… И вот теперь я в компании совершенно незнакомого человека, невесть где и совершенно не понятно что я здесь с ним делаю. Как меня сюда занесло? Начиная трезветь, я запаниковала. Одна, с незнакомым мужчиной у него в доме, ни черта не помню, ни как села в машину, ни как хотя бы зовут этого господина! В моей нетрезвой голове вспыхнул маячок: Александра, ты что, дура?! Беги отсюда, пока не поздно! Это же надо было так напиться, чтобы потащиться с незнакомым мужиком Бог весть куда. Сейчас пристукнет тебя, изнасилует и убьет!
Думаю, все эмоции были у меня на лице. Мой новый знакомый слегка изогнул губы в улыбке:
– Ты что? Боишься меня? – взял мою руку и сжал моими пальцами бокал. – Не стоит. Ты сама захотела взглянуть на мое собрание живописи. – Вот этого я совсем не припоминала. – Если тебя что-то беспокоит, или ты не уверена в моих честных, – тут красавец улыбнулся шире, – намерениях, то я тебя тут же отвезу домой, или куда скажешь.
Страх исчез также внезапно, как и возник. Опустив глаза в бокал, я подумала и ответила:
– Нет, я тебя не боюсь, только вот я переоценила себя, я, наверное, не слишком трезва, чтобы оценить по достоинству такие сокровища, – обвела рукой его коллекцию.
– Отлично, оставим до другого раза, просто выпей и давай немного потанцуем.
Я глотнула обжигающую ароматную жидкость и почувствовала, что начинаю уплывать в сладкий туман. Голова закружилась, тихий голос Дайаны Крол пел: «… я впустила тебя к себе под кожу…»
Незнакомец обнял меня одной рукой, спокойно и уверенно повел в танце, в другой руке он держал свой бокал. Приятный аромат одеколона, который я почувствовала еще в машине, снова приласкал мое обоняние. Глаза жмурились от того, что мне вдруг стало невыразимо хорошо! Пальцы партнера крепче сдавили талию, потом и вторая рука обняла меня, и мужчина невесомо коснулся своими губами моих губ. И тут я окончательно потеряла счет времени, мой рассудок отключился.
Не помню, как мы оказались лежащими на диване. Мое тело было распластано под тяжестью незнакомца. Я чувствовала жадные поцелуи у себя на лице, на шее, в вырезе платья. Мужчина вдавливал мое послушное тело в мягкие подушки дивана. Потом его язык потребовал, чтобы я пропустила его внутрь и принялся исследовать мой рот. Я не чувствовала в себе ни сил, ни желания сопротивляться его ласкам. А пальцы мужчины уже сдвинули вырез платья и сдавили грудь, освободив ее из-под ткани. Губы переместились ниже, и уже его язык ласкал острые соски. Жаркие прикосновения его языка вырывали из горла непроизвольные стоны. Мне хотелось одного – чтобы мужчина не прерывался ни на минуту. Руки его, как-то незаметно скрутили подол платья, продвинулись вверх по бедрам, стали постепенно перемещаться к лону, колени настойчиво разводили мои ноги. Я вся дрожала от нетерпения, от напряжения, от предчувствия удовольствия.
Много месяцев я не была с мужчиной и все это время даже не чувствовала потребности в физической близости. Я забыла, или мне казалось, что забыла, что такое дрожать от желания мужского тела, горячих прикосновений, сгорать от вожделения. Но в тот вечер я безумно хотела близости. И уже не сдерживая себя, громко застонала, требуя от незнакомца: «Еще!».
Я извивалась под ним как самка, ведомая к совокуплению животным инстинктом. Волосы разметались по дивану, а я выгибалась всем телом навстречу самцу. Мне хотелось самой содрать с себя всю одежду.
– Тише, тише, девочка, – его бархатный шёпот раздался у меня над ухом. Мне показалось он улыбался. – Не торопись, я хочу тебя не меньше, но нужно быть осторожными. Подожди минуту, я должен побеспокоиться о безопасности.
