Бумеранги. Часть 1
Быстрым уверенным движением выхватив с полки навесного зеркального шкафчика одну из обычных упаковок для лекарств, Джиллиан спрятала ту в клатч и направилась следом за мужем.
– Времени больше нет, – спокойно произнёс Джеймс, от пламенной речи которого не осталось даже следа. Муж был собран и холоден. Именно такой, каким она всегда его знала. – Меня переводят в высшее командование.
– Что?
– Моё повышение предусматривает наш переезд во Флориду, – почти по слогам отчеканил он. Джиллиан показалось, что дрогнула земля.
– Когда?
– У тебя есть месяц, чтобы закончить здесь дела. – Джим неопределённо махнул рукой и принялся равнодушно расстёгивать пуговицы идеально выглаженной рубашки.
– А если я не хочу? Что, если я не хочу заканчивать?
Джил могла поздравить себя, голос не дрожал. Она смотрела в спину мужа, сжав кулаки с такой силой, что острые ногти наверняка давно порвали тонкую кожу ладоней. Однако прозвеневший в тишине комнаты вопрос не произвёл никакого впечатления на Джеймса. Всё, чего удостоилась Джиллиан, лёгкого поворота головы и чуть прищуренного взгляда.
– У тебя нет выбора. Дорогая.
И, силы небесные, сколько же злой иронии, оказывается, можно вместить в короткое, якобы ласковое обращение.
– Не надо, Джеймс… Не поступай со мной так, – ошарашенно прошептала Джил, замерев посреди гостиной в чёртовом вечернем платье.
С металлическим лязгом на стол отправился ремень.
– Нет?
– Пожалуйста! – Она подошла и схватила бледные, усыпанные едва заметными веснушками пальцы, которыми О’Конноли методично, точно отсчитывал дни до краха, вынимал пуговицы из их петличек. Одна за одной. Без единого неверного движения. Но стоило его коснуться, Джим вздрогнул и поднял взгляд. – Не делай этого со мной. Не сейчас…
Джеймс замер, чуть склонив голову, и поглядел на неё сверху вниз. Забавно, даже на чудовищных шпильках Джиллиан была ниже его, едва дотягиваясь носом до ямочки между ключицами. Она вдохнула родной запах мужа и ощутила сдавливающую горло удавку. Может, и правда эта блажь пройдёт? Ведь у них всё было хорошо… Было ведь? Хаотическое, немного отчаянное мельтешение мыслей оборвалось лёгким касанием, с которым Джеймс огладил выступающие позвонки на обнажённой спине. А потом резко притянул к себе, чтобы зарыться носом в ярко-рыжие волосы, взъерошив сложную укладку и вдохнув полной грудью.
– Помнишь наше путешествие на Аляску? – прошептал он, лаская кончиками пальцев острые края лопаток. – Ты постоянно стонала, что тебе холодно. А когда мы добрались до ледников, сказала…
– Что твои глаза, как те вечные льды, – так же тихо откликнулась она. – С виду безмятежный тысячелетний покой, но внутри – бесконечные пороги и перекаты.
Джиллиан зажмурилась в попытке разобраться в мешанине чувств, что взметнулись вместе с воспоминанием.
Это был подарок Джеймса на её двадцатилетие. Господи, какой же счастливой она была, когда стояла на продуваемой всеми ветрами палубе их маленького круизного лайнера и любовалась открывшимся зрелищем. Джиллиан до сих пор помнила шорох, с которым они, миновав вход залива, нырнули вглубь небольшой бухты. Корабль плыл в льдистой каше, а из тумана, озарённый множеством полос света, к ним выползал Хаббард3. Огромный неизбежный спящий гигант, наплевавший на копошившихся у подножия людишек. Лишь изредка, устав от суеты, он ради развлечения откалывал от себя огромную полосатую глыбу, чем пугал простых смертных.
