Одинокая лисица для мажора
– Смотрю, ты рад меня видеть, Камнев, – ухмыльнулся я, вылезая из тачки. – Красной дорожкой для дорогих гостей чисто по бедности не обзавелся?
– Я для этой цели зато зубозакатывательными машинками обзавелся, – буркнул он неприветливо, многозначительно глянув на свой громадный кулак. – Двумя. А тебе ветер странствий, как погляжу, был на пользу. На человека нормального становишься хоть немного похож. Подкачался вон и по морде больше словить не ссышь.
– А я никогда этого не ссал. – Я встал прямо перед ним, испытывающе уставившись в глаза. – Ну что, фейс-контроль, пропустишь с Рокси повидаться или теперь ты ссышь, что она на меня другими глазами посмотрит?
Он пренебрежительно ухмыльнулся и посторонился.
– За языком следи, не вздумай при моих детях матернуться.
Дети. Да. У моей Рокси и этого амбала теперь есть дети. Двое. Как их там? Она мне говорила по телефону. Я не запоминал. На кой? Ну не в состоянии я воспринимать подругу-оторву мамашей с парочкой висящих на ней спиногрызов. Не вяжется это в моей голове.
Оказалось, эти самые спиногрызы на ней не висели, они по ней ползали.
Камнев повел меня вокруг дома на задний двор. Там, среди молодых, явно недавно посаженных деревьев, было расстелено несколько одеял, на которых валялась куча игрушек, и посреди этого бедлама лежала на животе Рокси. Один из мелких потомков Гризли сидел на ее спине, терзая волосы, теперь лишенные прежнего черно-красного контраста, другого она распластала перед собой и делала нечто весьма странное. Заголив живот мелочи, она утыкалась в него лицом, сильно дуя в кожу и издавая крайне, я бы сказал, непристойные в нормальном обществе звуки, от которых оба карапуза заходились в смехе. Да и сама Рокси хохотала, ей-богу, как хорошенько дунувшая. Я пялился на это, честно пытаясь понять, в чем тут прикол и чего же так весело, потом покосился на Камнева и даже чуток подзавис. Остро заболело в груди почему-то не от взгляда на женщину, которую не видел столько времени, но не забывал ни на день. А от того, как выглядел мужик, который ее у меня отнял. Он пялился на происходящее на тех одеялах с абсо-бля-лютно счастливой тупой улыбкой во всю его мрачную харю и явно забыл о моем существовании в этот момент. Я не имел никакого значения, весь, сука, мир не имел никакого значения. Только женщина, его женщина, занимающаяся какой-то дурацкой херней с его же детьми. Я чуть не пошатнулся, будто мне под дых саданули с ноги. От осознания, что у меня-то так точно не будет никогда. Не дано подобное таким циничным мерзавцам и ленивым ниочемышам. Потому что за такое мужику побороться надо. Он в свое время боролся и еще как. Пер, не признавая никаких препятствий, отвоевывая Рокси у всего мира и у нее самой. А я был рядом с ней столько времени и не делал ни-че-го. Вот поэтому она теперь его, а я стою тут, никому никуда не вперся, навестить заехал. Краем глаза глянуть, как другим хорошо.
Был импульс развернуться и свалить к хренам, был. Но тут Рокси обернулась и нашла глазами своего Гризли. Первого его, конечно, а потом и меня.
– Длинный! – она ловко так перевернулась, ссаживая мелкого с себя, легко вскочила на ноги и пошла навстречу. Проходя мимо Камнева, скользнула ладошкой по его груди, от чего он резко вдохнул, и подмигнула. – Давай, папа-медведина, твоя очередь веселиться, – и только потом развела широко руки, обнимая меня.
Свободная, изрядно помявшаяся от валяний по одеялам белая футболка, черные штаны для йоги, растрепанные беспорядочно малявочными руками волосы, пирсинга всего как не бывало. А она, оказывается, блондинка. Точнее, светло-русая. А я и не знал никогда. И что улыбаться она может вот так, не знал.
