Книга Где-то на краю света. Сразу после сотворения мира - читать онлайн бесплатно, автор Татьяна Витальевна Устинова. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Где-то на краю света. Сразу после сотворения мира
Где-то на краю света. Сразу после сотворения мира
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Где-то на краю света. Сразу после сотворения мира

Как бы то ни было, она долетела, а это сейчас самое главное.

Воздух после самолетной духоты показался ей холодным и острым. Он моментально разрезал ее застрявшее где-то посредине между легкими и горлом дыхание, и голова закружилась так, что пришлось взяться рукой за ледяной поручень трапа. Этого самого воздуха оказалось много, слишком много, и он был физически осязаем, как нечто другое, не то, чем приходилось дышать всю прошлую жизнь, будто она на чужой планете. И свет вокруг другой, лазоревый, чистый, хотя как свет может быть чистым?

– Милая, поторопись! – гаркнул сзади какой-то дядька. – Одиннадцать часов в дороге, домой охота, спасу нет!

Лиля стала осторожно спускаться, думая, что нужно было все-таки дождаться Володю, который долго возился, с трудом доставая что-то из сумки.

Тут только Лиля сообразила, что холодно, так холодно, что у нее, словно по команде «пли!», застучали зубы. Все пассажиры оказались в пуховиках и дубленках, хотя в Москве были в утлых ветровочках и безделушных пальтишках.

У нее есть с собой теплая куртка, но в багаже, конечно…

Дунул ветер, совершенно ледяной и… непохожий на ветер. Как будто дальние холмы – или сопки – вздохнули. Трясущейся от холода рукой Лиля полезла в карман за перчатками. Ей хотелось постоять и посмотреть, попривыкнуть, но она боялась остаться наедине с инопланетными сопками, воздухом и небом.

Звездолет улетит. Колонисты растворятся, исчезнут. Она останется одна, не имея мужества посмотреть в лицо этому новому миру.

В здании аэропорта, современном и сверкающем настолько, что Лиля не поверила своим глазам и даже оглянулась на стеклянную раздвижную дверь, чтобы проверить, на месте ли сопки и небо, было очень тепло, но она все никак не могла перестать трястись. Белые коридоры, залитые ровным светом, чистые окна, хром, никель и огромные цветные постеры на стенах. «Долина реки Пегтымель», – читала Лиля на ходу, смотреть не успевала. «Залив Онемен, селение Наукан».

Не слишком густой людской поток стал притормаживать, останавливаться, и Лиля остановилась и уставилась на фотографию. На фотографии был снег, очень странный снег, упиравшийся в горизонт, – впрочем, кажется, и горизонт слеплен из снега, розового, синего, фиолетового и серого. Солнце тоже из снега, выпуклое и ледяное. Под ним разбросаны прямоугольные конфеты в разноцветных бумажках, слегка припорошенные и промерзшие.

«Уэлен – самый северо-восточный поселок России» было набрано убедительным типографским шрифтом.

Позвольте, как поселок?!. Где поселок?! Лиля носом почти возила по стеклу. Вот эти разноцветные конфеты – дома?! Но… но их так мало, и они такие крошечные по сравнению с огромностью пространства, занятого льдом и небом!

Так не бывает. Просто потому, что не может быть.

– Девушка! Девушка, проходите!..

– А?

– Проходим побыстрее!

Лиля оторвалась от поселка Уэлен и «прошла».

– Паспорт ваш и командировочное удостоверение.

– Что нужно? – не поняла Лиля, оказавшись перед стойкой с надписью «Контроль».

– Ваш паспорт и командировочное.

Лиля полезла в сумку. Никакого удостоверения у нее не было и в помине. Никому там, в Москве, даже в голову не пришло выписывать нечто подобное, зачем?

– Как зачем? – удивилась тетка на «контроле». – У нас здесь пограничная зона, милая. Не хухры-мухры. Нету, что ль, удостоверения?

Лиля растерянно сказала, что нет, и спросила, что теперь делать.