Джил смотрела на это молчаливое в своей незыблемости величие и любовалась невероятным переходом цветов. Прозрачный, почти ярко-синий у самой молочной воды и едва ли не снежный, матово-сахарный на вершине. Как глаза Джеймса, который, прищурившись и заправским капитаном заложив руки за спину, стоял и смотрел вперёд. Высокий, стройный, уверенный, с чуть золотившимися на бледном солнце Аляски волосами. Герой то ли скандинавских легенд, то ли супергеройских комиксов, но весь её. От начищенных даже здесь армейских ботинок до опрятного воротничка белого поло, что торчал из-под джемпера. Надёжный. Тот, кого она надеялась однажды растопить, но в итоге замёрзла сама.
Именно там, вдали от взглядов других туристов, в тени надвигавшейся махины одного из красивейших ледников, Джим сделал ей предложение. И то кольцо всегда было с ней. Такое же льдистое, как осыпавшиеся осколки гиганта. Оно сверкало гранями голубого бриллианта, придавало уверенности в самые непростые минуты, пока однажды его свет не оказался чересчур тусклым. Она заблудилась. Окончательно и бесповоротно. И белый ободок словно обхватил не палец, а грудь, мешая вздохнуть, давя и угнетая.
– Я люблю тебя, – тихо и судорожно прошептал Джеймс, обрушивая всю тяжесть реальности на их плечи и ломая ажурную магию воспоминаний. Джиллиан чувствовала его искренность, видела решительность, исходившую из каждого слова, которых было-то всего три. – Слышишь? Неужели ты не можешь понять, что я не стал бы терпеть… Чёрт! Воробушек, дело же вообще не в этом. Когда ты радовалась своим успехам, радовался и я. Когда ты была счастлива, был счастлив и я. Ты шла вперёд, и мне хотелось идти с тобой рядом, чтобы никогда не расставаться. Но так не получится вечно, мне нужно хоть что-нибудь в ответ. Надежда или хотя бы намёк на неё, уверенность, что тебе не всё равно.
Он прервался, сжимая в объятиях, а Джил задохнулась отчаянием. Глаза жгло невыплаканным стыдом. И в эту минуту, ту самую, когда хочется обещать невероятные вещи, она до сведённых судорогой мышц понадеялась в будущую правдивость готовых сорваться слов.
– Я обещаю, – твёрдо начала она, – что после этого клиента, ты получишь обратно свою жену. Обещаю, что стану такой, какой ты мечтал меня видеть. Осяду дома, научусь вязать салфетки, буду бесконечно готовить твои любимые фрикадельки в обнимку с поваренной книгой, рожу тебе футбольную команду и в совершенстве освою навык подглядывания за соседями…
На последнем они оба не выдержали и немного нервно фыркнули заведомой абсурдности такой идеи. Джеймс знал, как знала и Джиллиан, что она всё равно найдёт на свою голову кучу задач, что заставить её сидеть на одном месте можно только под домашним арестом или приковав цепью, что сплетни и вязаные салфетки – последнее в списке интересов миссис О’Конноли. Но обещание дано, и в этот раз не было ни одной причины его не выполнить.
Джил подняла голову и поцеловала мужа в едва заметно колючий подбородок. Она справится. Все странные мысли, сомнения, неуверенность и желание вывернуться из таких прежде любимых, а теперь до дрожи чужих объятий просто блажь уставшего мозга. Психолог прав. Но прав и Джим – он её избаловал. Пора спуститься с небес на землю и смириться с ролью в круге жизни. Да, она сделает это, но чуть позже, а пока…
– Мне нужно быть там сегодня, – тихо произнесла Джил и заглянула в знакомые до последней крапинки глаза. – Такой случай подворачивается редко.
– Очередные страждущие жаждут пролоббировать свои налоговые льготы? – ворчливо отозвался Джим и криво усмехнулся, как всегда, не в силах запомнить, чем именно занималась его жена. Но она чувствовала, что остался ещё шаг, и муж сдастся. В последний раз.
