Жизнь между строк. Сборник рассказов

Спасительница животных

Таня стояла у зарослей дикого винограда, с ужасом наблюдая за Зинаидой Викторовной, которая совсем близко подобралась с длинным куском бинта к лежавшей на земле раненой собаке.

– Ты знаешь, как в ветеринарных клиниках связывают собакам морды? Вот так, берут бинт и связывают, потому что на всех намордников не напасешься, у каждой собаки свой размер! – возвестила Зинаида Викторовна.

– Может, позвать помощь из дереви? – робко, без надежды спросила Таня.

– Кого? – презрительно фыркнула Зинаида Викторовна.

– Ну Виталия…

– Виталия?! – Зинаида Викторовна выдержала паузу, а потом выстрелила. – Виталий – трус! И мужики все трусливы, как бабы!  Когда два здоровых кобеля сцепились у сторожки, никто не мог их разнять, мне это делать пришлось!

 Зинаида Викторовна схватила голыми руками собаку за задние лапы и потащила из кустов. Собака страшно завыла, оскалилась и из последних сил потянулась к хозяйке, чтобы укусить ее. Теперь собачья морда была в доступности, и Зинаида Викторовна, зацепив ее длинным бинтом, попыталась связать, но собака, продолжая истошно выть, захватила зубами лежавший поблизости кусок брезента.

– Вырви у нее ткань! Быстро, вырви ткань! – заорала Зинаида Викторовна, а Таня, растерявшаяся от страха и воплей, взялась за конец пледа, на который Зинаида Викторовна хотела положить животное. Собака в это время освободилась от петли, рванулась к хозяйке и укусила ее за палец. Тело ее сползло к ступням Зинаиды Викторовны, к счастью, собака оказалась к хозяйке спиной, поэтому могла лишь, истошно воя, тянуть оскаленную морду в попытке защититься.

– Господи, Господи… – только и повторяла Таня в ужасе.

– Да что ж ты такая недотепа! Ты что, не видела, что у нее во рту ткань?!  Я бы ей сейчас уже морду связала и делай с ней, что хочешь!

Зинаида Викторовна попыталась еще раз поймать морду в петлю, но собака страшно скалилась и выла, не переставая. «Она ее сейчас укусит», – промелькнула у Тани мысль.

– Отойдите от нее, она вас укусит, – сказала как можно спокойнее Таня, сдерживая слезы отчаяния.

Зинаида Викторовна отошла на шаг, собака медленно, на боку покатилась по склону небольшого холма, на котором стоял дом.

– Ох… О Господи!..  О Боже!.. – Таня закрыла лицо руками.

– Что причитать! Тут дело надо делать!!  Чем причитания помогут?!

Зинаида Викторовна, грозная, напряженная, попыталась спуститься за собакой.

Скатившись вниз, собака оказалась лежащей на боку на траве, и продолжая не то лаять, не то рыдать, в страхе вращала красными от лопнувших капилляров глазами.

– Б..–ть, чтоб вас! Что за народ пошел, что за мужики, я бы ей уже морду связала, а теперь – как ее поднимешь из этого оврага?!  – Зинаида Викторовна загнула такой мудреный, многоэтажный мат, что у Тани зашевелились волосы на голове. – Мыло есть и вода?! Перекись есть?!

– Да, есть, проходите, – Таня быстро открыла входную дверь в дом устремилась к раковине на веранде. Зинаида Викторовна последовала за Таней, открыла кран – руки ее сильно дрожали. Она тщательно их намылила и смыла, потом Таня подала ей перекись и вату.

– Знаешь, как обрабатывать раны? – спросила Зинаида Викторовна спокойнее. – Надо хорошо намылить и смыть, потом промыть крепким раствором марганцовки, – у меня дома стоит целая банка – делаешь раствор такой, как черная вишня, и все  – больше ничего не надо!  Сколько я была кусана – перекусана, никогда у меня заражения не было! А эти мужики – просто тряпки! Я лечила собаку с пятью переломами, а они говорят – к ветеринару, усыплять надо! Щас!  Выздоровеет!

Таня тем временем забинтовывала ей палец.

– Что ж ты у нее тряпку изо рта не вытащила?

– Зинаида Викторовна, я вас не поняла, – правдиво просто ответила Таня.

