Моя жизнь в Боге

Статуи на берегу моря

Мое детство проходило на Черном море, под шум прибоя морских волн и молчание скал. Как только начинался купальный сезон, мы с друзьями не вылезали из воды, пока не наступала осень. Особенно любили пляж, который называли «Скалки». Он так назывался, потому что там не было ни песка, ни топчанов, ни удобных мест для отдыха приезжих. Были лишь скалы, камни, поросшие водорослями, гроты, в которых плескались волны, и галька. Этот пляж всегда был безлюдным, да и вообще это не был пляж, а просто скалистый берег моря. Я мог сидеть на нем часами и даже днями. Мне так понравилось это место, что я начал бегать по утрам к этим скалам. Родители считали, что я делаю утреннюю пробежку, и я действительно бегал в спортивном костюме, но я просто бежал к этим скалам и волнам, чтобы посидеть рядом с ними, как будто ожидал от них какое -то послание. И однажды это послание пришло.

Придя как-то раз на берег и выбрав место для сидения, я увидел справа от себя, метрах в пятидесяти целую группу из больших странных камней, которых еще сутки назад здесь не было. Присмотревшись получше, я пришел в изумление – это были не камни, а большие трех- пятиметровые каменные статуи, которые стояли как ни в чем ни бывало на берегу моря. Вот – человек, стоящий на одной ноге в странной позе, а вот – женщина, сидящая на земле, подогнув одну ногу, вот – гигантская рыба, застывшая у воды …

Статуй было более десяти, мне не пришло в голову их пересчитать. Откуда они взялись здесь? Кто их мог сделать? Может, какой-то скульптор вытесал их из камня за одну ночь? Может, кто-то привез их из музея? Но я понимал, что это невозможно. На них были водоросли, словно статуи находились здесь сотни лет. Они были гигантскими. Я хоть и был ребенком, школьником, но мыслил абсолютно трезво и логично. То, что я видел своими глазами, было по меркам нашего мира невероятным, невозможным. Но оно было прямо перед моими глазами!

Мой ум отказался анализировать, я просто принял это, как будто, так и должно быть – без раздумий. Просто сидел и смотрел на статуи …

После этого случая я долго не ходил в это место, а когда пришел снова, то статуй больше не было. Они исчезли.

Море, скалы и камни передали мне свое послание, и я его получил. Я не мог выбросить из головы эти статуи на берегу лет десять. Уже повзрослев, несколько лет подряд я снова и снова приходил в это место, пытаясь обнаружить хоть какие-то следы этих статуй. Но ничего не было. Осталась лишь моя память, которая хранит это более тридцати лет, как самое удивительное событие в жизни .

Отстранение от мира. Место силы. Самадхи

Заканчивался 1980 год. Мне шел тринадцатый год. Только что в СССР прошла грандиозная Олимпиада «Москва-80». Ее закрытие проходило с большой помпой и произвело впечатление на всех взрослых, кого я знал.

Родители к тому времени наконец-то получили новую квартиру в новом строящемся районе, как его называли «Остряки». Чтобы ее получить отец стоял на очереди десять лет, затем писал письмо на имя Генерального Секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева, поскольку был секретарем партийной организации воинской части и записывался на прием к командующему флотом. За то, что он записывался на прием к командующему без ведома начальства он, как военный, даже получил от командования воинской части дисциплинарное взыскание – несколько суток гауптвахты. Я часто слышал разговоры отца и матери об этом. Несколько лет это было целой «политической» проблемой в нашей семье.

Наконец-то эти мытарства закончились, и отец получил долгожданный ордер на квартиру. Мы начали переезд. По нашим с сестрой детским меркам, квартира была большой, шикарной – три комнаты, целых сорок девять квадратных метров! Переехав, пока не было мебели, мы часто играли в футбол в большой комнате.

Этот переезд каким-то образом повлиял на мою дальнейшую судьбу.

Квартира находилась на девятом этаже девятиэтажного дома. Мало того, что эти дома располагались крестом, этот крестообразный дом находился на самой высокой точке города – на вершине большого холма. С этого места весь город был виден как на ладони.

Я много раз проверял свои предположения, наблюдая это место с разных ракурсов, и убеждался, что это так. Мы переместились жить на самую высокую точку в городе!

