Осторожно, злая инквизиция
И ничего, доработала Мариночка как миленькая, через день да каждый день умываясь соплями, и, хоть дважды пыталась подсунуть мне липовую справку из женской консультации, в декрет ушла строго после тридцати недель… И так и не поняла, отчего в домашней тишине и покое ее самочувствие резко ухудшилось, а всего через неделю умчалась в роддом на скорой и явила миру хотя и недоношенного, но вполне жизнеспособного мальчишку.
От меня же до сих пор шарахалась как черт от ладана, вызывая тем самым в моей черной душе приступы легкого самодовольства: ну вот умею я людям нравиться!
Вот и сейчас, устраивая Ленке обидный и несправедливый разнос, я словно бы располовинила свое сознание на две части: одна увлеченно орала, плевалась ядовитыми словами в молодую женщину, которой некуда было от этого деваться, а вторая отстраненно и хладнокровно нагнетала в реципиента энергию, параллельно пресекая попытки собственного организма обернуть процесс вспять и откусить немного от чужих жизненных сил.
Честно говоря, как лекарь я ниже плинтуса: все мои умения исчерпываются целебным приемом «накачай пациента по уши, чтоб аж булькало, а там, глядишь, организм и сам выкарабкается».
Методика паршивая, потери при передаче просто гигантские – а что делать? Мне же надо стравливать куда-то излишек силы, раз уж уродилась ведьмой!
Быть стервой удобно. Это от многого защищает.
Давным-давно, когда наши предки заключали мировое соглашение с инквизиторами, они проиграли, позволив навязать себе условие, по которому обязывались хранить тайну о существовании магии.
И поклялись.
И такие силы были тогда призваны в обеспечение клятвам, что и по сей день находится не много желающих нарушить те давние договоренности ни по эту сторону, ни по ту – недаром Орден всего лишь старается выманить индульгенции где добром, где интригами, но никогда не пытается нарушить договоренностей.
Разве могли они, тогдашние, принося клятвы за себя и своих потомков, предположить, как изменится мир?
Что его насквозь пронзят дороги и провода, оцепят спутники, прострелят камеры и видеорегистраторы и заполонят телефоны.
В этих условиях «сохранить магию в тайне» равняется «не использовать магию».
А характер ведьмовской силы таков, что не использовать ее нельзя. Не находя применения, она давит носителям на мозги, портит и без того мало у кого идеальные характеры, подталкивает к опрометчивым решениям и поступкам.
Хорошо тем, чьи таланты лежат в созидательной области: прогулялась какая-нибудь целительница в лесок поглубже, размяла ноги, и пусть в том, что растительность прет как сумасшедшая, радиационные дожди обвиняют.
Всевозможным ясновидящим и гадалкам и вовсе почти в открытую практиковать позволяют, лишь бы не наглели и не забывались. У тех и вовсе из опасностей – как бы серьезные люди не поверили в их силы настолько, чтобы пожелать себе предсказательницу в частную собственность, да и не уволокли в какой-нибудь тихий угол, дабы подвесить на крюк за ребро для обеспечения лояльности, ну так это привычный профессиональный риск, издержки специальности.
А что делать тем, чьи склонности далеки от созидания, а имеют прямо-таки противоположный уклон? Куда стравливать излишек – так, чтобы за это к инквизиции в застенки не угодить да и самой себе не опротиветь?
Я вот все больше в порчах и проклятиях сильна.
Так уж вышло, что сила, доставшаяся мне в семейное наследство, в реалиях современного мира совершенно не практична. В прямом смысле слова: ей трудно найти практическое применение.
Лезть в большой бизнес, где всегда найдется кого проклясть, мне мешал характер: я мизантроп и интроверт, я не люблю общаться, а весь бизнес больших мальчиков и девочек построен на личных связях и на том, что между грызней и попытками друг друга утопить требуется вести диалог.
Продавать свои услуги мне претило: мешала семейная гордыня. Дочь древнего ведьмовского рода приравнять к безмозглому оружию?! Нет уж! Я, конечно, могу проклясть кого угодно, но и приговор я вынесу сама!
Вот и приходилось мне, сидя фактически на потенциальной власти и богатстве, крутиться, чтобы на что-то прожить. А важнее того – изворачиваться, чтобы придумать, куда стравить излишек магии.