– Роксана Миргородская и обнимашки, – проворчал я, осторожно обнимая ее в ответ. Естественно, под пристальным, практически убивающим взглядом ее мужа. И даже осознавая, что взбешу его, опустил лицо в ее волосы, вдыхая полной грудью разочарование и узнавание напополам. Рокс пахла и собой, знакомой, и уже совершенно иначе одновременно.
– Камнева я теперь. – Рассмеялась она. – И если бы кто-то не свалил так быстро из страны, то должен был бы стать свидетелем этого превращения в ЗАГСе.
Ее правда. Я улетел за неделю до их росписи. Хотя мог и остаться. Но не захотел. Тогда я все еще был уверен, что она совершает ошибку. То есть ради правды, я хотел быть в этом уверен. Но так-то понимал, что ничего подобного. Рокси причалила к нужному берегу, и ее мытарства по штормовым морям завершены. Чему сейчас получаю подтверждение.
Дальше все пошло… ну, странно опять же. Это чувство, когда ты встречаешь кого-то столь значимого, и он вроде бы точь-в-точь тот же, за исключением несущественных мелочей, но вообще другой. И разговор у нас пошел легко, никакой скованности, словно и не было ни этих месяцев, ни кучи событий, поменявших все. Это опять была моя Рокси. Моя, но то и дело искавшая взглядом огромного мужика, возившегося с детьми. Своего мужика и своих детей. И каждый раз что-то такое мелькало на ее лице… Шокирующая меня смесь счастья и тревоги. Как если бы она могла в любой момент запрокинуть голову и рассмеяться от счастья или же броситься к ним и вцепиться, не готовая отпускать ни за что.
Я рассказал ей все, у нас же не было раньше секретов, включая самые интимные. И про бои, и про то, что меня пнули из Англии за них, и про то, что мой отец затеял с этой свадьбой и соединением двух семейств. Я не боялся осуждения. Это Рокси.
– Хер… – она снова покосилась на своих. – Ерунда полнейшая с этой свадьбой. Не будет ее.
– Да уже все договорено, – безразлично пожал я плечами.
– Пф-ф-ф! – фыркнула она пренебрежительно. – Ни черта не выйдет. Я тебя знаю.
– Ну а вдруг выйдет? Хоть в чем-то я должен же состояться. Вон хоть в роли осеменяющей марионетки.
– Не, Антох, такие, как мы с тобой, в неволе не размножаются, – засмеялась она.
– Да? – я многозначительно зыркнул на Гризли.
– Это, дружище, не неволя. Это добрые руки. И они творят чудеса. Причем не важно, тебя в них принимают или ты ими кого-то окружаешь. Эффект одинаково мощный.
– Советуешь попробовать? – ухмыльнулся я.
– Такое не пробуют, это тебе не кулинарная экзотика. В это, что в ту реку – вошел, и все. Или плыви до того берега, или признавай, что не тянешь, и назад поворачивай.
– Или тони? – скривился я.
– Я тебе утону, Длинный! Выплывешь! Ты у нас выносливый и вон еще окреп. Главное, берег-то чтобы тот, что надо, был.
– Бл…лин, Рокси, кончай это словоблудие, – заржал уже полноценно. – Реки-берега-заплывы.
– И то верно. Пойдем, что ли, я тебя обедом отравлю.