Тетка уверенно заявила, что делать нечего, придется проводить ее, Лилю, к пограничникам, а они уж там пусть решают. Очередь сзади нетерпеливо пошумливала.

У Лили была невразумительная бумажка, которую перед отлетом всучил ей Кирилл. Нечто вроде просьбы о содействии на имя губернатора округа, подписанная каким-то сенатором или депутатом. Лиля ее даже не разворачивала. В ночь перед отъездом в горе и разгроме сборов ей было решительно не до бумажек, а сейчас она вдруг про нее вспомнила.

– Подождите. – Она стала торопливо копаться в сумке и выкопала наконец-то папку. – Вот это не сойдет?..

Тетка глянула на нее поверх очков, потом на листок в тоненькой файловой папке и вдруг спросила с подозрением:

– Роману Андреевичу, стало быть, адресовано?

И стала читать, шевеля губами.

– Ну, что там застряли-то?! Нельзя побыстрее?! – закричали в очереди.

– Ребят, сил нету, шевелитесь, а?!

– А в чем дело?..

Лиля преданно смотрела на тетку, которая могла пустить или не пустить ее на Чукотку, как будто от этого зависела ее жизнь! Вот ведь странность какая! Хорошо бы не пустили, и тогда с легким сердцем она улетит домой – пересадка в Якутске!.. Но в эту секунду Лиле казалось страшно важным, чтобы тетка разрешила ей высадиться на этой планете, столь непохожей на ту, с которой она явилась.

Тетка дочитала и вернула листочек.

– Проходите, конечно, – сказала с уважением и, как показалось Лиле, некоторой опаской. – Раз такие гости… Чего ж это нас не предупредили? Может, проводить?

– Нет, нет, спасибо большое!.. – Лиля схватила всесильный листок и затолкала в сумку. – А вот эти фотографии чьи? То есть кто фотографировал?

– Так Аркаша Сухонин, кто же? – Тетка удивилась. – Не слыхали? Знаменитый фотограф!

– Девушка, проходите! Сколько можно?! Фотографии смотреть в музее будете!

Лиля пробормотала «извините» и пошла по коридору, сначала быстро, а потом все медленнее и медленнее, притормаживая у каждой удивительной фотографии. Люди обгоняли ее, спешили, и получилось так, что в стеклянный зал с багажным транспортером она вышла последней.

– Слушайте, ну, где вы пропали-то?

Володю в ярко-красном пуховике она даже не узнала в первую минуту. Володя как-то сразу утратил «московский» вид, который так подбадривал Лилю.

– А у меня ничего такого нет.

– Чего нет?

– Пуховика.

– Здрасте! А как же зимовать?!

Она пожала плечами:

– Не знаю.

Он фыркнул, довольно отчетливо:

– Нет, а вы на Фиджи, что ли, собирались? И по ошибке прилетели на Чукотку?

Лиле не нравился его тон, тоже изменившийся и гораздо более фамильярный, чем полагается самолетному попутчику, и, не отвечая, она стала рассматривать неподвижный транспортер.

…А и правда, как это ей в голову не пришло, что здесь нужны какие-то специальные теплые вещи? В чемодане есть куртка и еще любимая коротенькая дубленочка, привезенная весной из Милана, а больше ничего такого!.. Впрочем, она не полярник и не сноубордист, соответствующей одежды у нее нет и быть не может! Если будет холодно, купит в Анадыре свитер. Наверняка это можно.

Замигала лампочка, транспортер завыл и поехал. Из черной пасти вываливались огромные тяжеленные тюки, запеленутые в целлофан, и, когда они падали на ленту, пол как будто содрогался.

Лилин чемодан без всякого целлофана и содроганий вывалился и поехал.

– Помогите мне, пожалуйста.

– А?.. – Володя, вытянув шею, неотрывно смотрел в черную пасть, боясь пропустить свой багаж. – А, конечно!

Он стащил с транспортера ее багаж, Лиля постояла немного, ожидая, что он сейчас скажет, чтобы она его подождала, но он не обращал на нее внимания. Впрочем, тут все ждали багаж, как появления из проруби щуки, которая должна исполнить три желания!

