Не знаю, как бы помягче сказать, но мы с подругой… с придурью, что ли, потому что с какого-то перепугу решили, что в Суздале непременно надо курить.
Что? Вы ездите в Суздаль не за этим? Ну вы ханжи, господа, потому что я считаю так: в Суздаль любой человек волен ездить за чем угодно: хоть на голове постоять на кремлевском валу, хоть ворон посчитать возле дома Бальзаминова, хоть заглянуть в окна к актрисе Яне Трояновой, которая живёт там напротив цветной церкви, хоть чехонь понюхать в торговых лавках или даже, к примеру, не подняться на колокольню – хорошему человеку дозволено всё, даже частица не.
А мы с подругой, несмотря на то что с придурью, всё-таки хорошие люди.
Некоторые вводные: я не курю, подруга тоже, а пачка сигарет в моем доме образовалась еще во времена плюшек и первой самоизоляции. Тогда я вышла в магазин за дрожжами, и приволокла вместе с ними шоколадные сигареты: нашло.
Но курить не стала: не сложилось, да и потом как-то случай не представился.
А тут – теплый сентябрь, из дома ещё можно выйти более, чем на 500 метров, – и поездка в Суздаль замаячила на горизонте.
Но мы-то знаем эти путешествия – доктор Курпатов, голубчик, подтверждает – они требуют эмоционального подкрепления, чтоб уж наверняка в память врезаться. И вот таким подкреплением должны были стать сигареты.
Упущу момент с дорогой, тем более что дорога туда в целом состоялась так, как и планировали. Поезд до Владимира, автобус, – и мы уже в Суздале на автостанции, откуда до центра города с его церквями еще идти сколько-то километров, но людей на подъеме и в предвкушении не пугают расстояния.
И вот мы идём, все равно что ёжики с узелками-рюкзаками за плечами. Идём по тропинке, и вдруг слева – поле. Ахнули. А на поле – лошадь. Белая. А мы – ёжики. Ахнули дважды. Я про себя вспомнила Норштейна, и с радостным криком «Лоша-а-а-адь», понеслась сквозь бурьян и колючки к ней. Человек городской считай дикий, нам ведь этих лошадей только в памятниках показывают или на картинках. А тут – живая.
К тому ж вокруг поле, небо, счастье, красота… лошадь опять же.
Мы неминуемо решили: быть пикнику на обочине зачеркнуто на поле. Расстелили плед (подруга у меня предусмотрительная), сели трапезничать: лошадь пасётся, мы едим – всё по совести.
Едим и удивляемся: как же все-таки ладно получается – и день погожий, и Суздаль вот-вот откроется во всей красе, и мы. Хорошие, говорю подруге, мы люди.
И достаю сигареты – мол, давай курить, пора эмоционально Суздаль закреплять.
Подруга согласилась и жидко потрясла коробком спичек.
Тут должна быть мхатовская пауза, потому что спичек предусмотрительная и очень оптимистичная подруга взяла штук 10.
То есть, конечно, для продвинутых пользователей – за глаза, а для «чайников», которые никогда не курили и не знают, что значит «дать прикурить» в прямом, так сказать, смысле, затея могла накрыться медным тазом.
Лошадь жевала траву и, кажется, закатывала глаза, то ли от удовольствия, то ли от недоумения, глядя на нас.
А подруга входила в раж: рьяно зажигала одну спичку за другой, но каждый раз вмешивался ветер. Зажигала снова – и снова безрезультатно.
Пробовала и я – всё впустую.
10 спичек были истрачены в пару минут, а скилы так и не прокачены и компетенции не освоены.
Если бы это была сцена из фильма, лошадь непременно должна была бы на последней, десятой, спичке заржать. Ну, чтобы как по Чехову: только у него про ружье на стене, а у нас – про лошадь, и раз уж она появилась в тексте, то могла бы и заржать.
Но ржали мы. Можно даже добавить – как кони, чтобы до конца отыграть появление лошади.
А потом, успокоившись, подумали, что «если есть в кармане пачка (бом!) сигарет, значит всё не так уж плохо на сегодняшний день».
В том смысле, что целая пачка – всяко лучше, чем пустая.
Тем более, что у нас ещё много необъезженных городов, а значит, и шансы покурить тоже теоретически есть.
В следующий раз подруга грозится даже взять спичек побольше.
Мешок картошки
Мама на днях звонит и говорит: занесите, мол, картошку с балкона, иначе она там замёрзнет и пропадет. Я, говорит, смотрела прогноз погоды, у вас будет -13 ночью. И повторяет: за-не-си-те.
Я закатила глаза как подросток (хорошо, что мама этого не видела) и дала задание сыну: зря я его нарожала, что ли.
Пошел, занес.
Мешок встал довольно под стол, обмяк, как пьяница, который в тепло попал после мороза, и стал преть в квартирно-батарейном раю. Вот-вот станет глупости нести.
Мама позвонила на следующий день. Проконтролировать,
Спросить про мешок.
Говорю, занесли, конечно. Вон, лежит, под столом. И, проходя мимо, пнула его для убедительности.
Мешок нехотя подвинулся, раздался вширь, расплылся, теряя форму, и сделал вид, что картошки в нем больше, чем есть на самом деле – пускал, шельма, пыль в глаза, причем натурально.
Два дня я продержала мешок дома. Почти привыкла к нему. А что, думаю, у кого-то собачки, а у меня мешок с картошкой, который ни кормить, ни выгуливать не надо. Знай себе, заноси с балкона и терпи его несовершенство в интерьере.
Мама тем временем держала в курсе погодных изменений. Градусник за окном у меня есть.
Но
мама
знает
лучше.
На улице стало -5, и я снова попросила сына выдворить мешок на балкон, чтоб не привыкал.
«Ну и развлечения у тебя», – подумал сын, но вслух не сказал. Хороший сын, хоть снова рожай.
Вечером по традиции звонит мама с метеорологическими сводками.
Начинает издалека: как мол, у вас дела, что делаете, чем ужинали, гуляли ли, как на работе, что в холодильнике. А потом выдает: у вас морозы обещают, вы картошку занесли?
Да занесли, говорю, но потом опять вынесли. (Закатываю глаза, вздыхаю и неслышно хлопаю себя по лбу.)
Она говорит: заносите обратно, пропадет.
Всё повторяется: я зову сына, сын заносит мешок, я наблюдаю это безобразие в комнате, мама довольна, мешок намекает на прописку.
И вдруг
слу-