Уезжал я через пару часов, ощущая себя окончательно растрепанным, заблудившимся к хренам. Все, что ныло и до того, обострилось еще больше. Ходишь-ходишь по холоду, существуешь в нем, привык, а тут раз – и тебя в тепло пустили. Причем в такое, о существовании которого ты не знал и, по сути, понять не можешь, почему оно есть. В чем оно? Как и откуда берется из простых слов, дурацких вещей, прикосновений. Короче, посидел ты, чуть пригрелся, так и не врубившись, в чем весь изюм, а уже обратно пора. В холод. И резко такой злостью накрыло. Такой, что нет сил ее внутри удержать. Выплеснуть надо такое, а то порвет. И тут как подарок свыше – какой-то долбо*б на начисто затонированной девятке подрезал меня. Да так, что еле среагировал. Я оскалился, уже зная, кто же станет мишенью для моей прущей наружу злости. А претендент на щедрую порцию п*здюлей еще и стремительно тормознул метрах в ста впереди. Правильно, чего оттягивать неизбежное.
Водила, оказавшийся коренастым золотозубым кавказцем, вывалился из колымаги и, походу, подкатывал в их обычной борзой манере к какой-то рыжей длинноногой телке в коротких джинсовых шортах и тяжелых шузах с металлическими носками. На первый взгляд ничего так, трахабельная, но мне сейчас не она была нужна. А боль, чужая и своя. Усмехнувшись предвкушающе, я выбрался из тачки и пошел к ним. Шел не за телкой, но чудны дела твои, господи, уже через две минуты отъезжал от остановки с рыжей нахалкой на пассажирском сиденьи. С охрененно съедобной во всех местах, при ближайшем рассмотрении, нахалкой, чей бесстыжий взгляд откровенно вещал мне, что разочарован я не буду. Как там у хиппи? “Make love not war “. *битесь вместо того, чтобы бить морды? Звучало не так, но главное же что по сути верно.
Глава 6
– Куда едем, лисеночек? – продолжая наглеть по полной, подмигнула я своему внезапному извозчику и вытянула ноги, по которым он ожидаемо прошелся лапающим взглядом.
– Зависит от нескольких факторов, птичка, – ухмыльнулся он, и наши глаза пересеклись на пару мгновений, прежде чем он вернул внимание дороге. А он ничего так. Не бруташка стопудовый, как Корнилов или вообще Камнев, но не мальчишка прыщавый, опять же. И при бабках. В бумажник бы его занырнуть. Мне-то хороший стартовый капитальчик, он же средства на дорожные расходы, лишним не будет. А у него есть что щипануть, чую.
– Птичка? – фыркнула я. – Надеюсь хоть, не курица?
– Сие мне пока неведомо.
Охренел?
– Ясно. Дают тебе явно не за твое остроумие. – И я демонстративно потянулась и погладила кончиками пальцев браслет его часов.
– Ну не я начал с зоопарка, – парировал он, ничуть не задетый, походу. – А дают мне по множеству причин.
– Да неужели? Ты не заблуждаешься? Или, скорее уж, не льстишь ли себе?
Хамство с моей стороны, конечно, потому как мужик он явно из тех, на кого на раз ведутся бабы. Не в моем вкусе, само собой, но у меня и вкуса в этом деле, по сути, нет. У меня есть чисто практические соображения насчет критериев, по которым следует всех вокруг оценивать, и все на этом. А все эти несущественные материи вроде “нравится-не-нравится-хочется-колется” мимо. Мне вон за каким-то хером Корнилов нравился, и что? Пошло оно… И он в том числе.
– Птичка, разговор на эту тему мы продолжим только в том случае, если я получу подтверждение, что имею законное право вести с тобой подобные речи, – заявил мой водила, как-то разом посерьезнев.
– Чего? – не поняла я.
– Восемнадцать есть тебе, борзая? – рыкнул он внезапно совсем уже без веселья и зыркнул, как ударил. Бля, один взгляд— а у меня что-то прямо сжалось все. Вот какого я его за нервы дергаю? Мне разве неприятности нужны? Я ведь сразу, как на дороге его увидела, поняла, что он реально агрессивный и искал повод эту агрессию выпустить.
– Есть! Паспорт показать?
– А как же! – стал он мгновенно прежним.
– Обойдешься!
– Итак, вернемся к вопросу, куда мы путь держим, – снова скривил он губы в усмешке, а я начала злиться. Чего он ухмыляется все время?