Волоча чемодан, Лиля вышла в зал прилета, просторный и чистый, как все помещения в этом аэропорту. Здесь толпились встречающие, очень много, неожиданно много. Ее сосед-мальчишка обнимался с дюжим дядькой в летной куртке и все никак не мог наобниматься. Он как будто снова и снова повторял момент встречи, отбегал немного, разгонялся, раскидывал руки и прыгал на дядьку с воплем:

– Папа!..

Дядька подхватывал его, прижимал, но тот вырывался, отбегал, и все повторялось. Женщина, которая говорила в самолете, что краше Анадыря нет ничего на свете, держала дядьку за куртку, что-то тараторила, смеялась и совалась поближе.

Лиля улыбнулась.

Когда я вернусь в Москву и Кирилл меня будет встречать, я тоже с разбегу стану на него прыгать, как этот мальчишка!.. И раз, и два, и… сколько захочется. А он будет обнимать меня и прижимать к себе, и я буду чувствовать его запах и вкус, единственный на свете.

…Я не буду об этом думать. Не буду, и все тут. Где здесь стоянка такси?..

Она вышла на улицу, под широкий козырек, совершенно позабыв о том, что находится на другой планете. Тем не менее планета была другая. Отсюда сопки казались огромней и… могущественней. Понятно стало, что они далеки и равнодушны, и снег лежит на них как-то не так, поперек, длинными неровными лентами. Никаких сияющих вершин, веселых и ослепительных, как в Альпах. Они были серыми, желтыми, голубыми и шли волнами, как будто на этой планете волны есть не только на море, но и на суше. Впрочем, кто сказал, что сопки – суша? Это на нашей, привычной и обжитой Земле так считается, а как здесь – неизвестно, неизвестно…

Холод тоже жил тут какой-то особенной жизнью, он был осязаем, и его можно было трогать. Лиля вытащила руку из кармана и потрогала холод. Он оказался плотный, абсолютно чуждый и слегка обжигал. И лазоревый свет, лежащий на всем вокруг!

Почему-то она стояла на высоком крыльце совершенно одна – ни людей, ни машин. Она трогала холод, смотрела на сопки, напрочь позабыв о том, что ей нужно искать такси, а потом куда-то ехать и там, куда она приедет, что-то делать!

Она очнулась от того, что близко заговорили, раздраженно и громко, и в первую секунду ей показались неправильными эти голоса, нарушившие чуждость и отстраненность другой планеты.

Лиля спрятала руку в карман, помедлила, обернулась и посмотрела.

Ссорились двое, он и она. Он – высокий, квадратный, как будто с подкладными плечами. Он не мог устоять на месте, широко шагал до самых ступеней, как будто собирался вовсе уйти, возвращался к ней, засовывал и вынимал из карманов увесистые кулачищи, дергал «молнию» кожаной летной куртки. Она – фигуристая, нарядная, с нестерпимым блеском, затмевающим лазоревый свет. Блестело все: веки, волосы, серьги, вышивка на свитере и побрякушки на куртке.

– Я тебе говорю, Саша, с меня хватит, а ты знаешь, я зря слов на ветер не бросаю! Что ты нос воротишь? Что воротишь? Куда опять пошел?! Нет, ты сюда подойди! Ты в глаза мне посмотри, а не вороти!

– Оль, ну что ты опять завела-то? Места другого не нашла?

– Да у тебя каждое место – не место, все равно подходящего не найдешь, а вот я точно говорю, ухожу я от тебя и жить с тобой не буду, ни за что не буду! Ты мне сколько лет перевод обещаешь? Нет, ты ответь, ответь!.. До зимы, сказал, точно уедем, а теперь выходит, обратно никуда мы не уедем! А я больше не могу! Не желаю я такой жизнью жить, она у меня одна! Может, у тебя десять, а у меня-то одна! И я ее здесь больше тратить не стану!

– Оль, поедем домой, а? Там поговорим. Ну, что такое, ей-богу! В этом году не получилось, в следующем переведут!