– Нет. – Джиллиан тряхнула головой, отчего буйная рыжая прядка выбилась из сложного пучка, и Джеймс привычно вернул своевольную беглянку на место.
– Тебе не идёт этот цвет, – задумчиво проговорил он. – Может, ну этот протокол и покрасишься в синий? М? Твои обожаемые демократы оценят.
– Да хоть в зелёный! – нетерпеливо отмахнулась она. – Джим, грядёт что-то занятное. Говорят, сам Клейн заинтересован в моём участии.
– Твой бывший наставник? – Вот теперь у Джиллиан точно получилось привлечь внимание мужа. Пожалуй, даже её работа не удостаивалась такого презрения, как Артур Клейн – признанный мастер манипуляций и подкупа.
– Да. Ходят слухи, что он хочет перетряхнуть всю энергетику и планирует в Конгрессе большую игру. – Глаза вспыхнули, будто ведьмовские зелёные искры танцевали внутри самой Джиллиан.
– Бог с тобой. – Джеймс покачал головой, принимая очередное поражение. – Тряси свою энергетику, пока не избавишься от скопившегося в штанах политиканов песка. Но знай – я буду ждать тебя во Флориде. Через месяц, два или три. Как только закончишь.
– Спасибо, – прошептала Джил, благодарно стискивая Джима в объятиях. Она справится. Она вернётся. И всё будет, как раньше. Как было шесть лет назад. До Иллинойса. До него…
Брошенный на столе телефон призывно завибрировал, привлекая внимание обоих. Джеймс тяжело вздохнул, последний раз пробежался прохладными пальцами по спине жены и отпустил.
– Мне пора. Придумай, куда хочешь сходить. Я вернусь, и мы отпразднуем твоё повышение.
– Лети, воробушек. – Муж улыбнулся и вновь занялся расстёгиванием рубашки, а Джил вдруг почувствовала себя неуверенно. Странно. Они приняли решение, договорились, подарили друг другу столь необходимые обещания, но… Но спокойствия в душе так и не появилось. Вот уж точно – воробушек. Выпавший из гнезда.
Она подхватила пальто, сунула в карман натужно вибрировавший телефон и направилась к выходу. Но стоило пальцам сомкнуться на дверной ручке, как её настиг тихий голос мужа.
– Джиллиан?
– Да? – Она оглянулась, придерживая полы пальто, которые так и норовили распахнуться.
– Ты сегодня невероятно красива.
Скованно улыбнувшись в ответ, она толкнула входную дверь и спряталась от сбивающей с ног искренности за щелчком замка.
2
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Октябрь
21 день до президентских выборов
В этот полдень дом на Массачусетских высотах был непривычно спокоен. Тишина была повсюду. Молчала в пустом кабинете и не шелестела сквозняком в коридорах. Однако в одной-единственной комнате она сгустилась настолько, что в ней было легко задохнуться. И в её абсолюте вдруг стало слышно, как в столпах света затрещала сухая пыль, как по вышивке антикварного кресла скользнули лучи и как захрустело в мягком ворсе ковра крошево семейного счастья.
Супруга вице-президента целой страны смотрела на выложенные перед ней мутные фотографии и не понимала. Не понимала, как же так вышло? Когда жизнь сорвалась с намертво вбитых опорных крюков, и случилось это? Господи! Ей казалось, подобные новости – удел других жён, других семей, в конце концов, других отношений. Видимо, нет. И вот тому доказательство: пять снимков, что перевернули всю жизнь. Но, чёрт тебя побери, милый супруг, зачем было делать это именно… так? Их мир обнажён перед публикой до самых костей. Здесь нет ничего тайного. Они всегда под прицелами тысячи камер и глаз. Каждый шаг – достояние страны, каждый вздох – предмет обсуждений, слово – повод для скандала. Так почему?
