Он пробормотал в ответ что-то нечленораздельное и велел подать банку, которую я рано утром, в соответствии с полученными указаниями, наполнил, сами понимаете чем. Исследовав мутную жидкость, знахарь щелкнул языком и подошел ко мне вплотную.
– Поднимите голову.
Одной рукой он ухватил меня за челюсть, другой за затылок и большим пальцем отогнул левое веко так, что глаз едва не выскочил из орбиты.
– Пьете? Работаете с раннего утра до полуночи? Ссоритесь с женой?
На все вопросы я ответил утвердительно.
Он довольно буркнул, отпустил мою голову и отправился в другую комнату. Мне пришлось ждать весьма долго, часы все тикали и тикали, и я подумал: «Ну и дурак, поехал черт знает куда и угробил целый день».
Наконец знахарь вернулся и принес небольшую коробку; только сейчас я заметил, что руки у него крепкие и мозолистые, как у настоящего крестьянина, да еще какого-то странного зеленовато-коричневого оттенка, словно он только и делал, что собирал растения, – и во мне проснулась надежда.
– В этой коробке – три пилюли, – объяснил знахарь. – В первое ближайшее полнолуние ночью ровно в два часа проглотите ту, которая упакована в синюю бумагу. Разумеется, без самой бумаги, ее просто выкиньте.
– А как пить, с водой или всухую?
– Можно и с водкой.
Я усердно закивал: дело начинало мне нравиться.
– Давление придет в норму примерно за неделю и продержится так минимум один год.
– А если не придет?
– Придет. Через год проблемы могут повториться, а могут и нет. Если повторятся, проглотите пилюлю в зеленой бумажке.
– А если не поможет?
– Сами видите: пилюль три.
При последних словах на его лице появилась такая странная ухмылка, что я даже вздрогнул.
Я заплатил знахарю, сел в машину и поехал домой.
Жене о своем путешествии не рассказал, боялся, что она поднимет меня на смех. Накануне полнолуния сделал вид, что завален работой, и закрылся в кабинете. Ровно в два часа развернул бумагу, принес из кухни стакан воды и проглотил пилюлю. И сразу почувствовал, как по всему телу распространяется чудная теплота, мышцы расслабляются, ноги-руки становятся тяжелыми. С большим трудом добрался до спальни, улегся и немедленно уснул. Всю ночь я видел прекрасные сны: то лазил по гималайским горам, глядя со снежных вершин вниз на беспредельную и действительно круглую землю, то плавал в незнакомом море с прозрачной соленой водой вместе с разноцветными рыбешками, чьи удивительно умные глаза внимательно следили за мной.
Утром, проснувшись, я почувствовал себя заново родившимся: голова была ясная-преясная, все заботы словно рукой сняло. Жена успела уйти на работу, сын – в школу, сам я взял еще один выходной, но вдруг понял, что валяться без дела не хочется, сел за компьютер и за несколько часов накатал годовой отчет, работу над которым до этого все откладывал и откладывал.
Я как раз закончил сей труд, как из школы вернулся сын. Отправившись на кухню, я разогрел обед и позвал его. Он пришел, сел за стол, я бросил на него взгляд – и оторопел. Я увидел вдруг все его пороки, и то, что он только что курил, и то, откуда он достал деньги на покупку сигарет – из моего кармана.
– Ты лазил в мой кошелек.
Он категорически, даже злобно отрицал, но я прекрасно видел, что он лжет.
– Я даже знаю, сколько ты брал, – сказал я, – две купюры по двадцать пять крон.
Он снова начал отрицать, но уже не так уверенно, как поначалу, и глядел на меня, словно на ясновидца, со страхом. Я остался доволен таким результатом и стал накладывать ему на тарелку еду, но тут же поймал еще один, брошенный в мою сторону взгляд, – поймал, и мною овладел ужас.
«Чтоб ты сдох», – говорил этот взгляд.
– И не надейся, – обронил я.