– Да-а-а, переведут тебя, держи карман! Вот как тебя переведут! – И женщина показала мужчине переливающуюся кольцами и ярко накрашенными ногтями фигу. – Знаю я все твои разговоры! Одни обещания обещаешь! Так вот, я тебе по сердцу говорю – улетаю я! Как борт придет, так и улетаю!

– Оль, ну куда ты улетаешь, а? Ну чего ты несешь? Поедем домой, там давно накрыто все, а я с утра только с Рахманова прилетел и не евши! Я же тебя встречать поехал…

– Вот спасибо так спасибо, встречать он меня поехал, а сам не евши! Тебе только б пожрать, а больше забот нету! А я за мамой, может, скучаю! И за Милочкой!

– Да Милку давно нужно сюда забрать.

– Ку-у-да?! Куда забрать?! В дыру эту?! В холод этот проклятущий?! Культурно выйти некуда! Чего я с тобой кроме гарнизона да плаца видела? Вон Маринка Семенова в Италии была, а я где была? А у нее муж, между прочим…

– Оль, все, хватит!

– А я тебе говорю: улетаю! Звони этим своим гаврикам, пусть обратно мне билет заказывают до Москвы! Я хочу, где культура! Ты мне обещал, что после отпуска уже перевод будет, а где он, перевод этот?

– Оля!

Под высокое крылечко невесть откуда подскакал большой черный джип, из него вывалился солдатик с оттопыренными ушами, вскинул руку и затараторил, вылупив глаза:

– Товарищ полковник, вещи получены и погружены в соответствии с вашими указаниями, готовы к отправлению!

– Погоди ты, Сережа!..

Блестящая Оля вдруг бегом бросилась в здание аэропорта, товарищ полковник ринулся за ней, а Лиля и солдатик остались. Лиля на крыльце, а солдатик внизу.

Солдатик, помедлив, вернулся в джип, где, наверное, было тепло от печки, и Лиля поняла, что замерзла, так замерзла, что пальцы почти не сгибаются.

– Молчанова?! Вы Молчанова?

Она оглянулась.

Из раздвижных дверей вывалилась расхристанная краснощекая деваха и, громко топая, подбежала к Лиле. Та посторонилась немного, мало ли что.

– Вы Молчанова или нет?

Лиля молча кивнула. Деваха казалась ей подозрительной.

– Слава богу! Я вас ищу, ищу! Даже на контроль сбегала, а мне говорят – прошла давно! Как это я вас проглядела?! – Она сорвала с шеи платок и стала им обмахиваться. Ей было жарко. – А вы?! – вдруг накинулась она на Лилю. – Вы что, по сторонам не смотрите совсем?! Я же вас встречаю! С бумажкой! Стою, стою, и нет никого!

– С какой бумажкой?!

– Господи ты боже мой! С обыкновенной! На бумажке написано «Долинская»! Моя фамилия Долинская. Я вас встречаю! Вы что, не видели?

Лиля понятия не имела, что ее кто-то будет встречать, да еще с бумажкой, на которой написана фамилия встречающего! Если б было написано «Молчанова», она, может быть, и обратила бы внимание, а неизвестную ей Долинскую уж точно не заметила.

– У-уф, жарко, забегалась я! Здрасте. – Тут деваха улыбнулась широкой улыбкой, и Лиля ни с того ни с сего ревниво подумала, что у нее, Лили, никогда не было и не будет таких зубов. – Нам вообще-то поторапливаться надо, сейчас баржи все уйдут, будем на этой стороне еще три часа куковать, а может, и больше, однако, дует немного!

Деваха лихо сунула косынку в карман и протянула Лиле руку:

– Алена Долинская, главный редактор радио «Пурга».

Точно! «Пурга», а вовсе не «Метель» и не «Буран»!

– Лилия, – представиться «по всей форме» Лиля не могла, потому что решительно не знала, как называется ее должность. Куратор? Надсмотрщик? И поэтому сказала глупость: – Из Москвы.

