– Игнатий, пойдем бухнем за знакомство. Ты нормальный пацан. Я даже не ожидал от тебя такой прыти. Мне, как правило, никто не возражает, когда я прорываюсь вне очереди за пойлом. Все в очереди хари отворачивают. А ты даже чуть не полез драться.
– Да вы, Федор Делимович, очень искусный специалист по достижению цели. На ровном месте способны создать конфликтную ситуацию. И, благодаря своим внушительным габаритам, можете решить проблему приобретения водки без особого труда, – произнес Игнатий Прокопьевич.
– Я не Федор Делимович, а Федор Делимов или по погонялу Делим. Слышь, давай, братан, на «ты». Правильным пацанам нужно быть попрощее.
– Давай, Федор, как скажешь, – осторожно улыбнулся в ответ Игнатий.
– Вот и хорошо. Где кости бросим, чтобы спокойно побазарить?
– Пойдем ко мне во двор, там беседочка есть, тишина и покой. Вон там.
Присели. Федор из кармана достал граненный стакан и наполнил водкой.
– На, Игнатий, накати первым за наше знакомство и дружбу, – произнес здоровяк.
– Ой, это же много для меня.
– Не бзди. К вечеру, когда тёлка придет, все выветрится. А ты смелее будешь.
Игнатий робко поднес стакан ко рту и начал судорожно глотать обжигающую горло жидкость.
– На-ка закуси маленько, – Федор достал из кармана, и сняв обертку, протянул Игнату плавленый сырок «Дружба».
Игнат припомнил, что сыр Дружба – это легендарный плавленый сыр. Он обладал полувековой историей и являлся одним из самых известных плавленых сыров в России. Выпускал его Московский завод плавленых сыров «Карат», основанный в 1934 году. На основе сыра Дружба разрабатывали и выпускали разные его производные с шестидесятых годов. Игнатий неплохо знал историю и вкус этого сыра. Он с огромным удовольствием, откусив от сыра кусочек, стал медленно пережевывать.
Федора от видения такой картины аж передернуло.
– Игнатий, ты че сюда жрать что ли пришел?
– Ты ведь только что сам сказал – закусывай.
– Я думал, что ты знаешь правила. Закусывать сыром – это по-нашему значит, что его надо понюхать. Такой вот пацанский ритуал. Закусывая запахом сыра, ты сохраняешь весь кусок для дальнейшего времяпрепровождения. У нас на зоне так было принято. Да и в кругах иркутских босяков такой экономный подход прижился в натуре. Клево так получается – бухаешь, а закусон всегда с тобой.
Игнатий чуть не поперхнулся.
– Да ладно, жуй уже. Это я так, наперед предупредил, – Фёдор наполнил стакан для себя.
Выпил одним махом, смачно крякнул и жадно втянул ноздрями молекулы чарующего, еле заметного запаха плавленого сыра.
– Ну теперь и побакланить можно.
– О чем говорить будем, Фёдор? – спросил начинающий хмелеть Игнатий.
– О бабах. О чем ещё можно говорить. Ты ведь в магазине сказал, что берёшь вино для встречи с дамой, если я правильно помню?
– Да. Сегодня я жду в гости Зою Петровну. Она в библиотеке нашего института работает. Она красивая, умная и добрая, – начал мечтательно рассуждать наш герой.
– Ага, все эти шалавы нам сначала такими кажутся. А на поверку…
– Не надо, Фёдор, ты её совсем не знаешь и не имеешь права судить строго…
– Ой-ли. Я на своем веку повидал такое…, – и здоровяк погрузился в тягостные воспоминания.
Фёдор на удивление оказался поэтичным человеком с тонкой душевной организацией. Игнатий это понял, когда Делим вдруг неожиданно начал петь песню собственного производства.
О бабах чё могу сказать?
Их надо брать, их надо знать.
Они как ангелы сначала,
Потом взяла и забурчала.
Им бы бабла и тары-бары,
А мне опять идти на нары.
Мозги как Windows зависают
И только водка нас спасает.
Припев:
Ох эти бабы. Бля, тоска…
Дай лучше им, пацан, пинка.
Житуха будет впереди,
И на «мочалок» перейди.
От шлюх подвоха ты не жди.
С имя всегда один конец
– Взял, расплатился и пизд@ц.
А, расплатившись за услуги,
Уже не переходишь в слуги.
Имей их столько – сколь могёшь,
И никогда не пропадёшь.
Выпили ещё, потом ещё. И наш герой тоже стал погружаться, только не в воспоминания, а в сладко-хмельную мечтательную дрёму. Перед ним всплывал образ Зои Петровны. Она была обнажена. Игнатий прижимался губами к роскошной груди своей возлюбленной. Целовал её карие очи. Наслаждался прикосновениями к прекрасному телу своей смоковницы. Он и не заметил, как Фёдор, дотащив до квартиры, положил на диван опьяневшего от принятого на грудь спиртного и разомлевшего от любовных грёз Игнатия. В памяти нашего героя запечатлелась только финальная фраза собеседника:
«Слушай, братан, если тебя кто-то захочет обидеть, скажешь, что он будет иметь дело с Фёдором Делимом. Меня все в Иркутске знают, и никто против не попрёт. Это однозначно!»
Проснулся Игнатий Прокопьевич глубокой ночью. В горле сухо. Во рту будто бы кошки насрали… Он, кряхтя, посеменил на кухню. На столе стояла ваза с цветами, которые он недавно в сумерках нарвал с клумбы своего двора. Рядом стояла непочатая бутылка «Солнцедара». А на блюдечке скромно пристроился плавленый сырок «Дружба», немного надкушенный с одной стороны.
Игнатий проверил исправность своего городского телефона. В трубке звучал длинный гудок. Он был длинным, как внезапно нахлынувшая на Игнатия тоска. Тоска по несбывшейся мечте. Тоска по несостоявшейся счастливой семейной жизни. В голове нашего героя звенело тягостное предчувствие чего-то неведомого, страшного.
– Если бы Зоя Петровна позвонила по телефону или постучалась в дверь квартиры, я бы непременно услышал, – горько подумалось Игнатию. Спал-то наш герой очень чутко.
Только потом он узнал, что его Зоеньку внезапно и бесцеремонно перехватил Борис Дубович – новый сантехник их института. Ему, холостому кабану, уж очень приглянулись выдающиеся женские формы Зои Петровны. В тот вечер, когда должна была состоятся встреча Игнатия и Зои, Борис проводил ремонт батареи отопления в библиотеке. Как бы случайно он облапал трепетную женщину. Зоя Петровна, истомившаяся в ожидании активных действий от Игнатия, не смогла устоять перед напором молодого кобеля… Потом они сыграют свадьбу. Но это будет потом.
А сейчас Игнатий Прокопьевич чувствовал себя зверски обиженным. Его самолюбие было ущемлено и даже растоптано. Но на Бориса и Зою Петровну он жаловаться своему новому другу Фёдору Делиму не стал. Ни к чему это. Сам дурак. Зое Петровне надо было устраивать свою личную жизнь, и она сделала выбор не в пользу учёного. Тут уж не до поэтической любви. Женщина выбрала более решительного и предсказуемого мужика. Ничего тут не поделаешь…
И тут в сознании Игнатия всплыли стихи, которые читал Фёдор, когда его собутыльник уже начал впадать в забытьё.
Тоска ведь не для мужика.
Горька услада без греха?
Ты помнишь теплой колыбель,
И теплой детскую постель.
И нежность мамочкиных рук.
А что ты хочешь от подруг?