Он, разумеется, сделал вид, что ничего не понимает, а я не стал развивать тему; я был сыт по горло. До этого момента я считал сына, возможно, не идеальным, но все-таки терпимым потомком, таким, который слушается родителей и старается более-менее соответствовать их требованиям, а теперь обнаружил, что это только внешняя покорность, а на самом деле меня ненавидят.
Я решил, что поделюсь своим разочарованием с женой, но, как только она переступила порог и я бросил на нее один-единственный взгляд, передумал. Ее внутренний мир тоже открылся мне как на ладони, помимо прочего, я видел, что она давно мне неверна, и даже сосчитал ее любовников, их оказалось целых пять за последние три года, и одним из них был мой лучший друг.
«Ты мне изменяешь», – чуть было не ляпнул я, но в последний момент остановился.
Что бы это дало? Все равно она бы все отрицала, а у меня не было доказательств – я просто все знал и даже не мог ей объяснить, откуда, настолько это выглядело бы неправдоподобно; в конце концов, она могла меня после такого рассказа и в психушку отправить. Даже если бы мне удалось спровоцировать признание, чего бы я добился? Раскаялась бы она в своих проступках? Вряд ли…
Я промолчал и повел себя как ни в чем не бывало, по крайней мере, старался так себя вести, потому что она все-таки уловила мое странное состояние и спросила, не заболел ли я. Я наврал, что утомлен, так как работал над отчетом, и она, кажется, поверила.
Но это оказалось только началом моих страданий. На следующее утро я поехал на работу и по лицам коллег постиг все их пороки. Ни одна измена, предательство, подлость не остались втайне от меня. И это повторялось везде: в магазине, ресторане, на улице. Я ходил по городу и читал по физиономиям прохожих, кого они ненавидят и кому завидуют, на что готовы во имя обогащения и как часто лгут. Несколько раз я встретил убийц, самых настоящих убийц, которые вполне отдавали себе отчет в содеянном и отнюдь не жалели об этом.
К концу недели мое состояние стало невыносимым. Бремя человеческих мерзостей навалилось такой тяжестью, что, казалось, долго я не выдержу. Я был очень близок к тому, чтобы уйти из дома и уехать подальше от людей, куда-нибудь в деревню, и погрузиться в полное одиночество.
Но потом я передумал. До этого момента я жил очень трудно, работал в поте лица, чтобы содержать семью, дрожал от страха, что меня сократят – разве я не был достоин лучшей участи? Теперь, когда с тайн мира спала покрывающая их пелена, почему бы не использовать это, так сказать, эксклюзивное знание, чтобы поправить свое материальное положение?
У нашей фирмы имелись проблемы с реализацией одного вида продукции, я взял эту работу на себя и, читая мысли деловых партнеров, смог отделаться от залежавшегося на складе товара. Меня повысили в должности, и скоро я стал правой рукой директора. Весь коллектив уважал меня – уважал, потому что боялся. Мне даже не приходилось кого-то пугать, хватало намека, чтобы те, чья совесть нечиста, были мне благодарны за молчание.
Стал я смелее и с женщинами. Раньше боялся подходить к ним, потому что не понимал, нравлюсь кому-то или нет – теперь, когда я мог без труда читать в сердце каждой, легко отыскивались именно те слова, которые они хотели услышать. Я утешал замужних, предлагал небольшое приключение девушкам, мог даже подойти на улице к совершенно незнакомой женщине и позвать ее с собой – я никогда не ошибался. Однажды, когда моя жена заболела, к ней пришла наш семейный врач – закончилось тем, что я в тот же вечер соблазнил ее. Как я раньше не догадывался, что женщины столь доступны? Разводиться не стал, а снял для своих забав небольшую меблированную квартиру, я мог это себе позволить, потому что мои доходы увеличились в несколько раз. Но мне и этого было мало, я ушел с работы и основал собственную фирму. Конечно, дела сразу пошли в гору, все сделки, которые я заключал, давали хорошую прибыль, меня было невозможно провести, сам же я обводил вокруг пальца любого.
Так прошло года три, мое здоровье оставалось в порядке, все шло удачно, но со временем проницательность пошла на убыль, а давление снова заскакало. Я решил, что пора выпить вторую пилюлю, и в первое же полнолуние сделал это.