Хотелось моргнуть, но глаза не щипало – не то время и место для сантиментов. Впрочем, она всегда была чёрствой. Муж часто за это журил и просил быть с ним откровенной. Требовал не молчать, говорить, рассказать о любой проблеме, что могла обернуться для психики Джиллиан огромной бедой. Но сейчас, всегда оберегавшая её скрытность оказалась так кстати. Да, наверное, когда закроется дверь… когда задёрнутся шторы, что спрячут кабинет от осеннего солнца, то она сможет… Сможет что? Осознать? Горько засмеяться? Поверить? Нет, Джил могла понять его желание. Даже могла бы объяснить причину. В конце концов, кому как не ей знать, отчего люди шли на такое. Но почему… так?
– Миссис Рид, – голос личного секретаря Элвина Баррета вырвал из раздумий.
Тонкие длинные пальцы с гладким ободком единственного кольца осторожно коснулись мутноватых, будто чуть выгоревших от времени снимков. Бред, конечно. Бумага была слишком новой для тайны прошлого. Значит, всё случилось недавно. Хотя было что-то не так в блёклости фотографий, но рассеянный взгляд никак не хотел цепляться за изображения. Это оказалось почти физически больно, а потому Джил смотрела куда угодно, но не на снимки.
– Миссис Рид? Нам надо решить, что будем делать. – Баррет настойчиво требовал ответа, которого у неё не было.
Что будем делать? Боже! Как будто бы она знала! Это же не её проблема, не её промашка, не её скандал, хотя… Кого она обманывала? Они с Беном делили клятвы, делили ответственность, делили любовь, а значит, пришла пора поделить и совесть. Если будет с кем. Но до чего же иронично! Судьба-насмешница нашла, как отомстить. Джиллиан нервно заправила за уши короткие пряди рыжих волос.
– Кто ещё в курсе фотографий?
– Пока только мы. Однако у нас только копии. Оригиналы гадёныш хранит у себя.
– Есть ещё снимки или только эти?
– Не знаю.
Плохо. Это действительно очень плохо. Но миссис Рид лишь едва заметно поджала губы и отложила наполовину составленный бриф очередного агитационного ролика.
– Раз нам их показали, значит, от нас чего-то хотят. Я права?
– Да.
Тонкая, идеально очерченная бровь легко взлетела вверх. Джил ненавидела это. Ненавидела бесконечный, еле уловимый запах косметики, отяжелевшие под тушью ресницы, губную помаду и проклятый нейтральный цвет лака. Как давно они с мужем не запирались с коробками дешёвой китайской лапши и записью очередного фестиваля в Монтрё? Наверное, как началась его безумная президентская гонка. Интересно, это случилось тогда? Или же до…
Тем временем помощник взлохматил и без того растрёпанные светлые волосы. Баррет был молод. Пожалуй, слишком для занимаемой должности, но Джил нравилась его находчивость и почти патологическая честность. В первый же год работы Баррета изуродовал жар проклятого всеми Конгресса. Кислотой целились в миссис Рид, но Элвин оказался проворнее людей из охраны.
– Говори уже. – Она устало откинулась на спинку офисного стула. – Мы здесь не в шарады играем.
– Он хочет личной встречи и…
– И?
– И небольшую услугу. Насколько я понял, проблема в грядущем расследовании по обороту наркотических средств и в ужесточении закона.
Нет, это уже смешно! Проект мужа длиной в пять лет, инициированный им ещё в бытность сенатором. «А сейчас, милый, тебя хотят остановить?»
– Исключено. Встретиться с ним я могу, но ничего больше.
Баррет скривился, отчего обезображенное лицо стало жутким. Но Джил привыкла.
– Уверены? Вам стоит подумать. На кону карьера мистера Рида, который, на минуточку, вице-президент…
– Ты прекрасно знаешь, что с политикой я покончила в тот момент, когда согласилась выйти за него замуж. – Она устало потёрла рукой лоб. – И никогда не стану мешать своему супругу делать то, во что верю сама.