Мужчина оторвался от меня, приподнялся и, видимо, залез в карман брюк за презервативом. Я опять застонала от жадного нетерпения.
– Сейчас, сейчас, милая… – шептал мужчина.
Зубы надорвали целлофан, и я догадалась, что мой любовник раскатывает резинку.
Спустя несколько мгновений он уперся напряженной плотью в мой совершенно мокрый вход. Боже, как же приятно притянуть крепкое тело к себе, обхватить сильную, уже мокрую от пота шею. Подавшись мне навстречу, мужчина издал стон и резко вошел. Твердая, горячая плоть растянула меня изнутри, вызвав одновременно и боль, и удовольствие. Я тоже застонала. Было невыразимо приятно от чувства заполненности. Ноги обхватили мужской торс, тело подалось ему навстречу и поняла, что в эту ночь у меня будет лучший секс в моей жизни.
Потом были только его движения, дыхание, горячившее шею, его короткие взрыки и мои выдохи.
– О-о-о, – гортанные стоны случайного любовника доставляли удовольствия не меньше, чем его резкие движения, – давай, девочка… давай, еще, милая…
Он увеличил амплитуду движений. Теперь каждое проникновение стало еще резче и сразу достигало максимальной глубины. Мне казалось, что он вот-вот кончит. Но я хотела, чтобы мое удовольствие длилось и длилось. О, Боже, как давно я не чувствовала мужчину… Я сжала ногами бедра любовника и прошептала:
– Я хочу долго… хочу еще…
Страсть брала свое и мы снова и снова неистово бросали тела навстречу друг другу, доводя себя до изнеможения.
Это была схватка, два обезумевших от страсти и похоти животных жадно совокуплялись, готовые разорвать друг друга на части. И это длилось, и длилось, и длилось…
Оргазм мы испытали одновременно. Крик женский и крик мужской слились и, казалось, от этого аккорда весь мир вспыхнул и взорвался. Тело любовника задрожало в конвульсиях, он стонал, а я наслаждалась волнами расходящегося по всему телу экстаза.
Потом обессиленные, тяжело дыша, мы лежали не в силах расцепиться. Все еще оставаясь во мне, мужчина приподнялся, отстранился, провел кончиками пальцев по моим губам. Это был жест невысказанной словами благодарности. Он глядел мне в глаза, приспустив веки, губы его улыбались.
– Ты просто великолепна, Алекс… это было чудо!.. Никогда ничего подобного я не испытывал… Спасибо…
Так мы лежали без сил, прижатые друг к другу силой земной тяжести, мокрые от пота, от истекших друг на друга соков, успокаиваясь, слушая биениях сердец. У меня шумело в голове, дрожали руки, все еще сомкнутые на спине мужчины. Мой случайный любовник наконец оторвался от меня, приподнялся и, опершись на локоть, молча разглядывал меня. Его глаза скользили по моему лицу, словно вбирая в себя все малейшие черточки. Я тоже смотрела на него сквозь полуприкрытые веки. Мокрое от пота лицо, легкий загар, серые глаза под темными ресницами, крупный прямой нос, свежие губы. Сколько ему лет? От тридцати до сорока, наверное. Темные, почти черные волосы тронуты ранней сединой. Да, ближе к сорока…
Тело устало под тяжестью мужчины, и я пошевелилась, стараясь выбраться из-под него.
– Мне нужно в ванную. Где это?
Огляделась. В гостиной царил полный беспорядок. Опрокинутые стулья, один из торшеров валялся на полу, кажется, сломан, с журнального столика упали книги и пепельница. Я и не помнила, что сексу предшествовала такая бурная сцена. Не до того, видно, было! Платье так и осталось на мне, только бретельки спущены, подол задран и скручен до талии. Эх, с платьем придется попрощаться – тот самый случай, когда вещь восстановлению не подлежит. Встав с дивана, я раскатала его к коленям и босиком двинулась в ту сторону, куда показал хозяин. Войдя в огромную ванную комнату, сняла с себя одежду, подняла волосы в высокий пучок.
