Квест

– Эй! А ну, отойди от нее, или буду стрелять! – крикнул он. В темноте раздался щелчок – затвор пистолета. Артем вскинул оружие. Алла замерла, не успела ударить. А потом промчалась мимо по террасе, перепрыгнула через перила и метнулась в темноту. Артем бегом взбежал по ступенькам.

– Ты в порядке? – спросил он, торопливо обхватив за плечи, его лицо подергивалось от волнения и было абсолютно белым – он испугался, испугался за меня!

– Да, в порядке, – кивнула я. – Все хорошо.

– Сейчас догоню негодяя! – крикнул он, тоже бросаясь в темноту.

– Артем, не надо! – я побежала за ним. – Постой, погоди! Не надо! Это Алла! Она просто перебрала, просто не в себе, она не опасна! Не ходи, не оставляй меня!

Но он уже не слышал, какое-то время доносился топот его ног, нарушая полную тишину деревенской ночи, потом смолк и он.

Растерянная, я опустилась на ступеньки, закрыла лицо руками и приготовилась ждать. Это был нелепый вечер, и у него было еще более нелепое продолжение! Мне казалось, что произошедшее – лишь глупая комедия абсурда, что лучи солнца, едва взойдут утром, развеют даже воспоминание о ней!

Могла ли я думать, что казавшееся смешным и нелепым, обернется трагедией для всего Донска, для меня и для человека, которого я так сильно любила.

На следующее утро проснулась рано от какого-то тревожного чувства, раньше у меня такого не было. Сначала не возвращалась мыслями к событиям вчерашнего дня, дрема никак не отпускала, и лежа под теплыми одеялами (всегда стелила себе два, а то и три одеяла), лежала, потягиваясь, пытаясь вспомнить, что снилось этой ночью. Так делаю всегда, потому что если сразу вскочить, – сны отступают. И как ни старайся, невозможно воспроизвести в памяти точную картину приснившегося. А ведь иногда сны бывают важны! Иногда несут в себе тайный, скрытый смысл, дают ключ к подсознанию или намекают на неведомое будущее. Потому всегда тщательно вспоминаю и только затем встаю с постели. В этот раз тоже погрузилась поглубже в водовороты памяти, а потом вспомнила и резко вскочила, настолько кошмарным показался мелькнувший сон, но хуже того, когда снились такие сны, – я всегда знала, сразу же знала, что сон – вещий, что он – точно сбудется.

В волнении откинула одеяла и бросилась к окну. Существует поверье – если удастся посмотреть в окно, прежде чем расскажешь кому-то свой сон, – приснившееся не исполнится. Но едва взглянула в окно, едва перед глазами качнулись ветви калины, свешивающиеся на террасу, засыпающие ее белыми лепестками во время цветения, как перед глазами встали страшные события вечера: Алла с безумными глазами, с ножом в руках, которая пыталась убить меня и лишь чудом не ударила, Артем, погнавшийся за ней с оружием, – то забыла о своем сне, в ужасе прижала руки к вискам, пытаясь прогнать наваждение. А вдруг это тоже сон? В последнее время моя жизнь стала слишком иллюзорной: Тонино, пустой дом, сияющая бальная зала, ревнивая женщина с ножом, пытающаяся убить. И к кому она ревнует! Ко мне! Разве можно даже вообразить подобное? Чтобы сам Тонино обратил на меня внимание, просто смешно! Наверное, все это и правда лишь сон, лишь грезы. И бал, и Тонино. Мои мечты…

Громкие голоса, доносившиеся с кухни, вывели меня из оцепенения. И если чуть слишком низкий тембр тетки, обычный спор отца и матери не удивили, то голос Альберта Альбертовича стал неожиданностью. Обычно он не приходит к нам в дом: боится вызвать недовольство тети Флоры. И уж точно никогда не случалось, чтобы Альберт заявился с утра пораньше! Наверное, произошло что-то экстраординарное, как минимум, необычное! А необычное в Донске случалось нечасто!

Торопливо оделась, пригладила волосы, осторожно, стараясь остаться незамеченной, прокралась в ванную комнату, умыться. До меня долетели обрывки фраз: «как такое могло произойти, никогда подобного не было…» и «надо же, какое горе…»

Не помня себя от удивления и почти сгорая от любопытства, я быстро вышла из ванной, спустилась на три ступеньки вниз, – кухня располагалась чуть ниже основной части дома, – и тут же увидела отца: он повернулся спиной к окну, опираясь на подоконник, мать и тетка сидели за столом. Альберт стоял посреди комнаты, меня он видеть не мог. Тетка первой заметила.

– Луиза, деточка, – низким грудным голосом бухнула она, – А вот и ты! Несчастье-то какое, ты ж с ней дружила вроде… Ну или, может, не дружила, нет, скорее приятельствовала.

– Доброе утро, – растерянно поздоровалась я, Альберт обернулся и кивнул. – Что-то случилось? Я подумала так, услышав голос Альберта Альбертовича. А теперь, когда вижу ваши лица, уже знаю: произошло что-то жуткое! Так?

– Так, – кивнул отец. – Алла погибла. Сегодня ночью.

– Что? – я испуганно схватилась за спинку стула, его слова ударили, будто гром среди ясного неба, и буквально поразили меня, я покачнулась, чтобы удержаться на ногах. – Как?

– Ее убили, – ответил отец. – Альберт пришел рассказать нам.

