сих пор он платил за обеды из своего кармана. Не мог быть исключением и этот ужин. Для него, конечно, было бы неплохо, чтобы заведующая столовой использовала свои возможности угощать иной раз бесплатно, как в этом случае с нужными людьми. Александра и Борец ему об этом сами намекали, но Нексин твердо решил, что будет платить из принципа, не обеднеет, однако за это его будут еще больше уважать. А для угощения нужных людей, всевозможных комиссий и проверяющих он со временем будет пользоваться старым, добрым методом, когда в расходы предприятия закладывают статью «на разное»; ну а со временем – он не сомневался – появятся и те самые доходы, ради которых сюда прибыл. Услышав от Баскина, что «зря время не теряет», понимая, что тот имеет в виду, Нексин осветился улыбкой радушия и сказал:
– Михаил Леонидович, здесь так принято угощать, главное, замечу тебе, все продукты местные.
– Понятно… – протянул Баскин, – но я другое имел в виду. Твоя заведующая до чего хороша! Глазища-то какие – нырнуть и не выплыть… – Он многозначительно подмигнул Нексину.
– Ну что ты? У меня есть Лена… Я к ней слишком сильно привязан…
– Ах да! – сказал немного театрально Баскин. – Елена Аркадьевна редкого очарования и души женщина. Тебя очень даже понимаю…
Пришла Александра, поставила посреди стола объемную утятницу и откинула крышку. Баскин, вдохнув запах блюда, невольно сглотнул слюну и, не скрывая любопытства, потянулся через весь стол взглянуть на необычное кушанье:
– Что это?!
– А это наше местное, жаркое из дичи, из мяса глухаря, готовим его без премудростей, очень просто, в собственном соку с заправкой из лука и брусники.
– Спасибо, Александра, – сказал Нексин.
– Обалдеть! – воскликнул Баскин, восхищенно крутя головой, потом вдруг замер и, сделав серьезное лицо, сказал: – Чего-то, однако, не хватает?..
Александра выжидающе посмотрела на него.
Баскин указал на натюрморт на стене и произнес:
– На этой картине есть бутылка, вот я подумал, а на нашем столе нет… Но, не переживайте, я схожу в гараж, у меня в машине есть необходимое для таких случаев, я же собирался к вам на охоту… Что по этому поводу скажет Алексей Иванович?..
Нексин немного замешкался, не зная, что ответить по поводу несколько нахального заявления своего приятеля, но Александра быстро смекнула и заметила, что ее, к сожалению, об этом не предупредили, но идти никуда не нужно, она также имеет все, что в таких случаях нужно. С этими словами ушла и вернулась через пару минут, поставив на стол поллитровку водки из морозильника, подернутую холодной испариной.
– Ну, я пойду, – сказала Александра. – Алексей Иванович, когда будете уходить, то оставьте все как есть, а столовую замкните; я приду рано утром и приберусь.
– Как? Вы нас оставляете? – наигранно удивился Баскин, выйдя из-за стола и загородив Александре дорогу. – Это невозможно!..
Она остановилась, вопросительно взглянув на Нексина; он жестом руки дал понять Баскину, что не нужно продолжать, потом сказал:
– У Александры дома ребенок, один, без присмотра… Саша, идите и не переживайте, порядок будет обеспечен.
– Какая чу?дная, однако, Александра у тебя! – продолжил восхищаться Баскин, но не долго, снова уселся за стол.
Оба после первой рюмки долго и молча ели. Со стороны могло казаться, что этим людям, увлеченным едой, и говорить не о чем или они придерживаются строго этикета за столом, принимая пищу молча, без манерничанья, – такая стояла тишина, в которой был слышен лишь стук вилок и ножей да трудное дыхание едоков, которых будто не кормили несколько дней. Баскин только однажды бросил коротко: «Алексей Иванович, извини, что все ем и ем, правда, очень все здорово приготовлено, так вкусно меня давно не кормили».
Нексин налил по второй, Баскин предложил выпить за вновь назначенного директора, а когда дело дошло до третьей, взяв рюмку, отставил в сторону и сказал:
– Мы с тобою любим и можем выпить по случаю в удовольствие, такой случай состоялся… Но сам понимаешь, что я приехал не так просто, не только охоты ради.
– Понимаю, – ответил Нексин.