– Речь не идёт о вашем возвращении в большую политику, всего лишь о… нескольких документах, которые есть у вице-президента.
Джиллиан громко, совсем не по регламенту рассмеялась и крутанулась на противно скрипнувшем кресле. Вице-президент… Резко затормозив ладонями о гладкую поверхность стола, она потянулась к одной из фотографий паршивого качества и зло улыбнулась. Нет, ну какой всё-таки ракурс! Какой свет! Идеальная съёмка скрытыми камерами. Стоило бы добавить пошлые лепестки роз, но, видимо, быстрая отельная романтика не предусматривала такой роскоши. Впрочем, какая-то бутылка всё же стояла на прикроватном столике. А рядом, очевидно, пара бокалов. Снимок был таким мутным, но…
Полюбовавшись ещё немного на знакомую родинку, что уютно устроилась на не менее знакомой заднице мужа, Джил перевела взгляд на второго участника провокационной фотосессии. Девушка как девушка. Две руки, две ноги, голова. Растрёпанные, похоже, рыжие волосы, и странно скрещённые ладони, за которыми не было видно лица… Решила поскромничать? Знала, что снимают? Похоже.
Интересно, сколько раз они так встречались? Всегда ли это была она? Или лишь очередной досуг где-нибудь в Алабаме… Господи, кому расскажешь – засмеют. Железная стерва сидит и страдает, сколько у её мужа было любовниц. Размякла, детка.
– Миссис Рид? – Элвин снова напомнил о своём присутствии.
Лишнее. Всем известно, вторая леди страны ничего не забывала. Хотела бы, да вот только тренированная память слишком долго использовалась на износ. Помассировав холодными пальцами бьющиеся пульсом виски, Джиллиан медленно выдохнула.
– Желание помешать расследованию означает, что кто-то очень напуган. – Голос звучал монотонно, пока руки скрупулёзно выкладывали в ряд пять размытых бумажных карточек. Бочок к бочку, уголок к уголку. И вместе с идеально прямой линией в голове Джил выстраивалась логическая цепочка элементарных выводов. – Это опасная игра накануне выборов. Видимо, кого-то загнали в капкан. Кого-то, кто подобрался близко к вершине.
– Вопрос не о об этом. Ему нужна маленькая услуга, как-то связанная с расследованием. Мистер Рид в шаге от президентского кресла. Через три недели всенародные выборы, и если фотографии всплывут…
– Не рассказывай мне, что произойдёт в этом случае. Шесть лет назад я сама вела точно такую же игру.
– Тогда вы должны понимать.
– Сколько он тебе заплатил, Баррет? – спросила Джиллиан и подняла тяжёлый взгляд на склонившегося над столом юношу. Молод… слишком молод для этих игр.
– Ни сколько.
– Тогда почему ты толкаешь меня на это? Вынуждаешь врать и мужу, и собственной стране?
– А он не лжёт? – Элвин ткнул пальцем в снимки. – Это предрассудки. Вы прекрасно знаете, наш вице-президент – лучшее, что случалось со страной за последние тридцать лет!
Он неожиданно зло усмехнулся, и на его изуродованном, но всегда улыбчивом лице это показалось слишком гротескным. Кривое зеркало добродушия.
– Шансы мистера Рида чертовски хороши. Как показывают опросы и предварительные результаты голосования, они выше, чем у основного соперника. Став первой леди, вы подниметесь на вершину пьедестала этой страны. И должны понимать, что каждый! Каждый из тех, кто протирает штаны в Сенате, хоть раз ходил налево. Такова особенность большой политики. Они могли хотеть или не хотеть, причины у каждого свои, или их вообще не было, но все однажды побывали в чужой постели. И так же, как жёны этих успешных людей, вы должны набраться решимости и перешагнуть. Ради вашего мужа. Ради вас самой.