Ибо избыток нашей семейной силы, да вкупе с нашим же семейным характером…
Решение проблемы я отыскала случайно. Я тогда только-только расширила дело и искала продавца в магазин: не царское это дело, сапоги тачать – уж больно хреновая обувь получается.
Помню, найденная через биржу труда ледащая девица ужасно меня раздражала. Взяла-то я ее потому, что мне все равно было, кто за прилавком встанет, лишь бы не я. Но она всего боялась, вечно дрожала и от страха разогнуться не могла. Так и хотелось встряхнуть ее хорошенько, чтобы расправилась.
Ну я и не удержалась, рыкнула. Еще и силы в нее подала – чтобы перестала меня бесить, как сдутый шарик. Просто силой, чистой, не оформленной, без посыла разрушительного или созидательного (что в моем корявом исполнении привело бы к еще более негативным последствиям, потому что зло свое я четко держу под контролем, а вот добро причиняю неконтролируемо).
Природная энергетическая защита Ирины Карпенко была подавлена моей агрессией, да и сама по себе была слабой – жиденький поток ее жизненных сил хлынул ко мне через пробой и тут же отшатнулся, сметенный напором моей силы, повинующейся идиотскому желанию «накачать шарик».
Но, когда моя сила попала в замордованную и зашуганную женщину, я отчетливо увидела внутри нее тень. Густое чернильное пятно в тонком теле. Что это, я разобрать не сумела, установила только, что происхождения оно стопроцентно не магического (еще не хватало конкурентку на своей территории терпеть!), мысленно отметила, что диагностом мне не быть (плюс один антиталант), но Ирину заполнила, как флакон – под крышечку.
Распирать меня стало меньше.
Ирина вроде бы даже слегка распрямилась. Едва-едва. Самую чуточку. Чернильное пятно в районе ее половых органов на следующий день стало самую малость светлее. Самую малость – почти не ощутимо.
«Хм!» – сказала я и как следует это обдумала.
В окружающую-то среду силу бесконтрольно сливать нельзя, это как утечку радиоактивных отходов рядом с собой организовать: во-первых, фонит-с, а во-вторых, никогда не знаешь, в какой момент тебя похлопает по плечу разумная форма жизни в виде сиреневой слизи со щупальцами. Сила меняет.
А если вливать силу в человеческий организм – такой, которому будет на что потратить этот внезапно свалившийся ресурс?
Результатом раздумий стала лично мной разработанная методика передачи сил, и я ей заслуженно гордилась: до меня таких извращений никто не делал. А если кто и делал, с широкой общественностью не поделился, чтобы не позориться, вот и я буду молчать в тряпочку.
Ирина проработала у меня четыре месяца в совокупности и в один прекрасный день хлопнула дверью после очередного скандала: наконец-то нашелся врач, который счел ее опухоль операбельной, а стерва-хозяйка отказалась дать ей больничный, и даже отпуск, и даже за свой счет! И она решила, что шанс на жизнь – дороже. И ухватилась за него зубами. Но главное – она распрямилась. Вера в то, что ее жизнь, возможно, еще не окончена, подтолкнуло ее к пониманию, что незачем растрачивать эту жизнь на работу в третьесортной лавочке за гроши и унижения.
Мне тоже хватило ума не пытаться доводить дело до полного выздоровления: как только клякса перестала откликаться на мое вмешательство – выпнула больную в объятия традиционной медицины. Пусть лечат быстрее надежными средствами без моего шаманства из говна и палок, пока ситуация обратно не качнулась!
Я к тому времени уже успела продумать обрядик – небольшой, накроет только Крапивин, – который сам будет приводить ко мне в магазин болезных из числа тех, кто подходит под нужные условия, и собрала для него все необходимое, а как Карпенко покинула мою черную обитель – так в ту же ночь и провела.
Задумку свою доработала напильником и осталась удовлетворена.
Метод требовал виртуозного владения собственной энергией, потому что вся логика ситуации диктовала обратную схему поведения и сила так и норовила взбрыкнуть и потечь от пациента обратно к донору в тот момент, когда внимание приходилось удерживать не внутри себя, а вовне: скандал сам себя не поскандалит.
А заодно отвлечет внимание реципиента, объяснит повышенную бодрость после каждой процедуры всплеском адреналина, отобьет решимость задержаться у меня в подчинении дольше, чем это необходимо (а сколько необходимо, я и так прекрасно удержу).