– Помнишь, когда ты сюда назначался, спросил меня: что тебе это будет стоить? Я сказал: осмотришься на месте – поговорим. Я тогда не мог ничего конкретно ответить, хотя мы с тобой разумеем, что все в этом подлунном мире что-то стоит. Дело в том, что не от меня многое зависело и зависит, а люди, которые решили твой вопрос с устройством в лесхоз, знали и уверены были сразу, что ты правильно все понимал и понимаешь. Сейчас я как бы уполномочен кое-что передать. Ты же знаешь, что создана новая партия «За Отечество», мы себя причисляем к либеральным демократам. Там почти все наши товарищи по бывшему обкому и горкому, в том числе я, а также те, кто решал твой вопрос. Могу похвастаться, я состою в политическом совете партии. Ты, естественно, должен быть в наших рядах, и я увезу с собой твое заявление о вступлении в партию.
Нексин удивленно посмотрел на Баскина, но не стал его перебивать.
– Поверь, все идет хорошо, по-другому, видимо, нельзя. Старые партийные билеты мы можем хранить для памяти и истории, но теперь главное – это снова получить власть. Будет у нас власть – мы снова будем самые умные, станем снова совестью и честью нашей страны, будем морочить голову людям тем, как заботимся о них, об их лучшей жизни; люди – они же доверчивые, как дети, сколько бы их ни обманывали, продолжают верить, впрочем, другого выбора у них нет: всегда были умные и дураки, хозяева жизни и те, кто на них работает… У кого власть, тот и хозяин, который решает, кому сколько дать из казны, а сколько себе оставить для хорошей жизни. Так что власть – она, родимая, когда будет у тебя, то, как жена, обласкает и обогреет… А пока партия наша идет к власти, нужно ее поддержать. Это важно! – Он многозначительно поднял указательный палец правой руки.
– Михаил Леонидович, не томи… Все я понимаю… Называй цену…
– В том все и дело… Как бы это сказать!.. Одним словом, определенной суммы как раз нет. Платить нужно будет регулярно, покуда ты в своей должности и тебя товарищи по партии во всем поддерживают и помогают. Свои люди у нас везде, во всех структурах, поэтому и любые вопросы могут решаться с кем угодно… В общем, все будет так, как и было раньше…
– Как было раньше, больше не будет, – перебил его Нексин.
– Это ты зря. Будет еще лучше. У нас ничего не может поменяться. Всегда была и будет экономика официальная, то есть с ее зарплатами, пенсиями, бюджетами и прочей ерундой, и была и будет другая, ей параллельная, та, ради чего мы с тобой и работаем, которая нас по-настоящему кормит… В конце концов, одна другой не мешает… Я вот проехал по вашей деревне и скажу тебе, что неплохо здесь народ живет, почти в каждом дворе какой ни есть драндулет – машинка или мотоцикл, домики хорошенькие… Дураком быть надо, чтобы не понимать, не с зарплат у них это все… Да молодцы, тоже не отстают от жизни!.. Понятное дело, что работают на государство, такая уж, извини, у народа доля, как и у пчел, которые собирают мед для медведя, но люди приспосабливаются, о себе не забывают… Жизнь гораздо умнее экономистов и политиков, расставляет все по местам… Помнишь же, как один из наших прежних лидеров страны вдруг сдуру решил устроить показное дело в одном из министерств, на автомобильном транспорте одной республики… И что вышло?.. А ничего, только всему миру показал и рассказал, как на самом деле живет экономика социалистической страны: кассир автобуса собирал плату с пассажиров, но «умудрялся» и себя не обидеть, за это платил бригадиру, тот, тоже оставляя что-то себе, платил начальнику смены, начальник смены платил директору, последний в главк своего министерства, ну а последние, понятное дело, приплачивали еще куда-то выше, разумеется, не Господу Богу… Классическая пирамида, как на долларовой бумажке с Вашингтоном, где наверху пирамиды всевидящее око… Но не Бога или черта, как думают многие, а умных людей, умеющих все так выстроить… И так было в любой другой отрасли – торговля ли то, лесная промышленность или даже медицина, которую называют несчастной, хотя никакая она не несчастная…
– Знаю, – сказал Нексин. – И все же что причитается с меня?
– Наш экономический аналитик в партии считает вполне нормальным, что ты, например, должен платить десять процентов от официального дохода лесхоза. То есть мы всегда будем знать из отчетов твоего ведомства, сколько зарабатывает лесхоз, поэтому платишь от этой цифры. Все очень даже разумно, поскольку все понимают, что теневой доход в лесхозе будет гораздо больше тех самых десяти процентов от официального.