В небольшом светлом кабинете повисло молчание. Нет, ничего нового Баррет не сказал. В своё время тогда ещё миссис О’Конноли полностью искупалась в сенатском дерьме. Она знала все трубы, через которые улетали перевязанные алой ленточкой скандала интриги и сплетни. Но Джил не верила. Побывав шесть лет назад у изголовья чужой супружеской кровати, не хотела даже на секунду предположить, что с ней произойдёт то же самое.
– Тебе пора, Элвин. – Джиллиан привычно попыталась пригладить неистовство собственных волос, но вовремя спохватилась, медленно поднялась на ноги и прошла в сторону двери. Сзади раздался усталый вздох.
– Пожалуйста, подумайте над тем, что я сказал. – Баррет быстрым движением скинул в портфель снимки и подошёл, заглядывая Джил в глаза. Он тоже был раздосадован, расстроен и выбит из колеи. Но Элвин был бы не Элвин, не ищи он выход даже из такой, казалось бы, безнадёжной ситуации.
– Я обещаю, – тихо ответила Джиллиан и ловко вытащила из портфеля одну из фотографий. На память.
Дверь за личным секретарём закрылась, и по паркету официальной резиденции вице-президента глухо застучали каблуки замшевых туфель. Шаги удалялись, но хрупкие женские пальцы по-прежнему судорожно стискивали медную ручку, точно боялись отпустить. Три недели до выборов… О, страна будет в восторге!
Судорожно вздохнув, Джиллиан Рид всё же отодрала словно прикипевшую к нагревшемуся металлу ладонь и схватила с ближайшего дивана подушку. Вышитые шёлковые цветы в последний момент заткнули рот и почти погасили рвущийся изнутри обезумевший крик. Бен… Бен! Твою мать, Бен! Почему?!
Слева тихо скрипнула дверь.
– Мам? – Джил вздрогнула и поспешно поднялась на ноги, кинув подушку мокрым пятном вниз. – Я слышала дядю Элви.
Слышала? Шагнув к дочери, Джиллиан почувствовала, как внутри зазвенели нервы.
– Эми, тебе давно пора спать. Почему ты подслушиваешь под дверью? – Джил не сердилась. Какой смысл, если этот несносный ребёнок всегда делал по-своему.
– Я не подслушивала! – Дочь возмущённо топнула маленькой ножкой, отчего штаны любимой и потому растянутой временем жёлтой пижамы чуть было не сползли с её тельца. Быстро вернув беглецов на место, Эми схватила протянутую ладонь. – Почему дядя Элви ушёл?
– У него много дел, крошка, – Джил скованно улыбнулась, пока они торопливо миновали малую гостиную, прежде чем войти в детскую. Честное слово, в этом доме можно было всю жизнь прожить и так ни разу не выйти в общий коридор.
– А он придёт ещё?
– Конечно.
– И принесёт леденец.
– Почему ты так решила? – Джиллиан не удержалась от смешка и натянула повыше одеяло с очередной феей Динь-Динь.
– Он знает, что я люблю леденцы.
– Ты сама ему сказала? – удивлённо прошептала Джил, глядя, как устраивается в кровати Эми. Рука потянулась к тёмным кудряшкам.
– Нет. Папа, – едва слышно пробормотала дочь.
– Папа…
Джиллиан не знала, сколько просидела на краю детской кровати, машинально перебирая пальцами мягкие локоны. Она смотрела на дочь, а перед глазами стояли пять фотографий, которые лучше было бы никогда не видеть… Или не лучше. Никому не дано знать.
За почти сорок лет в жизни произошло многое и чуть не дошло до точки переломного невозврата. Джиллиан меняла фамилии, дома и приоритеты, рушила себя и строила заново. Хаотично возрождалась из таких обломков, что теперь предсказуемо не могла понять – кто же она, чёрт побери, такая. Но «то самое» никак не находилось, несмотря на помощь Бена и собственные отчаянные попытки. Джиллиан наивно полагала, у неё ещё будет время обдумать и разобраться, но решать придётся прямо сейчас. Сию минуту.