– Ну вот, в таких случаях надо быстро соображать, – смягчилась Зинаида Викторовна. – А ты говоришь – позвать кого–то!  Эти мужики бояться всего! Когда Рекс напал на председателя, все разбежались кто куда, а я схватила лопату и огрела его так, что он председателя бросил, заскулил и убежал! Животным надо показывать, что ты сильнее, а не поднимать ручки кверху – ой, боюсь, боюсь!

Зинаида Викторовна подняла вверх руки, изображая испуганных людей.

Таня смотрела на Зинаиду Викторовну со страхом и уважением: вот чудный пример настоящей русской бабы, что «коня на ходу остановит и в горящую избу войдет»!  Кто может потягаться с такой силищей и отвагой?

У Зинаиды Викторовны целый полк врагов: каждый житель деревни знает ее, эту бабу. Сварлива, криклива, непримирима, неутомима в свои восемьдесят с небольшим. Маленькая, полная, с длинными седыми волосами, выкрашенными в ярко–морковный цвет, лицо круглое, морщинистое, нос грушей, смелые, умные, темно–голубые глаза. Губы Зинаида Викторовна до сих пор красит яркими помадами, и все–то они, кроваво–алые, приторно–розовые, странно хорошо выглядят на ее сморщенном от времени и битв лице.

Зинаида Викторовна – оперная певица, в прошлом выступала в Большом театре и имела большой успех. У нее низкий, сильный, властный голос, который от постоянной брани стал хриплым, надтреснувшим. Зинаида Викторовна всегда разговаривает очень громко и с таким пафосом и апломбом, что, когда слушаешь ее, кажется, она исполняет какую–то трагическую арию. Зато у Зинаиды Викторовны нашли приют не один десяток собак и кошек. С девяностых годов, как она переселилась в деревню, к ней осенью сбежались все соседские животные, которых побросали горожане, уехавшие на зиму домой. И вот с двадцатью собаками и пятьюдесятью кошками в те времена, когда на месяц по карточкам выдавали на человека три килограмма крупы, без дров, без электрической плиты и воды зимой, Зинаида Викторовна умудрилась выжить и выкормить всю эту голодную ватагу зверья. После этого за ней закрепилась слава спасительницы животных. Каждого брошенного котенка, каждого бездомного пса приводили к ней, то явно, то тайно подкидывали, оставляли, зная, что Зинаида Викторовна ни за что не позволит животному умереть.  У нее на участке водились и куры, и даже поросята, отчего мимо нее какое–то время назад невозможно было ходить из–за характерного запаха. Потом поросята, на радость соседям, куда–то исчезли, но собаки и кошки в бесчисленных количествах по–прежнему обитают в ее вотчине.

Недавно случилось так, что от Зинаиды Викторовны сбежала больная собака Ирга, которую она самоотверженно лечила.  Хозяйка говорила, что в нее, возможно, кто–то выстрелил из пневматического пистолета, из–за этого на боку образовалась большая рана, которая долго не заживала. Ирга была полудворовой собакой, жила на несколько домов, а временами убегала в поселок вместе со своим другом Шариком. Ее кормили и любили все, к кому она приходила, за веселый, дружелюбный, озорной характер. Это была молодая, крепкая дворняга средних размеров, с темно–коричневой, почти черной жесткой шерстью и редкими, темно–рыжими вкраплениями на морде и лапах. Ирга была очень умной и тактичной собакой: она никогда не выпрашивала еду, но когда ей давали что–нибудь, она принимала с благодарностью.  Потом человек, покормивший ее на своем участке, становился еще одним ее хозяином.

  И вот эта раненая собака каким–то чудом пришла на участок к Тане.

Таня была молодой школьной учительницей, работавшей в поселке, жила  с мужем в своем небольшом доме на окраине деревни, прилегавшей к поселку. Прежде Ирга часто навещала молодых супругов и те охотно кормили ее. День назад, выходя погулять, Таня нашла Иргу лежащей на бетоне у входа в подвал – тощее тело, по которому можно было изучать скелет собаки, тряслось от холода и боли, но собака все еще была в сознании и приветливо забила хвостом, когда услышала свое имя:

– Ирга, Иргуня, здравствуй, моя хорошая!