И самое главное – избавит от желания приписывать мне что-то хорошее.
Если кто-то заметит чудо, он не свяжет его с настолько неприятной теткой, а быстро подгонит под ситуацию другого чудотворца.
То, что доктор прописал.
Я не хочу проблем ни с толпами страждущих исцеления, даровать которое все равно не в силах, ни с инквизицией, которая в этих толпах может углядеть нарушение мною клятвы сохранять магию в тайне.
Именно на этой глубокой мысли я и обнаружила, что положительная динамика у Ленки поменялась, – и если раньше я прогнозировала месяц-другой воздействия, то теперь… Не знаю, надо смотреть, какой отклик будет завтра, но по ощущениям месяца три. А там как бы и не четыре.
– Лена, у тебя что-то случилось? – оборвала я скандал.
– Не ваше дело, Ксения Егоровна! – рявкнула Леночка. – Помою я ваши витрины! И возьмите уже уборщицу в штат!
Тёминой, кстати, хватает твердости духа давать мне отпор. Она огрызается на несправедливые придирки, отказывается выполнять неуместные поручения и по складу натуры воин и боец. Не то чтобы это что-то меняло, но так интереснее.
– Не мое – так не мое, – согласилась я.
Если завтра ситуация не изменится – сама гляну.
На этом я развернулась и покинула торговый зал.
У меня здесь и помимо Леночки дел полно.
Вон, свежий товар приехал. Надо накладные оприходовать, обновление на сайте сделать.
А еще – по группам пройтись, сформировать заказы, ответить покупателям, съездить на почту.
Я достала телефон и набрала номер.
Глава 2
Максим
Выдавая мне задание, отец Игнатий предупреждал: крапивинская Хозяйка с приблажью. Я отнесся к его словам скептически: отец Игнатий, на моей памяти, ни одной представительницы прекрасного пола не одарил добрым словом, вне зависимости от того, сражалась она за нас, за противника или жила мирной жизнью обычной женщины.
Но Ксения Егоровна действительно оказалась с левой резьбой по всей кукушечке. Определение «с приблажью» ей отлично подходило, емко характеризуя объект по всем параметрам.
На физиономию Свердлова Ксения Егоровна, числившаяся в реестрах Ордена Хозяйкой города Крапивина, оказалась так себе, ничего особенного, но фигуристая: сиськи выпирают из делового пиджака, задница такая, что… Не будем о заднице, я при исполнении.
Этим достоинства и исчерпывались.
Продавщица, которая все то время, что я ждал госпожу Свердлову, старательно отрабатывала свою зарплату, заливаясь соловьем о чудодейственном ассортименте их прекрасного магазина магических товаров (я еще при входе проверил: ничего из магических товаров в их магазине не было), при виде хозяйки притихла, прижалась к стеночке и старательно не отсвечивала, пока мы не ушли. Явно крови работодательница попортила ей немало.
На меня же Ксения Егоровна смотрела так, что я было решил: слаба на передок. Потом, правда, дошло: это ж она сколько немотаных нервов перед собой увидела!
Характер у Свердловой был препаскуднейший.
В итоге, из моего жеста доброй воли получился цирк с конями: Ксения Егоровна показательно била копытами, я изображал что-то среднее между укротителем и клоуном.
А всего-то, что попытался проявить вежливость и не работать на чужой территории за спиной местной власти. Чин чином пришел, изложил дело, попросил содействия… И получил ведро помоев на голову.
Ладно, хватит. Лучше думать о деле, чем об этой жопастой с-с-с…
Удивительно правдива все же истина, дошедшая до наших дней еще со Средневековья: ведьму делает не сила, ведьму делает характер!
Навигатор вел меня по летнему городу, а я пытался взять себя в руки, абстрагироваться от раздражения и направить мысли в рабочее русло.
К черту ущемленное самолюбие, потом финансовый отдел Ордена вздрючу за попустительство.
– Не будь она одаренной, я бы и внимания не обратил на этот труп. Ничего примечательного в целом. Если бы полгода назад я не вскрывал такую же барышню. – Кирилл Андреевич Левашов, судмедэксперт крапивинского бюро судмедэкспертизы, методично уничтожал свой обед, попутно объясняя мне, что именно побудило его вызвать инквизицию. – Такую же – я имею в виду, слабую и неинициированную.
