Волчья ягода

Пролог

Сделав крутой вираж, выпустив из-под колёс облако пыли и мелкий гравий, автомобиль припарковался у высокого крыльца. Дверца со стороны водителя распахнулась, выпуская из салона мрачного мужчину. Он буквально закипал от гнева и негодования, беззвучно рычал, кривя пухлые губы, и нервно размахивал руками, мечтая то ли придать тучному телу ускорения, то ли и вовсе взлететь.

Со ступеней ему навстречу скатились сразу двое молодчиков. Стандартные чёрные костюмы с нелепыми галстуками и специальные наушники безошибочно выдавали в них охрану клуба. Мужчина презрительно поморщился, но эта эмоция потерялась на фоне тлеющего бешенства, которое зародилось, как только ему поступил звонок. Внимания требовал владелец этого злачного места. Он смазано обрисовал ситуацию и назвал сумму ущерба. Просто астрономическую сумму!

Борис Львович Новак мог сколько угодно распыляться и грозиться, что пошлёт всё к чертям, но бросить единственного сына не решился. По крайней мере, не сегодня, не сейчас… Очевидно, что он уделял Ромке мало внимания – нужно было строить бизнес, нужно было взрастить себя как личность… Нужно кормить семью, в конце концов! И воспитание сына легло на хрупкие плечи супруги. Понятное дело, вместо воспитания она давала мальчику любовь, а вместо строгости исключительно поблажки. И вот результат! Его сын превратился в какого-то повесу! В мажора! В прожигателя жизни! Его сын… его Ромка опустился до подобного притона, до наркоты, до изнасилования! И сейчас очень хотелось верить, что всё это не более чем наговор.

Борис Львович нетерпеливо обтёр лицо ладонью, но сбросить тяжесть этого дня так и не удалось. Он буквально чувствовал, как мышцы сводит от жуткой гримасы, как морщины наливаются кровью, как они распирают, выдавая нечеловеческую усталость. Он выдохнул. Нарочито медленно.

Мрачный служебный коридор мало походил на роскошные залы загородного ночного клуба. Тусклое освещение и грязный пол ясно давали понять, что статусность заведения была лишь красочным фантиком. В реальности же упор здесь делали на обратную сторону разгульной жизни. Наверняка были в ходу скрытые камеры видеонаблюдения, со стопроцентной уверенностью Борис Львович мог утверждать, что руководство клуба не гнушалось банальным шантажом. Об этом свидетельствовал и поступивший ему звонок.

Разговор за закрытой дверью кабинета оказался не из лёгких. Скользкий собеседник с жадным крысиным взглядом оставил после себя какое-то мерзкое впечатление. Представленное видео доказательство не оставляло шансов отмахнуться или предъявить встречные претензии. По-хорошему стоило явиться сюда с адвокатом и начальником СБ, разворошить это осиное гнездо. Но уж как не хотелось огласки… Борис Львович мысленно взвыл, но был вынужден пойти на все условия.

– Где мой сын? – бросил он, уходя, и красноречиво поморщился, оказавшись не в силах сдержать явное отвращение.

– Вас проводят, – сахарно улыбнулся его собеседник и услужливо склонил голову.

«Тело» погрузили на заднее сидение авто. Ромка что-то пьяно бормотал и время от времени хватался за портки. Напряжение нарастало. А ведь ещё предстоял разговор. Разговор между отцом и сыном. Серьёзный и бескомпромиссный. Борис Львович должен был выдвинуть свои непримиримые условия, а Ромка должен был их принять. Но уже сейчас от горького предвкушения сводило скулы и судорожно прихватывало гортань.

Не с Ромкиным характером было идти на уступки. А ведь когда-то он был хорошим мальчиком. Отличником и медалистом. Был добрым, открытым, уравновешенным. Сын обожал семейные вечера, которые они устраивали по выходным, делился впечатлениями от последних событий и непременно просил совета в случаях, если его одолевало сомнение. Но когда же всё изменилось?.. Борис Львович затянулся едким сигаретным дымом и уставился ровно перед собой невидящим взглядом. Сзади раздался нетерпеливый клаксонный сигнал, и несформировавшуюся мысль пришлось оборвать.

Новак не поехал в городскую квартиру: боялся разнести там всё к чёртовой матери. Да и соседи… Ведь снова всё упиралось в огласку! Да, он был не последним человеком в городе. Он имел статус, уважение, но также имел и обязательства перед обществом, будь оно неладно! Всё правильно. Загородный особняк окажется как нельзя кстати.