По моим ощущениям, это определенно было «место силы». Простое пребывание в этом месте было для меня медитацией. Моя медитация резко пошла вверх. Я переживал медитативные опыты обычно под вечер или перед сном, причем без всякого труда. Позже я узнал, что такие опыты ищут многие духовные искатели, усердно прилагая усилия, но мне было достаточно в то время удобно устроиться на кровати в детской комнате – и все происходило само собой.

Я утрачивал ощущение тела и погружался в нирвикальпа-самадхи за пределы этого мира. Тогда я не знал даже этих слов, я только понимал, что со мной происходит нечто великое, не вписывающееся в картину мира обычных людей, то, что никто не знает и не понимает. Я переживал такие невероятные измерения за пределами имени и формы, которым и сейчас могли бы позавидовать многие хорошие йоги, живущие в пещерах. Эти переживания полностью перевернули мою жизнь и растворили мое эго.

Я чувствовал себя бесконечно одиноким, у меня исчезли друзья, человеческие цели в жизни, я утратил всякий интерес к играм со сверстниками, учебе, тем целям и ролям в жизни, которые мне подыскивали родители. Мои сверстники по играм и одноклассники подрастали, они начинали активно интересоваться модными вещами, девушками, автомобилями и с энтузиазмом строили планы на будущее, мечтая, как они будут учиться в вузах, создавать семьи, устраиваться на работу. Помню, в то время среди них считалось престижным плавать на кораблях дальнего плавания за границу.

Они собирались и ходили на дискотеки, на футбол, посещали пивные бары, воображая себя взрослыми. Я же, наоборот, все больше и больше отстранялся от любых связей и отношений. Я остро чувствовал иллюзорность, фальшь и бесполезность всего этого, зная, что те переживания, которые были у меня внутри, не оставят камня на камне от всех человеческих планов и ценностей. Я четко понял, что пути и ценности мира людей не являются моими путями и ценностями.

Мое окружение тоже изменилось. Я дистанцировался почти от всех друзей и одноклассников, так как наши ценности и цели в жизни стали сильно отличаться. Я бродил без цели и без единой мысли один по городу и чувствовал себя полностью удовлетворенным.

К тому времени моя медитация стала естественной, я постоянно медитировал даже на уроках в школе, сидя за партой, так, что даже не ощущал своего тела. Мне не нужно было прикладывать усилий к медитации. Я был в Том. То просто накрывало меня, подхватывало и уносило, а я не сопротивлялся этому.

Затем, когда медитация заканчивалась, жил, сохраняя это ощущение, где бы я ни был. Это было невероятное, радостное и легкое ощущение, фонтанирующий азарт, игра, когда ты знаешь, что все нереально и подобно сну, тебя нет, нет других, но все чудесным образом проявляется. Иногда, сидя на занятиях в школе, я расслаблялся и смотрел в пространство, по телу поднимался сильный огонь, сопровождающийся покалыванием и блаженством, а затем наступало сильное расширение сознания.

Я сидел в классе, сосредоточившись на одной точке, не слышал голоса преподавателя и не осознавал, что происходит вокруг. Из -за этого одноклассники стали странно смотреть на меня, так как я, по их мнению, был довольно странным. Так оно на самом деле и было. Я был настолько отстраненным, что это бросалось в глаза всем окружающим. Но меня это мало волновало. Их маленькие цели и проблемы мне казались смешными. Тем не менее, все понимали, что я каким-то странным образом, знаю нечто, что не известно им, и уважали меня. Иногда, когда одноклассникам нужно было решить какой -то вопрос с учителями, классным руководителем или даже директором, они подходили ко мне за советом.

Я сохранил адекватность в таком возрасте только потому, что уже и так чувствовал свою внутреннюю неадекватность, и имел некоторый опыт самодостаточности, отрешения от мира, игры с миром и другими людьми. Я хорошо и ясно провел для себя границу между собой и своими опытами, всеми людьми и остальным миром. И никогда не нарушал ее .

Я даже написал небольшой рассказ с собой в главной роли, где описал это положение. Там были такие строки, я их помню даже сейчас:

«Он был довольно молод, но чувствовал, будто ему тысяча лет. Еще с самого детства он понял, что его не интересует то, чем живут окружающие люди. Эта черта между ним и людьми была проведена им самим очень давно, без особых раздумий, страхов и колебаний.

Никаких мук непонимания, выяснений отношений, конфликтов с людьми у него никогда не было. Просто он однажды принял это для себя как естественный факт. Как принимают свой цвет глаз или волос, или дождь на улице — без комментариев.