– Туда, где тепло, кайфово двадцать четыре на семь, щедро наливают и мухи не кусают, – честно выдала я свои планы на ближайшее будущее.
– Однако! – хохотнул он. – Да ты никак на юга решила податься? Одной не страшно?
– А я разве одна? Сейчас вон с тобой, дальше – мир тоже не безлюден.
– Хм-м… – Что-то он опять внезапно сменил веселье на хорошо читаемое раздражение. Он, может, того… или сидит на чем. У нариков резкие смены настроения и агрессия на пустом месте за положняк. – Тогда позволь уточнить: ты безголовая совсем в силу молодости или прожженная уже такая по причине большого пробега по х*ям?
Оскорбить меня пытаешься, козлина? Ну-ну, давай. Типа меня таким задеть можно. Оскорбления и подарки становятся твоими, только если ты их принимаешь.
– А для тебя это прямо так принципиально? – Я даже развернулась вся к нему, чтобы получше свою непрошибаемую рожу кирпичом ему продемонстрировать.
– Ага. Я свой-то не на помойке подобрал и совать во что попало не привык.
– Бесценная для кого-то, надо думать, информация, но не пойму, на кой она мне?
– Мало ли. Авось на что-то сгодится.
“Авось на что-то сгодится,” – это про член твой, наверняка пипирочный, придурок. Маманя всегда говорила, что если у мужика язык длинный, то в штанах у него швах.
Мы некоторое время ехали в тишине, только магнитола что-то негромко курлыкала.
– С родаками разосралась? – наконец нарушил он ее.
Нормально так сказал, обыденно, без малейшей тени подъ*бки. Как если бы и правда хотел знать. Я даже вздрогнула.
– Не угадал.
– С парнем? – Второе предположение уже с легким налетом пренебрежения.
Вот зуб даю, что подтверди я сейчас, и начнется лоховской прогон, он же подкат про “его потеря, моя находка” и дальше в том же духе.
– Не имела никогда такой живности в окружении и обзаводиться не планирую.
– Еще скажи, что ты у нас девственница нецелованная, – и снова гад такой ухмыляется.
А вот это в точку, умник, да только кто же тебе признается? Я лишь ухмыльнулась, не заморочившись с ответом и отвернувшись к окну.
– Тогда, выходит, из монастыря сбежала? – продолжил он свою угадайку.
– С чего подобные выводы?
– Ну как же. Совершеннолетняя. Фигурка суперзачетная. Личико смазливенькое. На зажатую консерву не смахиваешь. А парня нет и якобы не было. Тут три варианта: или свистишь, как дышишь, или жила взаперти, или ты по девочкам.
– Или я не имею привычки заводить отношения. – Я чуть не ляпнула затасканное “секс не повод даже для знакомства”, но язык прикусила. Мало ли чего у него в голове, вдруг он сочтет это прямым предложением завалить меня. А я, конечно, с пулей в башке и местами отчаянная, но не совсем же. И до города охота добраться без приключений, а не топать снова вдоль трассы и голосовать, когда он меня выкинет из тачки.
– Хм…
– Что?
– Звучит так, будто ты идеальная женщина. Это всегда подозрительно, а для меня так особенно. – Почему это особенно для него? Что он за перец такой? – Но знаешь что? Насрать! Я рискну.
– В смысле? – опять подзависла я.
– В прямом. Как насчет повеселиться от души, девушка, не заводящая отношений? Ты для меня сейчас прям то, что доктор прописал, если не загоняешь.
– В чем веселье? – Ага и для кого оно в основном предполагается.
– Сегодня затусим в клубешнике, а завтра и двинем вместе на юга. С комфортом.
Оспадя, ну до чего же тупой подкат с разводом! Я была о нем лучшего мнения. Едва сдержалась, чтобы глаза не закатить.