Под душем начала собирать мысли в кучу. И куча эта была неприглядная. Проветрилась, расслабилась, развлеклась! Звук воды немного отрезвил. Это надо же было так набраться, чтобы трахнуться с незнакомым мужиком! А, кстати, как хоть его хоть зовут? Он сказал свое имя? Да, докатилась ты, матушка, снимаешь мужчин по клубам, даже имени не спрося! Я схватила себя за волосы и сильно дернула. Дура, дура, дура!
Долго стояла под льющейся из широкой головки душа водой, потом вылезла, вытерлась и окончательно решила подумать обо всем завтра. У меня начиналась сильная мигрень. Нужно посмотреть, что у этого бандерлога есть от головной боли. Я заглянула в шкафчик за зеркалом. Несколько темных флаконов с таблетками. Нужно почитать этикетки. Но все лекарства были изготовлены на заказ и латинские названия компонентов были для меня китайской грамотой. На одном из флакончиков я рассмотрела латинское название, похожее на название болеутоляющего. Открыла, достала пару капсул, запила водой из-под крана.
Когда я вернулась в гостиную, там уже был наведен порядок. Мои трусики нахально белели на подушке дивана. Я воровато оглянулась и быстро их натянула. Хозяина нигде не было, наверное, пошел приводить себя в порядок. Мне вдруг стало нестерпимо стыдно, захотелось исчезнуть из этой комнаты, из этого дома. Я подошла к барной стойке и плеснула себе немного жидкости из зеленой бутылки.
Мысли были о том, что я скажу, когда вернется хозяин дома? О чем нам говорить после того, что произошло? Два совершенно чужих, незнакомых человека совершили акт самой интимной близости! Стыдно… Со стороны я видела себя, как гулящую потаскушку. Напилась как грязь, сняла в клубе мужика для перепихона, поехала к нему домой, отдалась, как последняя сучка. Что тут скажешь, сучка и есть! В голове пульсировала единственная здравая, как мне казалось, мысль: нужно валить отсюда, пока мой случайный любовничек не вернулся и не пришлось вымучивать банальные фразы, поддерживать бессмысленный разговор! Все, валю отсюда! С улицы позвоню Орели, попрошу, чтобы меня забрала.
Я налила себе еще немного арманьяка «на посошок», выпила и пошла к двери. Внезапно меня качнуло и все в глазах поплыло. «Снова дура, – ругнула я себя. – Зачем этот "посошок" пила».
Заштормило не на шутку, но нужно было торопиться, быть застигнутой незнакомцем убегающей из его дома мне не хотелось.
Выйдя, я быстро пробежала до калитки, увязая тонкими каблуками в мелком гравии дорожки. Только бы калитка не была заперта на ключ! Только бы… Но она легко отворилась, стоило мне потянуть за щеколду. Ну, слава Богу! Теперь уйти подальше. Быстрым шагом я пошла вдоль улицы, свернула в другую.
Мне становилось по-настоящему плохо, голова кружилась и гудела. Не так уж много я и выпила «на посошок», пару глотков. И тут до меня дошло! А какие это таблетки я пила? А вдруг они не от головной боли? Конечно, зачем простой аспирин, или парацетамол держать во флаконе для лекарств на заказ! Становилось совсем плохо, ноги не слушались, я опустилась на тротуар. Последней мыслью было: достать мобильный, позвонить Орели…
Глава 9. Прошлое, как же ты близко
Париж. Сентябрь. Год 2018.
Выйдя из галереи, я предложила Сиси пойти в ближайший ресторан, там меня знали и обслуживали быстро и любезно. Но она захотела немного пройтись.
– Когда еще в Париж попаду, обожаю этот город! У меня ведь и романы здесь случались, да, заводила интрижки! Ах, есть что вспомнить!
Сиси была неисправима. Флирт и кокетство были в ней неистребимы. Недаром Агния Аркадьевна ворчала, что пора бы в ее возрасте образумиться и прекратить заводить молодых любовников.