На этот раз красивых снов я не видел, наоборот, всю ночь меня мучили кошмары: за мной гнались, ловили, заключали в кандалы, били, пытали, вырывали ногти и жгли огнем. Проснулся я весь в поту, и пот этот был холодным. Я встал, подошел к зеркалу: на меня смотрел человек с безумным взглядом.
В контору я не пошел, остался на весь день дома. Я лежал в постели и размышлял, и это были грустные мысли. Все, чем я до этого момента гордился, – моя проницательность, экономический успех, победы над женщинами, – все казалось заблуждением. Я вдруг увидел в себе подонка, который для достижения эгоистических целей пользуется слабостями других. Мой сын недавно ушел из дома, он снял вместе с другом квартиру и не принимал от меня материальной помощи. «Папа, ты свел мать в могилу, я не хочу больше иметь с тобой ничего общего», – сказал он на прощание. Да, моя жена угасла как-то быстро и незаметно, я даже не успел навестить ее в больнице. Узнав про ее неверность, я словно вычеркнул ее из своей жизни, а теперь понял, что из жизни невозможно вычеркнуть ничего. Мертвая и кремированная, она тем не менее продолжала жить во мне и напоминать о тех далеких днях, когда мы еще были счастливы. Мой лучший друг вместе со своей женой недавно погиб в автомобильной аварии, это случилось через несколько недель после того, как я в отместку соблазнил его жену, и я не мог отделаться от чувства, что в произошедшем есть и моя вина.
«Опомнись, Куно, – убеждал я себя, – ты не можешь отвечать за все, что происходит с другими. Каждый в этом мире борется за себя, а кто не борется, того втопчут в грязь, как поначалу делали с тобой».
Но пилюля не давала мне успокоиться, ее сила оставалась в моем организме и заставляла страдать. На следующий день я пошел в контору, но почувствовал сразу, что не в состоянии вести дело дальше – это ведь возможно только, обманывая других, а я больше не хотел никого обманывать. Я продал фирму за гроши и стал искать работу. Меня никуда не хотели брать, наверное, мое состояние не внушало доверия. В конце концов, после долгих поисков я получил работу в одном торговом центре, где я собираю тележки и ставлю их на место.
Машину я продал, на работу начал ездить в автобусе: не хочу больше быть похожим на тех, кто думает только о собственных удобствах. Здоровье пока не подводит, но, когда давление снова поднимется, у меня уже не будет лекарства, потому что третью пилюлю я выкинул в мусорный ящик.
Замена
Случилось это той весной, когда я оканчивал университет. Был я тогда влюблен, и даже счастливо, взаимно. Не знаю, стал бы я сразу делать Майе предложение, я ценил свою мужскую свободу, но приближалась выпускная комиссия, и я боялся, что нас направят на работу в разные города. Глаза Майи увлажнились, когда я спросил, согласна ли она стать моей женой, я даже не подумал, что это может быть для нее так важно; глухим голосом она проговорила: «Да», – и уткнулась носом в мою грудь. Мы условились, что встретимся на следующий день после лекций в главном здании, «под часами», и пойдем в ЗАГС подавать заявление.
Ждать Майю пришлось довольно долго. Стрелка на старинных, с римскими цифрами часах, упорно ползла вперед, и взгляды, которые я бросал на нее, становились все более беспокойными. Неужели передумала? Так сказала бы прямо, зачем выбирать столь унизительную форму отказа? Мне хотелось сходить к телефону-автомату, чтобы позвонить – кто знает, может, заболела, лежит в общежитии с высокой температурой, но я боялся, что она придет и, не увидев меня, уйдет.
Так я мотался с полчаса взад-вперед по каменным плитам, пока не услышал за спиной звонкий голос:
– Здравствуй, Мадис!
Обернулся – передо мной стояла незнакомая девушка.
– Извини, что я опоздала, – продолжила она по-свойски, – в парикмахерской была очередь. Надеюсь, ты простишь меня.