Факт, что люди — это люди, а он — другой. У них своя жизнь, у него — своя. Возможно, он тоже — человек (скорее всего, так и есть), но какой-то другой, космический, неземной, с другими генами что ли.

Эта инаковость была настолько вопиющей для него самого, что он думать не мог о том, чтобы обсуждать ее с кем-нибудь из родных или знакомых.

Ему гораздо проще было ее скрывать, тщательно маскировать под маской обычности, мечтательности или даже рубахи-парня, весельчака, закадычного друга, службиста, делающего карьеру или всеобщего любимца. Да мало ли масок и ролей существует в мире! Одно он хорошо знал: живя среди людей, надо жить как люди, уметь говорить как люди и делать вид, будто тебе интересно то, что и людям. Никогда и ни при каких обстоятельствах не следует выдавать себя, так как неизвестно, чем это может закончиться…»

Чтобы хоть как -то намекнуть людям на эту реальность, в которой я непрерывно находился днями и ночами, я продолжал писать фантастические рассказы. Это было для меня отдушиной, я их больше никуда не отправлял. Я просто читал их одноклассникам, чтобы хоть как -то повлиять на их сознание, пробудить его, показать, что в этом мире есть нечто великое, запредельное, таинственное, необычное, волшебное, божественное, то, что выходит за наши человеческие представления. Но это лишь еще больше убедило одноклассников во мнении, что я довольно странный человек.

Юность. Космос. Любовь

Шла зима 1983 года. Мне уже исполнилось пятнадцать лет, и я учился в девятом классе. Внешне казалось, что жизнь идет своим чередом. Я со своим закадычным другом Стасом из соседнего дома посещал секцию каратэ в спортклубе КЧФ. Тренировки были изнурительными, зато после них наступало сильное расслабление, и медитация шла очень хорошо.

В свободное время мы тренировались самостоятельно, слушали музыку – «Спэйс», «PFT», «Зодиак», которая в то время была атрибутом «космической» молодежи вроде нас, кем мы себя реально считали.

Родители все чаще заводили разговоры со мной на кухне о моем будущем. Смысл всех разговоров сводился к одному: надо поступать в ВУЗ, неважно в какой, лишь бы получить высшее образование, а там, глядишь, я поумнею и сам разберусь в жизни.

Мне было совершенно все равно. Я был до краев наполнен медитацией и мне были смешны все светские планы родителей, которые хотели меня получше устроить в жизни, чтобы все было «как у людей». Я-то как раз совсем не хотел, чтобы у меня все было, как у людей. Я был сам по себе, и мещанское людское счастье с его ценностями меня вовсе не прельщало. Очевидно, моя старая привычка с детства все сглаживать, быть «вещью в себе», по выражению моего друга, не идти на открытый конфликт, не показывать свои убеждения, а, наоборот, тщательно маскироваться, прятать и скрывать себя, играть ту роль, в которой хотели бы меня видеть другие, сработала не в мою пользу. Я отмалчивался, говорил, что, в общем, я вроде бы и не против, а сам думал, как мне поскорее улететь на другую планету или по крайней мере стать монахом, чтобы меня никто не трогал до конца жизни.

Мои любящие родители искренне считали, что я – просто несмышленый подросток, еще не имеющий своих убеждений, и хотели помочь мне выйти в люди, стать счастливым в их понимании.

Родительская любовь… Она всегда грела и окутывала меня. Даже когда я сам внутри был холоден, как ночное звездное небо. Я всегда буду благодарен родителям за все, что они сделали для меня. Но внутри я никогда не слушал их, потому что у меня было знание, которого не было ни у них, ни у моих сверстников, ни у школьных учителей, ни у тех, кого я знал в своей жизни.

Знание чего? Знание Истины.

Того, что я не есть тело и ум, что я на самом деле – есть бесконечный космический разум, полный света.

Родители настаивали, что я должен учиться, а я не мог и не хотел ничего объяснять. Чтобы хоть как-то успокоить отца и мать, я записался на вечерние подготовительные курсы для поступающих в ВУЗы при СПИ – Севастопольском приборостроительном институте, сделав вид, будто собираюсь туда поступать. Курсы были ужасно нудными – математика, физика, геометрия, литература. Я неплохо учился в школе, но чтобы терпеть это и после дневных занятий, зная, что все равно это не мое, нужно было много смирения. Я просто сидел за партой, глядя в пространство и медитировал, как обычно. Это я умел делать в совершенстве еще с четвертого класса. В конце концов – медитировать в школе, дома или в двести шестой аудитории института, в который ты не собираешься поступать – какая разница?