Я помолчала, пытаясь осмыслить услышанное. Алла только вчера была здесь, и сама пыталась убить меня. Она была жива и здорова, а теперь, получается, ее больше нет? Получается, я никогда больше не увижу ее? Никогда ее грузовик не проедет по нашей улице? Разве это возможно, нет, решительно невозможно! Потом мысли сменили другие, сердце снова сжалось, и я задала вопрос, который собравшиеся, уж конечно, никак не ожидали услышать:

– А как ее убили? Зарезали?

Все изумленно переглянулись, Альберт даже крякнул с легким негодованием.

– Почему именно зарезали? – поинтересовалась тетя. – Нам и в голову не пришло спросить. Странные вещи тебя волнуют! Альберт, как ее убили?

Тот пожал плечами.

– Не буду говорить наверняка, это следствие скажет. Но, как сообщили хорошие знакомые, ее будто бы задушили. Руками.

– Боже… – прошептала я. Это звучало все страшнее и страшнее.

– Хуже всего, что неподалеку от места преступления нашли следы и оружие. Пистолет. Пистолет Артема.

– Что?! – я подскочила от еще одной новости. – Пистолет Артема?!

– Девочка моя, успокойся, – тут же загудела тетка. – Мы прекрасно понимаем, что Артем тут ни при чем. Если бы он хотел убить Аллу – он бы выстрелил, так ведь? Зачем бы он выбросил пистолет и стал душить девушку? Да и знаем мы Артема, он никогда бы этого не сделал. Никто его не будет подозревать, вот увидишь. А если заберут – отец быстро добьется, чтобы его освободили. Так что не волнуйся, пожалуйста, да на тебе лица нет! Луиза!

Я грохнулась на стул, понимая, что ноги меня, и правда, больше не держат, и закрыла лицо руками. Наверное, в тот момент я была бледна, как смерть, потому что остальные переглядывались, не зная, что можно сделать, мама поднялась, налила в стакан воды из цветного графина и подала мне. Я благодарно кивнула, сделала несколько глотков.

Они не знали того, что знала я. Не знали, что Алла приходила сюда, не знали, что, стоя на крыльце, угрожала. Что Артем, защищая меня, побежал за ней… Что если… нет, он не мог. Если бы он выстрелил во время погони – я бы поняла. Но душить, душить женщину, даже ту, которая преследовала меня… Даже, если она замахнулась на него кинжалом, даже если рассказала ему о моих встречах с Тонино и о своих подозрениях, – нет, Артем никогда бы не сделал этого, он бы не поднял руки на женщину, тем более на Аллу, которую знал с детства. И никогда бы он не стал убивать, Артем не убийца.

Но бледность моя была вызвана другим: боялась, что придут люди и станут задавать вопросы. Что будут подозревать Артема, арестуют его. И что еще хуже, спросят – и мне придется рассказать о ночной сцене. Я могу ему навредить, ведь врать не умею, придется сказать правду. И еще: они могут спросить о причинах, побудивших Аллу атаковать меня. Тогда придется рассказать о Тонино. О наших тайных встречах. Придется рассказать чужим людям то, что скрывала даже от Артема, близкого и любимого. И что скажет он сам? Его невеста ходила по ночам в дом к другому мужчине… Его невеста не может сказать, правда это или вымысел… Вдруг Артем прав, вдруг все это только иллюзия и ничего нет: ни Тонино, ни наших встреч, ни Аллиной ревности, ни бальной залы, ни нашего волшебного вальса… Как того грузовика, невидимого грузовика, чуть не сбившего меня на дороге…

Сейчас я чувствовала себя так, будто мою жизнь, и правда, переехал грузовик.

Извинившись, отказалась от завтрака и ушла к себе. Никто не удивился, все знали, что мы с Аллой общались, понимали, что ее смерть, да еще в сочетании с подозрениями против моего жениха, могли лишить аппетита и более сильного человека, чем я.

И потому ушла к себе в комнату, закрыла дверь, чтобы из кухни не доносились ничьи голоса, села на кровать, машинально завернулась в одеяло и затихла. Так сидела я долго-долго, не в силах пошевелиться, не в силах даже понять, что делать дальше…

Все слишком непредсказуемо. Еще месяц назад я страдала от рутины, будничность убивала меня. Хотелось перемен. Но желая перемен, никогда не знаешь наверняка, что получишь. Сейчас жизнь напоминала бурный поток, Донку во время майского половодья, когда приезжали любители рафтинга, надували плоты и лодки и сплавлялись по бурлящей реке, минуя пороги, ловко орудуя веслами. Некоторые переворачивались, проваливались с головой в ледяную пучину, и руки инструкторов вылавливали их, затаскивая обратно на борт.

Артем несколько раз сплавлялся с друзьями, звал меня, но я так и не решилась, стихия пугала. Донка мне нравилась куда больше спокойной, летней и сонной, когда на ее зеркальной поверхности появлялась золотистая россыпь кувшинок, а берега вокруг были увиты диким хмелем: он цвел мелкими белыми цветами и их чарующий аромат чувствовался издалека.

Сейчас все это: кувшинки, хмель, Донка, – осталось где-то в другом мире, а там, где находилась я, – наступала тьма. Что-то тяжелое, гнетущее, шло издалека, и это не смерть Аллы, не трудный разговор с Артемом, не пугающие чувства к Тонино, нахлынувшие неудержимо, но нечто другое, неотвратимое, пока неведомое. Оно просачивалось из моих снов в реальность, и иллюзия обретала плоть.