Деваха засмеялась:

– Да мы в курсе! Вся радиостанция на ушах, никто не знает, что теперь с нами будет! А вы?

– Что?

– Вы знаете, что будет?

Долинская вдруг стала серьезной, и Лиля поняла, что она, пожалуй, совсем не такая, как кажется на первый взгляд. У нее были внимательные темные глаза, выписанные искусно и тонко, как у княгинь на картинах художника Глазунова, свежее молодое лицо и блестящие темные волосы, которые она то и дело заправляла за уши длинными красными от ветра пальцами.

– Ну да ладно, потом поговорим! Нам поторапливаться надо, говорю же! Уж все баржи ушли! Коля попросил капитана, он последнюю для нас придерживает, но долго все равно не продержится! Ну чего? Бежим?

Лиля ничего не поняла. Какая баржа? Какой капитан?

– У нас машина вон, за углом. Сюда, однако, не подъедешь, только по пропускам. Весь народ тем выходом выходит. А вещи где? Нет, чемодан я вижу, а вещи-то где? Или потом придут?

Алена подхватила чемодан, сильно перегнулась на одну сторону и поволокла его по ступеням. Лиля металась рядом, пытаясь отнять чемодан, как болонка вокруг мастифа – совершенно без толку.

– Коля! – с середины лестницы грянула Алена, не отпуская, однако, багаж. – Коля, где ты там?!

Из-за угла выскочил мужик, всплеснул руками, выплюнул сигарету, взбежал по ступеням и перехватил чемодан. Лиля решительно не знала, что должна делать.

– Давай, – поторопила Алена. – Мы на «ты», да? Замерзла, что ли? Вон машинка наша, сейчас отогреешься.

Машинка, сопевшая двигателем поблизости, представляла собой доисторическое тупорылое сооружение на колесах, грязно-зеленого колера, кое-где побитого ржавчиной.

– Ты вперед или назад? – Алена распахнула дверь, обитую с внутренней стороны чем-то вроде старого войлочного одеяла. Винил сидений давно потрескался, и на них тоже лежали какие-то подстилки. – Полезай, ты прям зубами стучишь!

Лиля осторожно занесла ногу в лакированном ботинке, влезла в салон, села на подстилку и выпрямилась. Длинная черная палка, приводившая в движение механизм, поехала, и дверь захлопнулась.

Алена взобралась на переднее сиденье, диковинная машина натужно взвыла и двинулась.

– Это «батон», – перекрикивая вой мотора, оживленно объясняла Алена. Когда машину бросало из стороны в сторону, она хваталась за все подряд: за виниловую спинку, за потолок, за черную палку на двери. – Потряхивает маленько, а так – всем машинам машина! Особенно если шофер не подведет! А, Коль?!

Коля, за все время не сказавший ни слова, посмотрел на прыгающую Лилю в крохотное зеркало заднего вида и улыбнулся.

– Коля у нас лучший! Два раза в тундре пурговал, один раз под самый Новый год, помнишь, Коль? И ничего, не замерз! А все потому, что машина у него всегда в порядке! Ну вот, этот поселок называется Угольные Копи. Уголь здесь добывают еще с тридцатых! Сейчас уж четвертая по счету шахта! Анадырь топят и на всю Чукотку везут. В Эгвекинот специальные баржи ходят, «угольщики».

Дорога стала получше, и Лиля пригнулась, сунулась в самое окошко, чтобы все видеть. Кругом раскинулись огромные черные холмы угольных отвалов, мертвые остовы транспортеров, они проезжали брошенные постройки, полусгнившие вагоны, гигантские железные бочки, похожие на истлевшие корабли пришельцев, рельсы, ведущие к странным апокалептическим сооружениям и обрывающиеся в мелких озерцах с неестественно синей водой.

Пейзаж вызывал ощущение застывшей катастрофы.

«Батон» – всем машинам машина! – трясся и подпрыгивал, и Лилю мотало из стороны в сторону. Ей не хотелось смотреть на застывший мир вокруг, но оторваться от него она не могла.