Таня подошла к собаке и, склонившись над ней, погладила по голове и костлявому телу. Ирга ее узнала – маятник собачьего настроения весело ударял о бетонный настил, а в почти черных, слезящихся глазах блеснули искорки радости. Таня вынесла из подвала немного сена, разбросала его возле больной и накрыла ее старым одеялом. Разбавив в воде немного мясного паштета, она напоила Иргу из ложки, так как та уже не могла встать. Таня понимала, что собака при смерти, но верить в это ей не хотелось – еще несколько месяцев назад Ирга, веселая, шустрая, совершенно здоровая, бегала по деревне вместе со своим другом Шариком. Таня ушла в дом с болью в сердце – неужели это жизнерадостное существо обречено погибнуть? Нет, это невозможно!

На следующий день утром Таня первым делом выбежала на улицу посмотреть, что случилось с собакой. Ночью Ирга залезла в заросли дикого виноградника, который рос на участке, и, запутавшись в прочных лианах, громко жалобно лаяла, прося о помощи, избавлении от нестерпимых мук, которые ей причиняла рана. От того непрекращающегося плача Тане самой хотелось выть от горя и бессилия. Она никогда прежде не видела, как умирает животное, смерть для Тани была философским понятием, образом далеким, никак лично с ней не связанным. Теперь, когда смерть показалась во всей своей трагической очевидности, Таня чувствовала себя маленькой, слабой, беспомощной девочкой и злилась на себя за это.

Попробовав самостоятельно вызволить Иргу из зарослей, она поняла, что не справится одна   – собака на каждое движение отвечала воплями и скалила зубы, пытаясь прекратить причинение ей еще худших страданий. Таня побежала за Зинаидой Викторовной – та пришла с тачкой, на которую хотела погрузить собаку и увезти к себе на участок. И вот теперь, когда Зинаида Викторовна попробовала осуществить свой план по спасению, собака укусила ее. Скатившись по склону небольшого холма, на котором стоял дом Тани, Ирга продолжала свою душераздирающую песню боли.

– Ну что, пойдем вниз, попробую я ее еще раз связать, – сказала Зинаида Викторовна почти ровно, спокойно.

Они вышли из дома и спустились по ступеням вниз на небольшую поляну, куда скатилась Ирга. Собака в ужасе выла, скалила зубы и дрожала, а ее хозяйка вновь набрасывала бинт на морду, пытаясь ее связать. Таню сковал страх за собаку и Зинаиду Викторовну – что если она опять укусит? К счастью, битва  быстро закончилась тем, что Ирга перекусила бинт и проглотила кусок, и  у хозяйки теперь не было возможности обезопасить себя от укусов.

– Зинаида Викторовна, а что если оставить ее здесь,  у нас? – робко спросила Таня.

– Так ее ж лечить надо! – возмутилась было Зинаида Викторовна, но Таня  быстро ответила:

– Так вы мне все расскажете, и я буду за ней смотреть. Везти ее сейчас в таком состоянии по кочкам невозможно, сами видите.

Зинаида Викторовна, подумав, сказала:

– Ну хорошо, я тогда вечером к тебе зайду, принесу все, что нужно: антибиотики, марганцовку на случай, если она перевернется на другой бок (собака лежала на том боку, где была рана). Я купила кости, наварю каши и принесу еще молока, она должна сейчас много пить, потому что у нее обезвоживание. Дай-ка мне сюда мой пакет и принеси, пожалуйста, какую -нибудь миску!

Таня сбегала к дому и принесла пакет, в котором лежала бутылка с молоком, и маленькую жестяную миску. Зинаида Викторовна налила в миску молока и осторожно приблизила ее к самой морде Ирги. Та, учуяв питье, начала жадно лакать. Выпив почти литр, она получила от хозяйки небольшой шарик масла, в котором была запрятана таблетка с антибиотиком.

– Вот умница, моя хорошая, вот молодец! – повторяла Зинаида Викторовна, засовывая с ложки в морду собаке масляный шарик. Собака его проглотила, и Зинаида Викторовна, обрадованная, успокоившаяся, поднялась с Таней к дому.

– Ей сейчас нужно много пить, ты поставь где-нибудь рядом с ней миску с водой, когда она поднимается, то сама сможет попить, – наставляла Таню Зинаида Викторовна.

