Говоря житейским языком, интериоризация – это впитывание.
Или вращивание, как любил говорить А.Н. Леонтьев.
Вращивание структур некоторых внешних событий в психический аппарат человека, которые дальше образуют там определённую схему для взаимодействия с окружающей действительностью – это и есть интериоризация. То есть общие схемы внешних событий вращиваются в психику, внедряются в неё и формируют там схемы внутренних событий – то есть мыслительные операции.
"Для того, чтобы познавать объекты, субъект должен действовать с ними и поэтому трансформировать их: он должен перемещать их, связывать, комбинировать, удалять и вновь возвращать. Начиная с наиболее элементарных сенсомоторных действий (таких, как толкать, тянуть) и кончая наиболее изощрёнными интеллектуальными операциями, которые суть интериоризированные действия, осуществляемые в уме (например, объединение, упорядочивание, установление взаимно-однозначных соответствий), познание постоянно связано с действиями или операциями, т.е. с трансформациями" (Пиаже, 2001. С. 107).
Обозначая суть теории Пиаже в самых общих чертах, можно сказать, что развитие мышления человека – это непрерывный процесс интериоризации внешних операций с предметной действительностью во внутренний, психический план. Так возникают зачатки мышления, самые общие его контуры. Иными словами, свою логику человек развивает не как некий абстрактный, независимый от реального мира конструкт, а исключительно как результат активного взаимодействия с этим миром.
Ребёнок черпает свою логику из самих предметов, из тех операций, которые он самостоятельно с ними проделывает в ходе многих и многих повторений – изначально логика заключена именно здесь, во взаимодействии с предметами и между предметами.
"… практическая деятельность человека миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом" (Ленин В.И.).
Образно говоря, изначально психика человека – снаружи. Она "рассыпана" по разным аспектам культуры и материального мира, и только в процессе контакта со средой, в ходе деятельности человек "потребляет" свою психику в виде общих схем из внешних событий.
Думается, здесь не надо даже говорить о несуразности того, слава богу, редкого в научных кругах взгляда, но довольно распространённого в кругах обывательских, согласно которому интеллект может наследоваться, передаваться от родителя ребёнку генетическим путём.
Между 4 и 7 годами ребёнок уже многое знает и немало понимает, но до сих пор колоссальная часть явлений и взаимоотношений всё ещё сокрыта от его несформированного мышления. Так, если ребёнку показать два куска пластилина, скатанные в два одинаковых шара, и спросить, в каком из комков пластилина больше, ребёнок ответить, что одинаково. Затем, если один из комков раскатать в длинную колбаску и снова спросить, где теперь пластилина больше – в комке или колбаске, он ответит, в колбаске.
Или если выложить перед ребёнком две нити с одинаковым числом бусин и спросить, равное ли число бусин в обоих рядах, ребёнок ответит "да". Но если затем взять бусы одного из рядов и растянуть, разложив на большем расстоянии друг от друга, то ребёнок скажет, что в этом ряду бусин стало больше, потому что увеличилась длина всего ряда.
Пиаже окрестил такие суждения неспособностью к сохранению, что означает неумение ребёнка понимать, что количественные характеристики предмета (вес, объём, длина, количество вещества) не меняются вне зависимости от того, каким образом они представлены.
Подобных интересных нюансов в формирующемся мышлении ребёнка очень много.
Но в ходе опыта, совершая всё больше и больше разнообразных операций в предметно-действенной сфере, ребёнок путём интериоризации постоянно усложняет схемы отображения действительности в своей собственной психике. Мышление ребёнка в своём развитии непрерывно перешагивает с одной стадии на другую.
И если у кого-то на сугубо бытовом уровне когда-то и существовало мнение, будто человеку какая бы то ни было логика присуща от рождения, то Пиаже со всей обстоятельностью доказал, что интеллект человека – величина динамическая, формирующаяся в отношениях со средой и в этих же отношениях развивающаяся.
Но важно также и другое, что и сознание тоже не дано ребёнку от рождения.
Первые годы своей жизни ребёнок живёт исключительно бессознательно. Он может совершать неимоверное множество движений, большая часть его действий будет иметь очевидную целесообразность для достижения какого-либо конкретного результата, но осознания этого у него всё равно ещё нет.