– Ну, в чем моя выгода, понятно, – усмехнулась теперь я. – У меня личный водитель и спонсор. А твой выхлоп в чем? Если думаешь, что я за твои щедроты стану…
– Станешь. Не за что-то. Просто так.
О-о-о, ну конечно-конечно, ты ведь такой мачо, мне не устоять никак. С другой стороны… а для кого мне себя блюсти? У меня что, в планах хранить невинность до законного брака? Ха-ха!
– Оптимист, бля.
– Реалист. Ты едешь за весельем и приключениями. Все это ты можешь получить со мной.
“Все это ты можешь получить со мной, бла-бла-бла, я великий причинятель веселья и приноситель приключений, смертная, трепещи в предвкушении!”
– Опять же непонятно, в чем твоя выгода. Что-то ну не похож ты на парня, которому проблематично найти спутницу для такого путешествия, не говоря уже о том, с чего бы вдруг тебе в него отправляться. Ты маньяк?
– Я – Антон. С чего? А почему нет? Почему ты? Ты сейчас здесь. Зачем искать еще кого-то?
– Практичненько. – Хотя где-то чуток и обидненько. – И что, у тебя никаких дел, обязанностей, работы?
– Не-а. Я бесполезный безответственный бездельник, который может ехать куда глаза глядят в любое время, – он мимолетно скривился вроде как болезненно, но тут же опять натянул свою похерестическую ухмылочку.
– С женой посрался? – вернула я ему его же любезность.
– Мимо. – Он поднял правую руку и пошевелил пальцами перед моим лицом, демонстрируя отсутствие обручалки. Ой, я тя умоляю! Во-первых, я его неокольцованность, еще в тачку прыгая, мимоходом засекла, а во-вторых, это никакой не показатель. Все мужики только вышли за порог – и свободны, и трюк с кольцом в кармане или бумажнике стар как мир.
– С родителями? Не поздновато ли в твоем возрасте из-за обидок на маму-папу срываться во все тяжкие?
Он зыркнул на меня с однозначным “оно тебя *бет?” посылом, да таким интенсивным, что я поняла – зря вякнула. То есть тебе меня допрашивать и всякие нелицеприятные гадости говорить можно, а обраточку получать не в кайф?
– Может, и поздновато для хороших парней и отрады предков, но ты смотри выше, кто я на самом деле. Так что? Сойду тебе в попутчики, рыжая?
– А сойдешь! – легко согласилась я. Чё теряю-то? Мне его кинуть и на все четыре стороны майнуть – как два пальца об асфальт. Начнет борзеть или зажимать как – только он меня и видел, еще и на бабки накажу при возможности.
– Как зовут-то тебя?
– Никто меня не зовет, сама прихожу, когда вздумается. Но ты можешь Ржавчиной кликать.
Он покосился на меня, еще раз пройдясь пристальным изучающим взглядом с макушки и до носков говнодавов.
– Не, Ржавчина не про тебя. Лисеночком меня прикладывала, но это ты Лиса хитрая. Хитрая и одинокая. Так и буду звать – Лисой.
– Да хоть как! – И не одинокая я, придурок. Я одиночка, а это совсем другое.
Глава 7
А я везучий. Всегда был, не сказать, что заслуженно. Какова была вероятность, что рыжая нахалка, практически ворвавшаяся в мою тачку, обломав меня с психотерапевтическим мордобоем, окажется такой? Мало того, что ох*енно красивая. Красивая! Тот самый случай, когда вслух-то можно что угодно молоть и как вздумается называть, а про себя же не солжешь. Она не смазливая, не трахабельная, хотя подскакивает на нее на раз, не аппетитная. Красивая. Даже завораживающая. Как хренов мифический блуждающий огонек в лесу, что, только показавшись, захватывает тебя с потрохами. Смотреть хотелось… Нет, даже не так. Не смотреть не моглось.