– Можешь постелить рядом старое одеяло и солому, она потом ляжет на теплое. И так поглядывай за ней, если она вдруг встанет, то может уйти, ты мне сразу тогда звони!

– Хорошо–хорошо, я все сделаю, – отвечала Таня.

Зинаида Викторовна отправилась в свою вотчину. Таня, расстелив вокруг Ирги солому и старые одеяла, посидела рядом с притихшей после обильного питья и антибиотика собаки. В сердце у нее затеплилась надежда: может, и вправду удастся вырвать Иргу из лап смерти? Может, получится у Зинаиды Викторовны еще одно чудо спасения? Как бы она хотела увидеть Иргу вновь жизнерадостной, озорной, весело скачущей по дорожкам и тропинкам с ее дружком Шариком! Таня не знала, как и чем еще она может облегчить страдания животного и потому мысленно молилась: «Господи, если есть на то Твоя воля, сделай так, чтобы собака поправилась!..»

Вечернее солнце катилось по небу, когда Таня услышала знакомый жалобный лай со стороны подвала. Выскочив во двор, она увидела Иргу, лежавшую у ели.

– Ах вот ты уже где, сама встала! Что же мне с тобой делать?!

Таня была в замешательстве: до прихода Зинаиды Викторовны оставалось еще два часа, а собака воет от боли, дрожит, и как помочь ей – одному Богу известно. Таня решила позвонить Зинаиде Викторовне, чтобы посоветоваться, но как на зло, на телефоне закончились деньги. Посмотрев в собачьи глаза, Таня каким–то шестым чувством поняла, что Ирга хочет уйти с их участка, но пролезть под воротами не может. Тогда Таня открыла калитку и позвала:

– Ирга, Иргуся, девочка моя, пойдем! Пойдем, моя хорошая, к твоей хозяйке!

Собака тотчас же поднялась и, осторожно ступая высохшими до костей лапами, пошла к калитке.

– Вот умница, вот красавица, – причитала Таня, подбадривая собаку. – Пойдем–пойдем, к хозяйке твоей пойдем!

Они вышли на дорогу, ведущую к деревне – дом Тани был на самом краю, небольшой овраг отделял их участок от главной деревенской магистрали, нужно было спуститься и подняться, а затем свернуть на дорогу, ведущую к дому Зинаиды Викторовны. Идти до нее пешком около десяти минут, но Таня очень боялась, что ослабленная болезнью и голодом собака не доберется сама, и потому, не переставая, подбадривала ее:

– Идем, моя умница, идем, моя красавица!

Собака тихо шла позади. Они спустились в овраг, но тут собака замедлила ход и встала посреди дороги.

– Ирга, Иргуня, пойдем, дорогая, пойдем, моя хорошая! –  звала ее Таня, но та повалилась на бок, тонкий ручеек светлой мочи вытек из–под нее на дорогу. «Что с ней делать? Как быть? Ведь не оставишь ее вот так на дороге!» – думала Таня, продолжая звать Иргу, но та не вставала. Таня решила бежать за помощью к Зинаиде Викторовне – кто еще сможет убрать больное животное с дороги?

Зинаида Викторовна, выслушав сбивчивый рассказ Тани, запричитала, заругалась, взяла поводок, толстые перчатки и пошла к своей любимице. По дороге она рассказала Тане, как давным-давно вылечила сбитую машиной собаку:

– Я забрала Кору, когда ее переехала машина, у нее было пять переломов, ты можешь себе представить?! Я ее полгода выхаживала, у нее кости гноились, я сама ей делала перевязки, давала антибиотики, сама – безо всякого ветеринара! К ветеринару ее нельзя было везти. А потом я ее учила ходить, она два шага сделает – упадет, два шага сделает – упадет, я ее под живот поддерживала… И так она у меня выздоровела и еще потом пятнадцать лет со мной прожила. Ох, сколько ж я  этих бедных животных спасла, вылечила за свою жизнь… – в голосе Зинаиды Викторовны трепетали слезы.