Даже совершая сложные действия, требующие неимоверной координации и расчёта, ребёнок всё равно не понимает, как он это делает. Они получаются у него как бы спонтанно, сами по себе, без участия сознания.
Пиаже и Выготский показали, что даже и потом, когда ребёнок постепенно научается говорить, он употребляет часть слов пусть и совершенно правильно, с кажущимся осознанием смысла этих слов, но на самом деле это не совсем так. Когда ребёнка просят объяснить, что означает слово, которое он только что употребил, причём употребил в совершенно верном контексте (к примеру, союзы "потому что", "так как" или "хотя"), ребёнок не может объяснить, что оно значит. Этот факт указывает на то, что понимание слова произошло, что и демонстрируется верным употреблением этого слова в нужном контексте, но понимание это произошло не на сознательном уровне, а где-то глубже – на уровне бессознательном.
Тут мы можем задаться естественным вопросом – а что же тогда такое сознание? Если даже неосознаваемые действия могут обладать намеренностью, целенаправленностью и даже расчётом?
Что такое сознание тогда?
Вообще, интересен тот факт, что дать наиболее точное определение сознанию гораздо сложнее, чем бессознательному. Большинство из нас как бы на интуитивном уровне понимают, что такое сознание, исходя из своего собственного опыта, но вот точно описать феномен сознания в словах – это задача не из лёгких. И уже одно это, кстати, указывает на то, что мы на самом деле не осознаём, что такое сознание, как бы это забавно ни звучало.
В то время как на основе анализа некоторых косвенных признаков у нас имеется вполне сознательно понимание того, что такое бессознательное, у нас нет сознательного понимании самого сознания. У нас есть лишь смутное представление о нём, глубинное интуитивное знание, которое мы не можем выразить в словах. Что такое бессознательное – мы можем сказать относительно легко, а что такое сознание – мы точно сказать не можем. Таким образом, у нас имеется сознательное понимание феномена бессознательного и бессознательное понимание феномена сознания.
Парадокс, но так и есть.
Но, наверное, было бы в какой-то степени забавно начинать речь о бессознательном, не объяснив перед этим, что же всё-таки такое сознание.
Наиболее основательный подход к проблеме сознания продемонстрировал в своих исследованиях гений отечественной психологии Лев Семёнович Выготский. Он великолепно показал и обосновал, как развитие сознания напрямую, даже самым непосредственным образом зависит от овладения речью ребёнком. Именно сам факт овладения речью вызывает развитие сознания как такового.
Но если говорить точнее, то развитие сознания вызвано освоением не только одной лишь вербальной речи, но и вообще всякой знаковой системой (то есть даже языком жестов, используемого глухонемыми).
Каждый из нас, кому доводилось наблюдать маленьких детей, замечал, как склонны они зачастую бормотать что-то себе под нос – совершенно независимо от того, слушает их кто-то или нет. Ребёнок занимается какой-то вознёй с пластилином и говорит об этом вслух – "Сейчас сделаю так, а потом вот так… Вылеплю человечка, пусть маленький будет… Так, сейчас нужно ногу ему сделать" и всё в таком духе… Пиаже считал подобный речевой акт своеобразным эпифеноменом, который не играет сколь-нибудь значимой роли в развитии ребёнка – он назвал это явление эгоцентрической речью, то есть речью для себя. Ребёнок делает что-то и параллельно говорит о том, что именно он делает. С позиций Пиаже, эгоцентрическая речь не имеет никакой функции и с возрастом (примерно к 7 годам) просто отмирает.
Но Выготский имел совершенно иной взгляд на это говорение детей.
В своих экспериментах с детьми гений отечественной психологии умело доказал, что на ранней стадии развития ребёнка его речь способствует лучшему решению поставленных задач. Ребёнок начинает проговаривать возникшую проблему вслух (как бы для себя самого), и в этом месте происходит перелом в решении.
Когда всё идёт гладко, и деятельность ребёнка ничем не нарушается, он разговаривает сам с собой не так много. Но стоит только внести в его деятельность некоторые затруднения, так речевая активность для себя существенно возрастает. Ребёнок вдруг начинает проговаривать возникшую трудность, оглашать её вслух для себя самого, тем самым чётко очерчивая диапазон возникшей проблемы.