Был сентябрь, точнее, почти конец сентября. Стояли прекрасные деньки, солнышко пригревало по-летнему, оно словно пыталось убедить парижан в том, что они еще долго могут наслаждаться теплом, но вечерами чувствовалось, что осень уже пробралась в город. Утром выпадала обильная роса и тротуары были влажными, темными. Знаменитые парижские платаны скидывали со стволов белесую чешую, а тротуары желтели осыпающейся листвой. Париж был на перепутье лета и осени.
Я любила это время года. Город каждый день заполнялся вернувшимися с каникул парижанами. Они с неохотой переодевались в деловые костюмы, женщины предпочитали, пока позволяло тепло, демонстрировать загорелые тела под все еще летними нарядами. Потоки машин становились гуще, улицы опять пестрели торопливыми пешеходами. Замедлившийся летом ритм города снова набирал скорость. До зимних дождей и пронизывающих ветров было еще далеко, но неотвратимое должно случиться, и в воздухе витала легкая грусть.
Мы с Сиси неторопливо шли вдоль набережной по правому берегу Сены мимо букинистов, останавливаясь время от времени, чтобы поглазеть на старые фото полузабытых знаменитостей в журналах сорокалетней давности. На противоположном берегу, на острове Ситэ незыблемо стоял известный всему миру кафедральный собор Нотр Дам де Пари, дальше – Дворец правосудия, Консьержери. Я позвала Сиси спуститься ближе к реке и, обнаружив пустую каменную скамейку под высоким платаном, предложила своей спутнице присесть передохнуть. К мощеным берегам подплывали утки, легонько покачиваясь на волнах. Молодые люди и девушки сидели на самом краю набережной, спустив ноги к воде. Многие, запасясь едой и вином, устроили пикнички, подложив под себя куртки, или пластиковые пакеты.
Пока мы неторопливо шли, говорили о Париже, его вечно притягательной красоте, я рассказывала Сиси об истории города, о зданиях, мимо которых проходили, но, присев на скамейку, моя спутница сразу спросила:
– Ну, как ты, Сашенька, как ты тут живешь? Расскажи. Столько уж лет прошло… Ты стала такой красавицей, по виду настоящая парижанка. Расскажи о своей жизни. Я вижу, у тебя дела идут неплохо, галерея, помощница хорошая. Ты одна, или кто-то есть? Давай, рассказывай.
Я обняла хрупкую женщину за плечи, прижала к себе. И так вдруг повеяло моей московской юностью, беспечностью. Перед глазами, как будто это было только вчера, возникло лицо Агнии Аркадьевны, ее квартира. Так давно это было и так… недавно. В тот момент я почувствовала себя одинокой, неприкаянной. Простой вопрос Сиси: "Ну, как ты, Сашенька?", вдруг поднял из глубины души терпкую горечь и осознание, что я и там чужая, и здесь не своя. Но я задавила жалость к себе, не позволила пролиться ни одной слезинке, а так хотелось прильнуть к Сиси и почувствовать, что я хоть кому-то еще нужна.
– Ну, как начать? С чего? Столько лет в двух словах не перескажешь! О том, что произошло в Москве, вы знаете. Я улетела во Францию с Клодом, Клодом Бодэ, это был папин коллега, ученый. Он был моим любовником. Нет, возлюбленным. Когда я оказалась в Париже, это он все здесь устроил, помог с документами, с учебой. Галерея – это его идея и заслуга. Только он умер. Я похоронила его три года назад, – тяжело вздохнула и продолжила листать страницы моей жизни. – Училась в Высшей школе искусств, работала в частных галереях. Вот, теперь у меня своя, работаю, публикую статьи о современном искусстве. Вот, как-то так и живу. Сначала тяжело было после смерти Клода, потом стало отпускать.
– А теперь-то как с личной жизнью? Я так понимаю, что у тебя с этим Клодом сильная любовь была. А сейчас есть кто-нибудь?