Только разглядел, какая попутчица мне попалась, так уже и глаза от нее отклеиваться не желали, еле удавалось на дороге сосредоточиться и в зад кому не въехать. Так еще и говорить с ней тоже хотелось. Ее просто хотелось. Внезапно и так, что с ходу просто п*здец. Тот случай, когда именно вожделеешь, всем нутром, всем, что ты. От разумного до самого примитивно скотского. И пох, кто она, какая, чья, возможно, что мелет, корча из себя эдакую крутую оторву. И даже если на самом деле такая и есть, хотелось. Хоть тварь распоследняя, хоть ангел небесный. Под себя ее получить меня не то что прижало в момент – за глотку нужда взяла, а при таком уже не до раздумий, отчего и почему. Единственное, о чем в такой момент способен думать любой нормальный мужик, и я в том числе, – как ее получить. И чем скорее, тем лучше. Все, в башне щелкнуло, режим охоты врубился, мозги уже все и полностью заработали над подходящими приемами и построением ловушек, забросом приманок. Она ведь и напоминала дикое животное. Хитрое, настороженное, грациозное, с коварными искрами во взгляде и при этом пронзительно натуральное, естественное в каждой реакции. Некое великолепное творение природы, которым не восхитился бы только слепой. Ноги длиннющие, замаешься облапать. Сиськи невеликие, но так глаза и колют, шея изящная, нежная, чудится: так и просит бесстыжих отметин, хотя я поклонником такого примитивизма никогда и не был. Метят ведь свое, а для меня все проходняк. И руки у нее… Запястья узенькие, как и сами кисти, а пальцы тонкие, живые, залипнуть даже на них не хрен делать. Вьющиеся блестящие волосы ниже плеч цвета начищенной меди. Кожа белая-белая, но не как стена безжизненная. Как слой снега над горячими углями, скорее уж, она ведь то и дело вспыхивала нежно-розовым на щеках и скулах, когда моя лисица злилась. Жар сквозь внешний холод проступал. А злилась и пыхала она часто, слово через слово, хоть и пыталась это скрыть. Выглядело это так вкусно, что мне желалось дразнить ее и провоцировать снова и снова. Чтобы опять загоралась и глазами зеленючими наотмашь полосовала, а не натягивала обратно маску похеристки. Ох и глаза же у этой заразы! Она как зыркала, я чуть не взвывал, потому что каждый раз член так в ширинку башкой буйной упирался, что непонятно, как ту еще не порвало. Губы свои кривила. А меня мутью прям накрывало, накатывало по-жесткому, сразу видел, как целую их грубо, глубоко, втирая самое себя в нее так, что не вздохнуть обоим, наклонившись к ней, стоящей передо мной на коленях. Как воздуха совсем не станет, выпрямляюсь и обвожу мокрой головкой их, опухшие от моего же варварства. Заставляю принять себя глубже некуда, под дерзким взглядом этих зеленых сверкалок. Толкаюсь, пока их слезами не заволочет, а потом целую снова, заставляя жадно хапать меня вместо воздуха. И снова, и опять…
Само собой, она на мое предложение мотануть к морю вместе повелась. Ну не дура ведь, и я засек сразу, что девочка и тачку, и прикид мой оценила мигом. Обсчитала все плюсы и возможные выгоды на раз и согласилась. А мне похрен, что она в первую очередь о моей платежеспособности подумала, ведь разок разложу и вставлю качественно – и мысли о бабках уйдут на второй план. Конечно, совсем о бабках думать не перестанет, девки в этом смысле неисправимы. Но это нормально, это их инстинкты – не связываться со слабаками и лузерами. Мне сейчас дела не было до потом и ее планах и думках. У меня задача четкая была мною же поставлена – под себя ее уложить. Выбор средств значения не имеет. Никогда не имел. Телкам всегда нравилось и будет нравиться, когда им по ушам ездят, каких бы опытных и видавших всех нас козлов насквозь из себя они ни корчили. Да и понты с красивыми жестами работают всегда безотказно. Сколько раз я, бывало, слыхал: “Ой, я не люблю мажоров, все они мерзавцы”. Да-да, не любишь, пока не ты в центре внимания этого мажора и он ради тебя только что на уши не встает. Сразу все текут и ведутся, и невдомек, что это только тупому мужику на уши встать и “все вотпрямсчаз к твоим ногам”, и влюблен с первого взгляда и до гроба сыграть взападло. А чего стрематься-то? Ведь это все равно ты, гордая и неприступная вся из себя, возомнившая себя исключением из правил, будешь той, кого поимеют. И у тебя п*зда золотая прям, и я как вставлю, так и навеки в ней потеряюсь. А если в итоге дело выгорает, то кого *бет, какими средствами и что там за последствия в виде типа разбитых сердец и замороченных голов. Давай сразу никто и морочить не заморочится. Логично ведь?