Он устал. Он просто устал от этих сумасшедших выходок сына. Он устал от его безалаберности, от наплевательского отношения к жизни. Но самое страшное заключалось в том, что Новак просто не знал, как Ромку усмирить, как вернуть в выверенный годами ритм. Вспомнить только, каких сил сыну стоило поступить в лучший ВУЗ. Поразительная целеустремлённость, его настойчивость и, порой, даже упрямство вызывали исключительно отцовскую гордость. А сейчас Борису Львовичу за сына всё чаще становится стыдно. Да, стыдно. А иногда и вовсе хочется провалиться сквозь землю! Но не сегодня. Сегодня Ромка умудрился переступить какую-то невидимую черту, переполнить чашу отцовского терпения. И сейчас Новак с удовольствием бы выписал ему звонкую пощёчину. А ещё лучше, начистил бы наглую, хамоватую физиономию и выгнал взашей. Из дома, из бизнеса, из своей собственной жизни. Потому что Ромка сломался. Что стало причиной – уже не имело принципиального значения. Выдохся, не вынес груза ответственности, поддался влечению или дурному влиянию со стороны…

Уже почти год их общение всё больше напоминало бесконечную перепалку. Ни одно отцовское замечание не обходилось без пререканий, а всякий толковый совет или нравоучение заканчивались банальной грызнёй! У Ромки вошло в привычку пренебрежительно кривить губы, хлопать дверью, а в последнее время он всё чаще предпочитал после каждой ссоры пропадать на два-три дня.

Да, весь этот год Новак был с сыном строг. Да, он требовал от того выкладываться на максимум. Он не давал Ромке послаблений и за малейший промах не гнушался наградить его горячим словцом! Но это были эмоции. Это был гром пустых надежд и неоправданного доверия. Сын же отвечал Борису Львовичу холодным презрением и демонстративным безразличием. Последним поводом для ссоры и вовсе стало его участие! Новак устроил Ромку на практику в крупнейший строительный холдинг, а тот фыркнул и отправился в какую-то заштатную конторку. Вот тебе и вся благодарность!

Они не понимали друг друга. Казалось, что не понимали… Но всё чаще закрадывалось подозрение, что Ромка большинство своих гнусных поступков совершает просто назло! Чего только стоит эта его серьга в ухе! И ведь мальчишке уже не пятнадцать, ни о каком самовыражении и речи не идёт! Просто каприз! Демонстративное противостояние! Или наколка на шее чуть ниже правого уха… Какие-то рунические символы… Да если так рассудить, пусть бы хоть всё тело забил своими картинками! Ромка же предпочёл единственную, но зато в месте, которое не скроет ни одна сорочка, ни один галстук. И в этом был весь он. Всё напоказ, всё вопреки. Только бы выделиться и забрызгать всё вокруг собственным ядом.

Но сегодня Ромка превзошёл себя. Он избил и… принудил к интиму одну из танцовщиц клуба… Борис Львович с сомнением поморщился, но практически сразу уверенно кивнул собственным мыслям: «Да, назовём это так!» – заключил он, вот только неприятная оскомина всё не отпускала. Управляющий, что отпирал приват-комнату, в которой отсыпался Ромка, непрозрачно намекнул, что подобные выходки случались и прежде, правда, не имели столь катастрофических последствий. Да и Ромка никогда не был стеснён в средствах и вполне мог рассчитаться сам. Только не в этот раз. Новак заблокировал карту сына, отобрал ключи от машины – подарка на двадцатилетие. Его не было трое суток. И вот результат! А к результату ещё и правда, которую Борис Львович предпочитал не знать. Предпочитал… но ведь не заметить просто не мог!

Жёсткий оскал, резкие высказывания, огонёк злого азарта в глазах – всё это казалось лишь вспышкой. Теперь Новак знал наверняка, что эти вспышки случались всё чаще, длились всё дольше. К слову, «жертву» сыновнего разгула он тоже зацепил взглядом. Правда, та торопливо отвела глаза и поспешила удалиться. Но от Бориса Львовича не укрылись свежие ссадины на лице и тёмные следы на запястьях. Он всё это увидел, и растаяли последние сомнения: от его Ромки давно ничего не осталось.

Остановившись на территории своего загородного дома, Новак решительно вышел из машины. Он распахнул заднюю дверь авто и с неприятным равнодушием уставился на Ромку – тот мирно спал. Собравшись с силами, Борис Львович прихватил сына за полы пиджака и рывком вытащил того прямо на садовую клумбу. На глаза попался поливочный шланг, и воспользоваться им показалось неплохой идеей.