– Это уже город?!

Алена обернулась:

– Не-ет, говорю же, Угольные Копи! Анадырь на той стороне!

– На той стороне чего?

– Лимана! Нам еще через лиман идти!

– Какой лиман?!

Алена засмеялась и махнула рукой:

– Сейчас увидишь.

«Батон» всхрюкнул, поднатужился, вознесся на невысокую горку – галька сыпалась из-под колес – и съехал прямо на берег, за которым простиралась какая-то большая вода, всклокоченная, желтая и злая. Возле берега болтался широкозадый катер, обветренный, давно не крашенный. Синий дизельный дым крутился над трубой. С кормы были брошены широкие деревянные мостки.

– Слава богу, не ушел, – пробормотала Алена и полезла из кабины. – Ты сиди, не выходи! – крикнула она Лиле. – Холодно!

Нажав на черную пластмассовую палку, Лиля распахнула дверь и выпрыгнула.

Что это, в ужасе спросили ее лакированные ботинки и принюхались. Угольная пыль?! Угольная пыль!!!

Дышать на улице было нельзя – ветер не давал. Его оказалось так много, и он был такой плотный, что втянуть его в себя не получалось. Ветер мимоходом залез Лиле в волосы, и под пальто, и в уши, и за шиворот. Впрочем, до Лили ему не было никакого дела. Он играл с водой, злил, веселил и шевелил ее, и желтые волны, исходящие пеной, отвечали ему яростью.

– Зачем ты вышла?! Окоченеешь! Лезь в кабину!

– А на чем мы поплывем? – крикнула Лиля, отворачиваясь от брызг.

– Как?! На барже! Спасибо капитану, дождался нас!

Знатный шофер Коля заскочил в свою знатную машину и стал сдавать задом, прицеливаясь на деревянные мостки, ходуном ходившие по гальке. Дерево скрипело, и баркас – а может, баржа – приплясывал на воде.

– Он не заедет, – пробормотала Лиля.

– Что?!

Но Лиля не отвечала, смотрела, как «батон», едва не забуксовав на гальке, стал взбираться по мосткам на палубу. Мужики, курившие поблизости, махали бычками и показывали, куда крутить. Шофер Коля газанул, «батон» перевалил через стык и аккуратненько причалил на палубу, вровень с какой-то еще машиной.

– Пойдем! – Алена потянула Лилю за рукав. – Сейчас на воде совсем холодно будет.

Протиснувшись между деревянным, обшитым побитой резиной бортом баржи и боком «батона», Лиля кое-как открыла дверь и забралась в узкую щель на свое место. В «батоне» было тепло, тихо, пахло табаком, и радио играло и пело – красота!

– Сейчас покачает немного. Видишь, ветер поднимается. Ты как? Качку переносишь?

Лиля понятия не имела, переносит или нет. Когда Кирилл катал ее на катере по Пестовскому водохранилищу, вроде переносила, но здесь совсем другая качка!

Баржа заревела, загремели цепи, застучал движок, она стала неуклюже разворачиваться, а потом пошла, ныряя в желтые и зеленые волны.

Лиля была как будто без сознания немного.

– Как только лед придет, навигацию закроют, – говорила на переднем сиденье Алена, – до аэропорта можно будет добраться только на вертолете. А зимой уже на машинах, это удобно.

– Как на машинах?

– По льду. Очень просто.

Солнце вдруг выглянуло из-за низких туч, как будто проткнув их насквозь, и один-единственный луч уперся в воду, сделав ее изумрудной, и страшно стало, и весело.

С левой стороны, далеко, проявилась скала, тоже освещенная солнцем, и Лиля спросила, что это.

– Алюмка! – объяснила Алена. – Островок такой. Раньше вроде военная база была, секретная, а потом военные ушли. Там гнездовья птиц, самых разных, некоторые даже в Красную книгу занесены!..

Шофер Коля закурил, вздохнул и сел вольготно. Спохватился и спросил:

– Можно покурить?