Школа, секция каратэ, лекции в двести шестой аудитории СПИ на улице Гоголя – вот и все, из чего тогда состояла моя внешняя жизнь.

А внутри… Кроме медитации я рисовал на полях тетрадей вместо формул неземные пейзажи других планет, писал фантастические рассказы и тайком от родителей месяцами вынашивал «тайные планы», как же мне покинуть эту «мирскую суету», стать отрешенным отшельником. Да так, чтобы вокруг этого никто не заметил и не мог помешать мне! Время -то было еще то – комунистическо-материалистическо-атеистическое.

Мои родители были сторонниками «строгого воспитания», и «правильной жизни», все это было так характерно для их сурового послевоенного поколения. Даже за одни разговоры на такие темы неизвестно что могло бы быть. Я не любил конфликтов, не хотел никому причинять страданий, а просто стремился жить так, как хотел – быть всегда, день и ночь в том Божественном, что открылось мне, и продолжать медитировать. Жить всегда одному, наедине с Истиной. Но для этого надо было покинуть ту среду, в которой я тогда жил.

Вопрос о выборе будущего, своих ценностей, привязанностях, для меня как таковой вообще не стоял. «У инопланетян привязанностей к земному не бывает» – так иногда я шутил про себя.

Психологически, внутри, я уже давным-давно покинул мир, еще в детстве. Мои ценности, мой смысл бытия и цели в жизни уже давно и твердо сформировались лет в десять – тринадцать, вот только путей их воплощения я тогда не видел по своей молодости. Стоял вопрос, как сделать это практически, внешне, и сделать аккуратно, тихо, не привлекая к себе внимания.

У меня были следующие варианты: поступить в летное училище, затем попасть в отряд космонавтов и стать исследователем глубокого космоса. Возможно, наивно тогда думал я, мне удастся найти подходящую планету и спокойно, «официально» поселиться на ней вдали от людей. Смешно? Но в пятнадцать лет мы вполне можем себе позволить такие мечты.

Другой вариант: просто исчезнуть для всех надолго, уехать куда- нибудь, так, чтобы никто меня не нашел. Но я был слишком неопытен и к тому же не мог так неблагодарно поступить с родителями.

Мои опыты медитации не потускнели, а наоборот, казалось, достигли апогея. Я жил «со свистом в ушах» и «ветром в лицо». Мое сознание просто захватывалось той жгучей тайной, черной, холодной и необъятной бездной моего внутреннего «Я». Я смотрел в телескоп на Луну и звезды, рассматривал чертежи космических кораблей, листал справочники о других планетах и читал фантастов. Я любил космос, бредил им, мечтал сбежать с Земли в его черную, безбрежную бездну. Потому что космическая бездна снаружи была примерно тем же, что я испытывал внутри. Она была мною. Между нами не было разницы. Только она могла говорить со мной на равных.

Однако, был еще один небольшой нерешенный, но важный вопрос: я реально не понимал, что такое любовь, так, как это чувствуют люди. Примерно так, как не понимает человек с другой планеты.

У меня и в мыслях не было заводить семью или искать подругу, как это уже вовсю начали делать мои одноклассники. Но было настоящее любопытство, и этот знак вопроса стоял в моем уме несколько лет.

Однажды этот знак вопроса вылился в случайное знакомство с девочкой из соседнего дома. Мне было пятнадцать, ей – тринадцать, она жила на пятом этаже, а ее дом примыкал боком к моему. Романтика, прямо как в кино.

Познакомились мы случайно: кто-то с крыши кидал в нас (в меня и моего друга) шишками, когда мы тренировались во дворе, отрабатывая ката – домашнее задание нашего тренера по каратэ. Как- никак, мы себя считали «королями двора», а здесь такое!

Мы увидели кого-то на крыше девятиэтажного дома, и, быстро забежав в подъезд, поднялись на лифте, вышли через вход на крышу и настигли «террористов». Я помню даже, как в шутку крикнул, чтобы напугать хулиганов: «Так, всем стоять!»

Там, на крыше, была белокурая красивая девушка лет тринадцати, она была невысокого роста, а с ней девочка лет десяти, ее младшая сестра. Девушку звали Лена, а ее сестру – Вика. Она нас не испугалась, к тому же была хорошо воспитана и оказалась очень бойкой на язык. Лена сразу сделала мне замечание, как надо правильно разговаривать с «юными леди».