Мы сидели в кафе неподалеку от крапивинского морга и с толком распоряжались Левашовским обеденным перерывом.
– Вот и зацепился вниманием. – Кирилл Андреевич отрешенно покрутил вилкой в воздухе, подбирая слова. – Обе женщины были убиты ножом в сердце, но одну ударили со спины в положении стоя, и она, скорее всего, не ожидала нападения: следов сопротивления не было. Вторую – в грудь, между третьим и четвертым ребром, удар был направлен вертикально вниз, и жертва, скорее всего, была без сознания в результате удара по голове. Жертвы были разного возраста, найдены в разных районах города… Впрочем, вы знаете, я отослал вам отчеты. Больше различий, чем сходств. Но обе были неинициированными одаренными, и обе были убиты одним ударом в сердце.
Левашов, сам одаренный, очень слабый, но все же инициированный, за что и был в свое время завербован инквизицией в качестве агента на месте, задумчиво подбирал слова, пытаясь найти логическое обоснование тому, что было нашептано ему интуицией.
– И нож вполне мог быть один и тот же: длина клинка не более двадцати сантиметров, ширина у основания, входная рана, характерное осаднение совпадало… Вы ешьте, Максим Владимирович, уверяю, вы такой окрошки нигде больше не попробуете! – спохватился Кирилл Андреевич и продолжил излагать сведения о деле. – Это, конечно, не основание утверждать, что нож был действительно один, полно кухонных ножей с такими характеристиками. Словом, сам не знаю, что меня дернуло – поднял записи и нашел сентябрьскую жертву. Эту нашли в промзоне, на железнодорожной насыпи. С ней, к сожалению, работал мой коллега, поэтому я не могу стопроцентно утверждать, что она тоже была слабой неинициированной одаренной, но описание раневого канала совпадало, в возрастной интервал она укладывалась, и нашли ее, как и первых двух, без денег и документов… В общем, дальше тянуть не стал, связался с вашими – я судмедэксперт, а не следователь, – развел он руками. – Пусть специалисты решают, совпадения это или статистика.
Я согласно кивнул: разумно.
– Я могу взглянуть на тело последней жертвы?
– Да, конечно. Я постарался затянуть судмедэкспертизу, так что… Выписать вам пропуск?
– Не надо. – Корочки, дающие право интересоваться ходом следствия, у меня были, но хотелось бы пока обойтись без интереса со стороны официальных лиц. – Так пройду.
– Возьмите, – Левашов протянул мне флешку. – Я постарался собрать здесь всю информацию по этим трем делам, к которой у меня есть доступ. Только сами знаете – у меня нет никаких контактов с магическим сообществом города, и тут уж я вам быть ничем полезен не могу, – слегка смутился мой собеседник.
– Спасибо, Кирилл Андреевич, – вполне искренне поблагодарил я его.
К счастью, у инквизиции хватает информаторов, чтобы не переживать о подобных вещах.
Левашов пообещал написать, когда в морге будет удобный момент для визита с минимумом свидетелей, и попрощался: обеденное время закончилось.
А я остался и все же отдал должное окрошке: и впрямь, весьма недурно!
Уже в машине вставил флешку в ноутбук, пробежался взглядом по документам, сделал несколько звонков.
Инквизиция щедра и предусмотрительна, и источников информации у нее больше одного в каждом городе и населенном пункте.
Окрестности я успел изучить накануне, забросив вещи в гостиницу и как следует поколесив по городу, а теперь пора приниматься за работу.
Саврасова Марина Федоровна, погибшая в сентябре прошлого года, проживала с мужем и двумя детьми на улице Ершова, 105, ее отец с матерью жили в частном секторе по адресу Осипенко, 36, а захоронена была на Северном кладбище, номер и схема участка прилагаются.
Навигатор добросовестно отчитался, что ближайшей ко мне точкой является дом, и построил маршрут.
В первую очередь следовало установить, являлась ли она одаренной.
Официально дело об убийстве Саврасовой было закрыто по горячим следам: ранее судимый за убийство с целью ограбления Юрков В.С. дал признательные показания о том, что напал на Саврасову М.Ф., рассчитывая добыть денег на дозу, нанес один удар ножом в сердце сбоку, орудие убийства выбросил в мусорный контейнер, в содеянном раскаивается и на данный момент отбывает срок в теплых объятиях ФСИН.