Лиля ненавидела пиво, сигареты и всякого рода распущенность. Считала это плебейством, недостойным просвещенного жителя двадцать первого века. Даже когда курили на улице, она старалась как можно быстрее пробежать мимо или просила воздержаться – если, допустим, мероприятие проводилось на открытом воздухе, а там какие-нибудь бессовестные курильщики.

– Ничего, если я покурю-то? Я в окошко!

– Курите! – сказала Лиля быстро. – Курите, конечно.

Зеленый луч исчез, вода стала коричневой и бурой, и берег уходил все дальше, а тот, другой, все никак не приближался, хотя движок молотил изо всех сил и пахло соляркой. Лиля смотрела в окно, в нос и в рот вместе с соляркой лез дешевый табак, радио пело.

Где я, думала она, а волны все плясали вокруг, и баржу сильно качало. Что со мной? И я ли это?..

Вдруг гладкая голова, довольно большая, вынырнула совсем рядом с бортом, покачалась немного и ушла под воду.

– Там кто-то есть! Вон там, там!!

Коля от неожиданности поперхнулся и закашлялся, Алена взглянула на него, а потом в забрызганное окошко.

– Где есть-то?

– Ну, там, в воде!..

– Так нерпа, кому ж там быть! – Она засмеялась. – Их тут полно. Белухи, должно быть, рядом. Когда косяк идет, нерпы всегда за ним следом. За белухами рыбу подъедают.

Лиля смотрела, не отрываясь, и ей казалось, что волны качаются у нее в голове. Вон вынырнула еще одна усатая и гладкая морда, следом еще и еще!

– Кто такие белухи?

– Арктические киты! Белые! Они через лиман в океан идут! Во-о-он спина, видишь?!

Между бурунами переваливалось нечто громадное, первобытное и на самом деле белое. Это белое некоторое время оставалось над водой, словно в глубине перекатывалось огромное, толстое и широкое колесо, а потом скрылось и снова возникло далеко в стороне.

– В эфире радио «Пурга», – очень правильным мужским голосом сказал приемник, перестав петь. – Как всегда, в это время дня с вами Олег Преображенцев. Через полчаса у нас будет программа по заявкам, на всякий случай напоминаю телефон и короткий номер для СМС-сообщений. В чат тоже можете заходить, но я сейчас никому отвечать не буду, договорились?

Олег Преображенцев говорил абсолютно свободно, легко и четко, в микрофон не сопел, не мямлил, не тянул, не пыжился, он просто говорил как высококлассный и опытный диджей.

– Можно чуть погромче? – попросила Лиля, и Коля прибавил звук.

– Моя смена в восемь часов, – сказала Алена, когда грянула песня. – Я тебя поселю и сразу на работу. Мы по два часа в эфире. Только ночного ведущего нет, не найдем никак, хотя вахтовиков полно, дежурных всяких, кто по ночам работает, и они все время жалуются, что скучно, самое время на радио позвонить, о жизни поговорить, а не с кем!

– Он что, в Москве учился?

– Кто?

– Ну, этот Олег Преображенцев?

Алена с Колей переглянулись.

– Преображенцев, по-моему, из Уэлена. А что?

– Он хорошо говорит, – пробормотала Лиля.

Алена пожала плечами, довольно холодно:

– У нас все хорошо говорят. С музыкой не всегда одинаково, фонотека старая, дисков много, а толку мало.

– А охват?

– Вся Чукотка. От Хатырки до Певека. И поселки слушают, и города. В стойбищах мы вообще как родные, – Алена вдруг засмеялась, – где сигнал принимается! А нас почти везде слышно, на этот счет губернатор постарался, ретрансляторов наставил. Приезжаешь в какое-нибудь кочевье, в сторону от Маркова еще километров двести, только рот откроешь здрасте сказать, а тут со всех сторон: «Алена, это вы?! Мы вас каждый вечер слушаем, и голос ваш узнали!» На Чукотке радио – первое дело, без него пропадешь. И в вездеходах его слушают, и на кораблях, и метеорологи, и геологи, и строители, да все!