– Почему именно десять процентов?
– Эта цифра принята с давних пор, вернее сказать, с древних времен, ее просчитал еще мудрейший и хитрейший жрец Моисей, утвердивший «Закон о десятине». Кстати, аналитиком в партии сидит знаешь кто?.. Гриша Витебский… Помнишь, он был у вас в обкоме начальником отдела труда и заработной платы…
Нексин задумался. Он знал все то, о чем только что сказал Баскин. И сам бывал не раз причастен к таким делам. Однажды, после крупного областного мероприятия и выпитого в большом количестве по этому поводу коньяка в кругу заботящихся о лучшей доле ее жителей «благодетелями-отцами» области – одним из них был начальник автомобильной инспекции, – поехали к последнему на работу продолжить возлияние. Там, прямо в дежурной части, пьяный полковник распорядился какому-то лейтенанту приготовить себе в кабинет еще спиртного и закуски. Полковник, войдя в кабинет, что-то пробубнил про себя и сразу пошел к приставному столику; на нем стояла коробка из-под обуви, открыл ее. Нексин увидел в ней плотно сложенные, перехваченные разноцветными аптечными резинками пачки денег. «А это, Алексей Иванович, мне и моим начальникам… Здесь же доля кого-то из ваших обкомовских… – сказал полковник и начал перебирать пачки денег. Долго их складывал и подытожил словами: – Сволочи! Вижу – в этом месяце недобрали… Потом разберусь… Ох, не простое это дело, но по-другому уже невозможно… Система…»
Нексин хорошо помнил и Витебского, его пучеглазые, на первый взгляд наивные и доверчивые глаза за толстыми стеклами роговых очков и остренький, с характерным утолщением на кончике, похожий на крысиный, нос, которым он странным образом все время шевелил, словно принюхивался. Сотрудники меж собой Витебского и прозвали «крысой», но вовсе не за внешнюю схожесть, а за то, что ни разу не было такого, чтобы при начислении зарплаты он хоть что-то, да не учел: одним какой-нибудь коэффициент, другим за дежурство в выходной, третьим надбавки и прочее. Кто-то это обнаруживал, кто-то нет, а Витебский, когда обнаруживался обман, невинно разводил руки и несчастным голосом, после которого искатели истины сами же и начинали его жалеть, а другие были готовы плюнуть ему в рожу из брезгливости, объяснял, что связано это с несовершенной вычислительной техникой. В результате всегда получалось, что ему все сходило с рук, потому как в таком ведомстве, как обком партии, не было принято «выносить сор из избы»; ну а у Витебского выходила неплохая экономия фонда заработной платы, он получал особые премии, и непонятно, кто распространял о нем славу, что он самый выдающийся специалист-экономист области. И когда однажды Нексин с ним наедине, в товарищеской беседе, заговорил об экономике как науке, Витебский, хитро улыбнувшись, вдруг выдал фразу, которую Нексин никогда не мог забыть. «Такой науки не было и нет. Началось все с банальной расчетливости, что и переводится с греческого, как экономика; а если говорить проще – обмана, потому как в этом суть экономики. Возникла она по другой версии ещё в древние времена в пустынях Палестины, – продолжал Витебский. – В целях экономии воды, которая была дороже в сравнении с нынешним бензином, пастухи ее разводили ослиной мочой, потом тем же ослам ее и спаивали, они ведь ослы… Отсюда, имейте в виду, уважаемый Алексей Иванович, и пошло выражение «развести ослиной мочой», что тоже самое, как и бережно расходовать». Но сам Нексин никогда не занимался хотя бы каким-то противозаконным способом добывания денег и экономикой вроде той, что озвучил Витебский. «Похоже, что теперь придется, – думал Нексин, – вариантов у меня нет…»
– О чем задумался, Алексей Иванович? – спросил Баскин.
– Сумма получается немалая… Не знаю, справлюсь ли… Пока не совсем вник в здешнее производство и возможности хозяйства.
– Ну, это теперь твоя работа, въезжай быстрее… Время у тебя еще есть, потому на то, чтобы «собраться с силами», дают полгода. Могу сразу подсказать, что здесь всем заправляет главный инженер; думаю, его ты приструнишь, а нужна будет помощь, я уже тебе сказал об этом, – обращайся ко мне, к нашим, не стесняйся… Думаю, что «все будет хорошо», так, кажется, говорят болтуны на радио…