Быть может, стоит вернуться в колею резких высказываний и кардинальных решений? Вспомнить былой успех и закопать совесть в каком-нибудь цветочном горшке? Знакомо и просто. Но Баррет прав – её ответственность очевидна. Да, она тяжела и почти неподъёмна, но лёгкого способа убежать от проблем больше нет. Теперь Джиллиан – мать, жена, бессменный amicus curiae4 для вице-президента, а ещё глава его предвыборной кампании. И потому у неё нет ни единого шанса пройти мимо своей же истории, хотя брать на себя груз обязательств было по-прежнему страшно. Господи, столько лет прошло, а она всё такая же трусиха.
Однако сейчас проблема в том, чью сторону ей следовало занять. Наверняка гамбит неизвестного подразумевал любой из вариантов, который Джил могла бы придумать. Впрочем, их и было-то всего три. Скудно даже по меркам деревянных лбов из Сената. Принять условия и пожертвовать собой ради мужа и дочери, ведь правда о её участии непременно всплывёт. Отказаться, чтобы из мести и горькой обиды перечеркнуть шесть лет их с Беном труда, брака и (она очень хотела верить) любви. Или же закрыть глаза, оставив шантажисту право самому решать, в какой момент разрушить их жизни. Ну, что… Сможешь ли ты, Джиллиан Рид, сделать это? Сможешь ли сделать выбор без выбора? Сомневаться было так непривычно. А ведь ещё оставалась Эми и её сложности.
Джил вздохнула и прикрыла глаза.
– Господи, помоги нам…
3
6 лет назад
Вашингтон, округ Колумбия
Январь
Джиллиан ненавидела каблуки. Будь её воля, выковыряла бы острыми шпильками душу тому, кто первым придумал поставить женщин на эту пародию обуви. О, и в тот же ад отправился бы создатель юбки-карандаша, белой блузки и, конечно, жакета. Джил называла свой образ доспехами. Деловые костюмы, точно скафандр, скрывали в себе проблемы, переживания и тревоги, а улыбка бездушного манекена запечатывала любые возможные щели в броне. Ибо всему человечному было не место там, где правили холодный расчёт и отсутствие совести. Это мешало, а Джиллиан слишком привыкла быть лучшей. В умении шантажировать и добиваться своего ей не было равных. А потому, онемевшие к вечеру ступни и сведённые судорогой икры она считала незначительной платой за успех и соответствующую репутацию. Всегда облачённая в чёрно-белую гамму, миссис О’Конноли грызла глотки и самодовольно стирала с мёртвых шей конкурентов следы своей тёмной помады.
Бросив взгляд в зеркало и поморщившись от рафинированного вида, Джиллиан в последний раз поправила идеологически верный пучок слишком густых и отвратительно рыжих волос, которые никак не хотели выглядеть чинно. Видит бог, она обкорнает их. Совершенно точно обрежет в каре. А ещё этот цвет… Вульгарный! Джеймсу он никогда не нравился. Ох, Джеймс… Джил нахмурилась.
В эти выходные они почти не разговаривали. Их руки занимались делами, редкие слова строили иллюзию нормальности, пока души чувствовали повисшую напряжённость. Джим уехал сегодня утром, когда электронные часы показали начало шестого. Коротко поцеловав сонную жену, он умчался в Лэнгли или куда-то ещё. И Джил сомневалась, что хотела бы знать куда именно. Эти две ночи, когда потолок или простыня мерно скользили перед глазами в такт движениям мужа, она пыталась понять – какого чёрта?! Что с ней не так? Быть может, виновато побочное действие? Медсестра, да и врач, предупреждали об этом. Говорили, могут быть проблемы или последствия из-за гормонов… Что последняя процедура была слишком рискованной. Нужно восстановиться. Да, возможно, но врать самой себе больше не получалось. Видит бог, она держалась шесть лет, стараясь забыть Иллинойс. А тут ещё и сестрица…