Возможно, Юрков В.С действительно убил Марину Саврасову. Возможно, проверка выявит, что одаренной Марина Федоровна не была, и я с чистой совестью перемещу ее вниз в списке вероятных жертв серийного убийцы.
Но пока что это означало только то, что проводить проверку будет сложнее: не стоит зря тревожить чужое горе.
Частный сектор Крапивина встретил узкими улочками, деревьями вдоль тротуаров и беспородной собакой, нахально развалившейся на проезжей части и уступившей дорогу моему автомобилю с видом величайшего одолжения. Сонная благостность и лавочки под окнами, как в деревне, – так и не скажешь, что в какой-то паре-тройке сотен метров черепашьим шагом ползет в пробке транспорт по загруженному шоссе.
Поводил взглядом, разыскивая нужный номер дома. Остановил машину, прошел к окрашенным в зеленый цвет воротам и придавил звонок.
– Здравствуйте, я по объявлению о продаже дома, – сообщил я подошедшей на зов хозяйке.
В принципе, можно было ничего не говорить, а молча уезжать: от пожилой женщины, скрытой от меня слоем листового железа, еле ощутимо тянуло силой.
– Мы ничего не продаем, – вежливо отозвалась она, не торопясь открывать калитку, но мне это было и не нужно, все, что мне требовалось, я видел не глазами.
Так же вежливо, как и собеседница, уточнил:
– Ваш адрес – Лосевой, 36?
– Нет, молодой человек, – судя по голосу, дама сочувственно мне улыбнулась и принялась объяснять. – Вы проехали нужный переулок, вам сейчас вернуться до перекрестка, повернуть направо…
– Большое спасибо! – от души поблагодарил я мать покойной Саврасовой, не слушая объяснений, которые мне все равно не понадобятся.
Мне сейчас все равно на Ершова, 105 – караулить детей Марины Федоровны.
Девятиэтажки на Ершова собрались в коробку, и внутри коробки мерно булькала дворовая жизнь: старики на скамейках, подростки на детской площадке.
Я обвел двор глазами, выбирая, к кому обратиться, потянул на себя силу из медальона, сплетая потоки: симпатия, чуточку доверия, рассеянное внимание – заключительным штрихом.
– Добрый день, дамы! Не подскажете, где я могу найти Анну и Евгения Саврасовых? Наш фонд «Добро – детям» в рамках программы поддержки детей-сирот проводит опрос с целью уточнения, не нуждаются ли они в материальной помощи, – бодрой скороговоркой выдал я, демонстрируя жизнерадостную улыбку.
– Да кто ж в ней нынче не нуждается? – рассудительно отозвались стражи подъезда, оттаивая от сочетания инквизиторского воздействия и удачной легенды. – Вон он, Женечка-то. На площадке, в синенькой футболке. А Анька только-только из школы пришла, это вам на четвертый этаж надо, молодой человек, в сто пятую!
Рассыпавшись в благодарностях, я, уже не опасаясь, что бдительные дамы вызовут наряд полиции, увидев незнакомого взрослого рядом с двенадцатилетками, направился к объекту.
– Евгений Андреевич Саврасов?
Мимо. Ни следа дара.
– Вы не могли бы проводить меня к вашей сестре? Мне необходимо задать ей несколько вопросов, – я мягко усилил нажим, и вихрастый русоволосый мальчишка без возражений встал и повел меня домой.
А через десять минут я уже спускался вниз.
Анна Саврасова, как и ее брат, не имела никаких следов магического дара.
Меня ждало кладбище.
Если повезет, там я получу окончательный ответ, была ли Марина Саврасова ведьмой.
Если да, Саврасовы получат свою материальную поддержку: фонд «Добро – детям» действительно существует, а инквизиция не обеднеет от разовой выплаты, хоть их мать и не платила налог Ордену.
Если нет – все равно получат, по праву сродства с бабкой.
Кладбище, где похоронили Саврасову, было в меру ухоженным и тихим. Потрескавшийся асфальт въезда и умеренные заросли в старой части.
– Доброго дня. Вам чем-то помочь? – вежливый мужской голос отвлек меня от изучения схемы.