"Где карандаш, теперь мне нужен синий карандаш; ничего, я вместо этого нарисую красным и смочу водой, это потемнеет и будет, как синее" – так ребёнок обозначает для себя возникшую проблему и тут же вербально её и разрешает в умственном плане, а затем уже следует сказанному на практике. Здесь можно видеть, как эгоцентрическая речь ребёнка (речь для себя) является не чем иным, как речью планирующей, то есть как бы словесной инструкцией, которую ребёнок даёт сам себе и тут же сам и выполняет. Выготский прямо пишет: "Эгоцентрическая речь […] легко становится средством мышления в собственном смысле".
Так гений отечественной психологии показал, что первые речевые акты ребёнка, которые он совершает для себя, то самое говорение себе под нос, являются его первейшими актами по осознанию действительности.
Это он просто мыслит вслух.
То, что ребёнок называет вслух, им и осознаётся.
Именно вслух ребёнок производит первые свои сознательные мысли.
В другом эксперименте перед ребёнком ставили задачу – на шкаф кладут конфету, и он должен её достать. По изначальному замыслу он должен сообразить и воспользоваться для этого палкой, которая тоже имеется в комнате. Пока опыт разворачивается без вмешательства экспериментатора, дети справляются с задачей с переменным успехом. Потом в неудачные попытки детей достать конфету вмешивается взрослый и просит: расскажи, как достанешь? Тогда ребёнок начинает комментировать свои действия вслух, но что особенно интересно, это тот факт, что в таких случаях число успешных решений задачи существенно возрастает.
Девочке Любе 4 с половиной года. Ей нужно достать конфету со шкафа. У шкафа стоит стул. Также в комнате имеется палка, лежащая на полу.
Сначала девочка становится на стул и молча тянется к конфете. Не дотягивается.
Вслух говорит "На стуле". Меняет руку и пытается тянуться уже ей. Тоже не выходит.
Говорит: её можно уронить вот на тот стул, встать и уронить…
Приносит второй стул, ставит рядом с первым, снова взбирается на первый стул и снова тянется. Вслух говорит "Нет, не достать". Молчит, затем видит на полу палку и добавляет "Палкой можно".
Девочка поднимает с пола палку и теперь ей удаётся дотянуться до конфеты.
Говорит "Сдвину сейчас". Сдвигает, роняет на пол.
"Если б на стуле, не достала бы, а палкой достала".
Вот в этом и состоит секрет сознания. Выделить с помощью слов нечто главное, из всей совокупности информации, имеющейся в поле восприятия.
Пока человек не обладает никакой речью, он не способен выделить для себя самое существенное, что необходимо для решения какой-либо задачи. Потому что в этот момент его внимание как бы рассеивается на все предметы, которые попадают в поле его зрения-слуха-осязания. В голове содержится будто облако разных мыслей, но никакую из них нельзя вычленить конкретно и обособить от всех остальных. Это облако мыслей так и остаётся всего лишь облаком. Но именно речь делает возможной конденсацию той или иной имеющейся мысли, делает возможным сосредоточение внимания на каком-либо одном конкретном предмете.
Как отмечает ученица Выготского Р. Е. Левина, "что молча воспринимается как нечто единое, целое, сразу же аналитически разбивается на составные элементы при попытке словесно формулировать воспринятое. Легко убедиться каждому, как часто в ещё неосознанное впечатление вносит ясность попытка его охарактеризовать словами" (Левина, 1968).
В своей фундаментальной работе "Мышление и речь" Выготский писал: "Оратор часто в течение нескольких минут развивает одну и ту же мысль. Эта мысль содержится в его уме как целое, а отнюдь не возникает постепенно, отдельными единицами, как развивается его речь. То, что в мысли содержится симультанно (одномоментно, в единой целостности – С.П.), то в речи развертывается сукцессивно (последовательно, поочерёдно – С.П.
И затем Выготский говорит: "Мысль можно было бы сравнить с нависшим облаком, которое проливается дождем слов".