Я вкатил на стоянку одного модного клубешника, где не бывал с момента моего отъезда, и повернулся к Лисице.
– Ну что, готова ворваться в веселье, Лиска? – развернулся к ней теперь, позволив себе разглядывание в кайф и без отвлечения на дорожное движение.
Охереть я девочку отхватил. О-хе-реть! Чем больше смотрю, тем сильнее челюсти и яйца сводит от нужды лютой. Ну ничего, нам бы вечер простоять и до ночи додержаться. Дотерпеть до того, как упою ее до кондиции “девочке хорошо, и она хочет”.
– Всегда готова, когда плачу за него не я, – фыркнула она, забавно наморщив нос с веснушками числом ровно в пять штук. Три на левой, встрепенувшейся ноздре, и две на второй. На крупинки жженого сахара похожи, так бы и слизал.
Начал бы с них. Щеки, что сейчас опять порозовели, опробовал, а после и до рта добрался. И тогда уж понеслась…
– Само собой, нет, или тогда это уже никакое не веселье. Ты прямо так пойдешь, мазюкаться ничем не планируешь?
– Очень надо! – ухмыльнулась она, выдерживая мой откровенно похотливый взгляд, пусть и выдавали ее щеки. – Ты вот меня и такую глазками заживо жрешь, небось, выгляжу что надо.
– Еще как надо, – пробурчал я, вылез из тачки, поправил неуемный стояк в штанах и хотел ей дверь открыть, но она уже выскочила сама. Эх, прозевал возможность притереться с ходу.
– Ба! Какие люди! – встретил меня Федя Большой, местный главный секьюрити, протягивая свою ладонь-лопатищу с широченной золотозубой улыбкой на страшной морде. – Каверин! А мы уж не чаяли тебя еще увидеть! Слухи ходили, ты в края аглицкие свинтил насовсем.
– Не прижился я на чужбине, Федя, – потряс я его руку. – Не понимают широкой русской души порывов проклятые англосаксы.
– Ну и хорошо! Хоть приличный человек в клубе появляться станет, а то заманала эта молодежь нынешняя борзая не в меру, с жопами, которые родительскими высокими чинами прикрыты. Заваливайте! Но это… постарайся ни с кем особо сам не цепляться, Каверин. Лучше мне маякни вдруг чего, и я дипломатично разрулю.
– *бическая сила, чего творится! Федя, откуда в твоем безупречном лексиконе это матерное “дипломатично”?
– Не поверишь, самому язык узлом вяжет, – заржал громила с татуированными ручищами, и я, хлопнув его по плечу, потянул Лиску за руку внутрь.
– А ты, Каверин, видать, какая-то широко известная в узких кругах личность, – наклоняясь к самому моему уху, чтобы перекрыть грохот музыки, спросила моя рыжая, и мне почудилось, что она слегка поднапряглась.
– Прежде широко известная, ныне блеск моей боевой славы потускнел. – Ага, но вот прямо сегодня я намерен натереть свой меч снова до блеска. Причем исключительно об тебя. Точнее уж, в тебе. – Что пить будешь, Лисица моя?