Таня  слушала рассказ и молча восхищалась  этой сильной, смелой, яростной женщиной, для которой жизнь живого существа – самое дорогое, самое ценное, которая готова была жить  в деревне только ради того, чтобы ухаживать за своими четвероногими питомцами, – родственники звали ее  в Москву, но Зинаида Викторовна не хотела возвращаться. Эта сварливая, громкая баба, которую знала каждая собака в деревне, задыхающаяся от своего хронического бронхита, бежала к безнадежному животному, чтобы спасти ему жизнь, спасти во что бы то ни стало. Таня думала о том, какой внутренней стойкостью нужно обладать, чтобы перешагнуть через боль и страх раненого животного, чтобы иметь мужество причинять ему боль ради спасения его жизни. Она вспоминала о тех людях, которые лечили, когда еще не было антибиотиков, анестезии, и прочих благ современной медицины. Каково было врачу, резавшему живую плоть, пилившему кость по живому? И каково было тем, кто все это переживал? Боль – одна из сторон жизни, и по–настоящему человек взрослеет тогда, когда осознает и принимает эту несладкую правду.

Когда они пришли к оврагу, Ирги там уже не было. Они звали ее, но не доносилось ни звука в ответ.

– Ну что за собака такая, мать твою! – ругалась Зинаида Викторовна. – Я как чувствовала, что, когда ей легче станет, она куда–нибудь смоется!  Где теперь ее искать! Я пойду наверх, а ты беги вниз, может, она вернулась к вам! Я буду тебе позванивать, как и что!

– Хорошо, Зинаида Викторовна, я поищу на участке.

Но что–то подсказывало Тане, что на участке она ее не найдет, а Зинаида Викторовна не найдет ее и наверху, у соседей. Так и произошло: собака исчезла, словно испарилась…

Поздно вечером Таня сидела у печки, проверяя тетради учеников, когда зазвонил телефон. Взволнованная Зинаида Викторовна сообщила, что Ирга вернулась.

– Уж теперь она  не сбежит от меня, я все щели в будке заделала, на поводок ее посадила,  лечить ее буду – раз она ест, значит, поправится! – пела  арию  своим надтреснувшим контральто Зинаида Викторовна, а Таня, уставшая, заплаканная,  улыбалась в тихой благодарности Жизни за ее уроки.

Через три месяца Ирга выздоровела.

Изгоняя бесов

За окном падает мелкий, мягкий снег. На столике солонка, белые бумажные салфетки в металлической салфетнице. Ира берет одну, разворачивает и складывает из нее самолетик. Подходит официант:

– Что изволите заказать?

– Пиццу «Маргариту», пожалуйста, – отвечает Степан.

– И чай на две чашки – молочный уулун, – добавляет Ира.

– Что–нибудь еще? – спрашивает молоденький, розовощекий официант в бордовом фартуке, на котором нарисован золотой краской павлин и подпись над ним: «кафе «Жар–пицца»

– Нет, спасибо, – отвечает Степан.

Официант с «Жар–пиццей на переднике удаляется, а Ира продолжает старательно складывать из салфетки самолетик. Наконец, поднимает голову и смотрит на соседа, сидящего напротив. Зеленые глаза смотрят спокойно, изучающе, немного исподлобья. Жесткие, с проседью прямые волосы, серый шерстяной свитер, усталый, степенный вид немолодого уже мужчины. «Как же он похож на отца», – думает она и едва сдерживается, чтобы не произнести это вслух.

– Ты говорил, у тебя есть знакомый, который бесов изгоняет, – произносит Ира, чтобы прервать затянувшееся молчание.

– Да, есть… Я как раз сегодня  в гости к нему еду, – отвечает Степан ровно, лаконично.

Ира понимает: дальше этого ответа он не пойдет, потому придется продолжать самой.

– У меня есть знакомая, которая хотела бы это пройти… но только она сейчас не в Москве. Она говорит, что у нее бывают неконтролируемые приступы гнева: бьет посуду, страшно матерится, дерется с мужем…

– Пусть приезжает – Григорий это может вытащить, – отвечает так же просто  и лаконично Степан.

– Да, только проблема в том, что  она – христианка… язычников боится.

– Мы – не язычники. Христиане называют себя православными, хотя на самом деле православные – мы. Мы правь славим. Светлый мир богов.

Голос Степана звучит ровно, спокойно, комар носу не подточит: никакой религиозной ненависти, спокойная констатация факта.

– Мне кажется, вряд ли он из нее это вытащит – религия – вторая натура, – продолжает Ира.