От струи ледяной воды Ромка сначала просто лениво заворочался, но совсем скоро вместо ворчливого бормотания послышался отборный мат, а вместо того, чтобы попытаться избежать контакта, он открыл глаза, подскочил на ноги и грозно взревел:

– Рехнулся?!

Смахнув с лица крупные холодные капли, Ромка тряханул головой, пошатнулся и уставился на отца недовольным взглядом. Получив в ответ молчаливый упрёк, он вскинул подбородок и стиснул челюсти.

– Ты в своём уме?.. – уже не так уверенно продолжил он и не удержался от соблазна: уселся на смятую траву и взъерошил ладонью влажные волосы.

Вскинув глаза на отца, Рома сглотнул и напряжённо выдохнул. Тот сверкнул удовлетворённым взглядом: видеть на лице сына осознание было приятной неожиданностью.

– Ты помнишь, где провёл эту ночь? – строго начал Новак, на что Рома прищурился, поиграл желваками на скулах. Отводить взгляд было не в его характере, и выплеснутое отцом презрение Рома принял сполна.

– Я был в клубе, – погоняв язык по щекам, наконец, созрел он для ответа.

– Может, ещё и в курсе, какую дрянь принял? Или это обычно случается после того, как ты набираешься в хлам?

– О чём ты? Я ничего не принимал!

Рома мгновенно взвился. Сидеть и чувствовать на себе предвзятый взгляд отца, направленный сверху вниз, показалось унизительным и, наплевав на жуткую головную боль, он неловко встал на ноги.

– Ты меня разочаровал, – холодно отчеканил Новак отвратительным наставническим тоном. Рома непроизвольно поморщился. – Я рассчитывал, что ты станешь для меня поддержкой, надёжным партнёром, достойным продолжением. Я рассчитывал на твою сознательность. И только сейчас вижу, как сильно ошибался.

– Да ты что?.. Серьёзно?! – Рома наигранно поцокал языком.

– Ты инфантильный мальчишка. Ответственности в тебе ноль! Ты думаешь только о секундном удовольствии, о собственной выгоде.

– Как интересно… И давно это со мной?..

– Я устал терпеть твои выходки, устал закрывать глаза на очевидные косяки. Ты ничего из себя не представляешь. Выпивка, друзья и разгульная жизнь – вот всё, что тебя волнует сегодня.

Рома раскинул руки и озадаченно кивнул.

– И это не удивительно, ведь мне двадцать лет!

– Даже сейчас ты пытаешься превратить происходящее в цирк, хотя благодарные зрители давно разбежались.

– А ты что же, решил поиграть в заботливого родителя?

– Я считаю, что тебе пора приобщаться к самостоятельности. Пора научиться нести ответственность за свои поступки.

Рома рассмеялся на выдохе.

– Ну, выпил я лишнего и что теперь? Расстрелять меня, да?

– Я не намерен краснеть за тебя. И не хочу, чтобы моё имя полоскали в каждой газетёнке!

– Бать, сбавь обороты – башка трещит, – отмахнулся Рома, безошибочно распознав заунывный тон будущих нотаций.

Он запрокинул голову и закрыл глаза, пытаясь унять пульсацию в висках хоть на мгновение. И совершенно не ожидал получить от отца оглушительную затрещину. В глазах на долю секунды потемнело, а шею, ухо и часть лица обожгло болью.

– Да ты хоть понимаешь, щенок, с кем разговариваешь? – тут же раздалось предостерегающее шипение. – Понимаешь, что вообще творишь?! Ничтожество, недоумок, ублюдок! – взорвался Новак криком, а Рома расправил плечи и взглянул на отца с предупреждением:

– Никогда больше так не делай, – тихо, но внушительно проговорил он.

Борис Львович, не ожидавший отпора, попятился, но тут же зло рассмеялся.

– Угрожать мне вздумал, щенок?! Да я тебя в порошок сотру! Думаешь, ты что-то из себя представляешь?! Да без моих денег и связей ты ноль! Ноль! Пустое место! Ты никто, Ромка! Никто!

– Да понял я, хватит, не распыляйся, – хмыкнул Рома, глядя на происходящее будто со стороны.

Сколько раз он всё это слышал? И не счесть. В какой-то момент даже готов был согласиться со всем сказанным, с упрёками и обвинениями, а потом забил. На отца и на себя. Так казалось проще.