Через некоторое время я, по ее приглашению, пришел к ней в гости и познакомился с ее родителями. Меня, к моему удивлению, очень тепло встретили. Я стал с ней встречаться. Отец Лены оказался офицером морской авиации в чине капитана первого ранга, кажется, он служил в штабе.

Иногда мы уходили вместе, держась за руки, за черту города, в балку, которая начиналась сразу за домами. В ее присутствии мой ум останавливался, я чувствовал, как моя сердечная чакра буквально «плавится», а медитация еще больше усиливается. Возникало сильное блаженство, которое, однако, не затмевало мою медитацию, а привносило в нее новый вкус. Я словно немел, уходя глубоко- глубоко в себя.

Мы просто гуляли, держась за руки, иногда разговаривали. Ничего больше. Никаких планов на будущее. Этого было достаточно.

Однажды вечером, когда перед уходом домой мы обнялись на прощание, я вошел в очень глубокую медитацию, и мое сознание расширилось так, что я не мог двигаться, потому что все ветры собрались в центральном канале. Теперь я понял, что такое любовь, о которой так много говорили люди. Любовь – это очень мощная медитация. Это то же самое, что у меня всегда было внутри.

Любовь – это божественное в каждом из нас. Влюбляясь, мы медитируем. Но нам не удается сохранить эту медитацию, потому что мы ложно считаем, что причина любви не внутри нас самих, а снаружи.

Мой ум получил ответ на свой вопрос и больше никогда не думал об этом и не возвращался к этому. Девушка ушла домой, а моя любовь осталась со мной, внутри, и больше не искала ничего снаружи

Наши встречи сошли на нет после того вечера. В них больше не было смысла. Я понял то, что хотел понять. С тех пор даже слабая мысль о привязанности к другому не могла возникнуть в моем уме. Все есть во мне, внутри, чего же еще искать снаружи?

Моя любовь не исчезла, напротив, расцвела и расширилась, просто она перестала быть зависимой от внешнего. Мы привязываемся к телу, облику, душе другого человека вместо того, чтобы идти глубже, внутрь себя. Мы хотим сохранить любимого человека, чтобы он всегда был с нами рядом. Для этого мы стремимся его контролировать, цепляемся за него и пытаемся им управлять. Все это в конце концов убивает любовь. Но любовь можно сохранить навечно, если давать ей свободу. Не связывать и не ограничивать ее ничем

Ничем не ограниченная Вселенная с ее бесконечным космосом, звездами и галактиками была для меня олицетворением такой свободной, несвязанной ничем любви – любви к Божественному, к Богу. Я хорошо понимал, что ни за что не променяю ее на маленькую, человеческую, «земную» любовь.

Жизнь и служба в Киевском высшем военно-морском политическом училище

Шло лето 1987 года. Я заканчивал третий курс КВВМПУ. Мне шел двадцатый год.

Я учился, нес, как и положено курсантам, наряды на камбузе, во внутреннем и гарнизонном карауле, вестовым в столовой, дневальным по роте. Работал в городе на постоянных выделениях на работы по воскресеньям. Еще я занимался на турнике, качался, продолжал занятия каратэ в спортгородке, ротной сушилке и спортзале. Выполнял дыхательные упражнения, немного цигун и, разумеется, всегда и везде продолжал свою медитацию.

Я был на хорошем счету у начальства, так как никогда не ссорился, не шел на конфликт, не нарушал правила дисциплины, и вообще был покладистым, в отличие от многих.

Курсанты, молодые и горячие парни, конфликтовали между собой и младшими командирами постоянно. Лишь однажды за эти три года я вмешался в конфликт в классе и приструнил нашего горластого командира- начальника, старшину класса – старшину второй статьи Стригунова, просто пристально взглянув ему в глаза и спросив:

– А чего ты так кричишь?

Он замолчал, удивленно покрутил головой и успокоился под моим взглядом, не найдя что ответить.

Между тем в умах людей понемногу начинал дуть свежий ветер перемен. Наступала эпоха перестройки. Михаил Горбачев провозгласил курс на ускорение, затем на перестройку, демократию, гласность в стране и новое мышление. У советских людей пробуждалось сознание чего-то нового. Что-то неуловимо, неотвратимо менялось на наших глазах. Каждый вечер мы собирались в ротном помещении и смотрели передачу «Прожектор перестройки». В кругу курсантов активно обсуждались острые статьи в прессе и книги, разоблачающие сталинизм и проблемы советского общества. Мир менялся, но непонятно было, в какую сторону.