Что спрашивающий – одаренный, я понял еще до того, как оглянулся, специфика профессии, но кроме этого в мужчине ничего примечательного не было: добродушное лицо, средний рост, полноватая комплекция. Слегка потрепанный мужик чуть за сорок.
– Так вам подсказать чего? – повторил он свой вопрос. – Я администратор, если участок нужный найти или еще что-то…
Логика, в принципе, ясна: те, кто знают, куда идти, схемы не рассматривают. А если не знаешь – то куда проще обратиться к любезному проводнику за скромную благодарность, чем плутать в хитросплетении кладбищенских аллей.
– Спасибо, я уже все нашел, – с вежливой улыбкой отказался я от услуг и под разочарованное «Ну как знаете! Обращайтесь, если чего» в спину углубился в ряды надгробий.
Могила Саврасовой находилась в новой части кладбища, среди таких же свежих захоронений, которым еще и памятники сделать не успели.
Осевший за девять месяцев холм, крест с табличкой. Имя-фамилия-отчество, даты жизни через тире. Я присел, опуская на землю заранее приобретенный букет, на случай если столкнусь здесь с родственниками Саврасовой, да и вообще, человек, пришедший на кладбище без цветов, сразу же возбуждает подозрение – а не по делу ли он тут?
Выпрямился. Постоял, склонив голову и убрав руки за спину. Обошел могилу, провел ладонью по кресту – несколько секунд задержки не критичны, а со стороны похоже, что я для этого и тронулся с места, – и завершил круг, вернувшись на место, с которого начал.
Нити силы, переплетенные с шагами и словами, развеялись, оставив мне ответ.
Я медленно побрел от последнего пристанища Саврасовой Марины Федоровны, прикидывая, как буду искать серийного убийцу, на счету у которого как минимум три не инициированные ведьмы.
Старая часть кладбища дышала покоем и умиротворением, здесь кое-где пощадили деревья и куст шиповника, и на нем среди зеленых мелких плодов кое-где встречались нежные розовые цветы, здесь какой-то оригинал засадил цветник надгробия земляникой… Двигаясь меж рядов прогулочным шагом, я составлял то, что мой наставник именовал «планом розыскных мероприятий».
Рабочий день в крапивинском морге уже закончился, и в здании остались только дежурные, когда напряжение в сети внезапно скакнуло, выведя из строя видеокамеры. Охранник в будке на въезде ругнулся и принялся куда-то названивать по внутреннему телефону. Потом ругнулся снова и достал мобильник:
– Андреич, тебе тут пакет оставили, сказали, ты в курсе. Слушай, на будущее, ты предупреждай!
Левашов Кирилл Андреевич выскочил из невысокого белого здания буквально через считанные минуты.
– Спасибо, Леш!
– Да не за что, – ворчливо отозвался охранник. – Но ты реально, Андреич, предупреждай – я его за малым не послал!
Судмедэксперт клятвенно заверил и рысью поспешил на рабочее место, прижимая локтем злополучный пакет: с неба неспешно начинал накрапывать мелкий дождик, капли падали на разогретый асфальт и тут же высыхали, оставляя после себя только запах.
В кабинете Левашова пахло иначе: чаем, бутербродами и – самую малость – формалином.
Нашарив на столе нож, Кирилл Андреевич подцепил клапан толстого плотного бежевого конверта, взрезая жесткую хрустящую бумагу, и дернулся от внезапного звука: я стукнул о раму двери, предупреждая о себе:
– Добрый вечер, Кирилл Андреевич!
– Максим! – сердито рявкнул судмедэксперт, выдохнул, перевел дыхание и вежливо добавил. – Владимирович…
– Извините! – я примирительно улыбнулся и миролюбиво добавил. – Можно просто Максим.
Он посопел, сердито сверля меня взглядом, и вздохнул:
– Чай будешь?
– Буду! – согласился я.
Во-первых, мне было слегка неловко, что испугал человека, но что поделать, эти чары лучше ложатся, когда о присутствии колдующего не знают, а во-вторых, побегал я по городу сегодня изрядно.
Чай пах умопомрачительно, окрашивая кипяток в густой красновато-коричневый цвет.
– Камеры тоже ваша работа? Угощайся, – Левашов подвинул ко мне тарелку с бутербродами.