– Ты кем себя возомнил? Вершителем судеб? Рома, то, что произошло сегодня ночью – это срок! Реальный срок! И ты бы в него вписался, если бы не я! Это ты понимаешь или нет?!

Мученически скривившись, Рома устало прорычал. От вчерашнего пойла раскалывалась голова, а отец не на шутку впрягся в воспитание.

– Ты о чём вообще? – лениво приоткрыв один глаз, фыркнул Ромка. Отец взвыл раненым зверем.

– О чём?! Я об изнасиловании! Я об избиении сотрудницы клуба! Ты хоть представляешь, сколько бабла я отвалил, чтобы тебя отмазать?!

Ромка кисло улыбнулся и безразлично фыркнул.

– Ну, молодец! Вот только ты что-то путаешь. Я никого не избивал и, упаси бог, не насиловал.

– Да?! Тебе, может, предъявить видос, который мне пришлось выкупать? Или, думаешь, я не видел ту девчонку?!

– Ты про Алинку, что ли?

Рома выразительно закатил глаза и, пожевав губами, спрятал руки в карманах потёртых джинсов.

– А ты не предположил… ну так, на минуточку… Не влезла в твою голову мысль, что ей так нравится? Тупо нравится! Или, как вариант, что за подобные услуги она имеет неплохую надбавку к жалкой зарплате официантки? Нет? Об этом не подумал? Так вот зря! Потому что за этот жалкий потасканный вид она уже успела отгрохать себе квартиру в центре! А благодаря тебе и… – на этом Рома прищурился… – В какую сумму, говоришь, ты оценил мою свободу?.. Хотя лучше не называй её, судя по багровой физиономии, отвалил ты достаточно. И благодаря тебе малышка в придачу к квартире получит ещё и новенький авто.

– Это ты мне сейчас предъявил вместо благодарности? – охнул Борис Львович, а Рома безразлично пнул случайный камешек на вылизанной до блеска садовой дорожке.

– Бать, ты бы остыл… Задолбал уже выть, как пожарная сирена.

– Пошёл вон… – выдохнул Новак, не в силах выдержать безразличие сына. – Пошёл вон, убирайся! – взревел он, переводя дыхание, но не стерпел и бросился в драку, желая наказать нерадивого отпрыска, желая размазать эту паршивую ухмылку по его лицу.

Рома, выигрывая в росте, в силе, в физической подготовке, с лёгкостью ушёл и от первого удара, и от второго. Он, не напрягаясь, отмахнулся от унизительной оплеухи, ушёл от смазанного тычка в грудь. Оттолкнуть отца просто пришлось. Борис Львович от неожиданности оступился и неловко завалился на всё ещё зелёную лужайку.

– Хватит! – прикрикнул Рома, не собираясь извиняться за применённую силу.

Он лениво посмотрел по сторонам, не желая возвращаться взглядом к родителю. А отец, меж тем, ошарашенно моргал, хватал ртом воздух и пытался осмыслить происходящее.

– Удавлю! – прорычал он, силясь подняться.

Рома лишь брезгливо поморщился и нервно цыкнул зубом.

– Удавлю! – закричал отец, бросившись на него всей массой.

Рома, ловко увернувшись от очередной нападки, терпеливо выдохнул и примирительно выставил перед собой ладони.

– Бать, но ты ведь понимаешь, что я не мог этого сделать? – совершенно серьёзно выдал он, на что отец вызывающе рассмеялся:

– Я привык доверять своим глазам, сынок! И я прекрасно вижу, во что ты превратился! Я не верю тебе, – добавил он, понимая, что сын ждёт именно такого точного и чёткого ответа.

Рома бросил на отца тяжёлый взгляд исподлобья и стиснул зубы. В который раз тот окунул его в бездну своего разочарования. В который раз унизил недоверием, презрением, в который раз бросил вызов. Рома растёр ладонью грудь, которую болезненно стянуло горькой обидой, однобоко ухмыльнулся.

– Бать… – выдавил он из себя вместо встречного упрёка. – А ты маму вспоминаешь?

В ответ на непонимающий взгляд отца, Рома жадно перехватил воздух ртом и продолжил:

– Мне она снится. Почти каждую ночь. Красивая… как живая… И мы снова за столом. Все вместе. Куда всё ушло, а?..

Отец вращал бешеными глазами и зло пыхтел.

– И прекрати… – вскрикнул он и подавился глотком вдруг ставшего спёртым воздуха. – Прекрати всякий раз прикрываться памятью о матери!

Глаза Ромы сверкнули ненавистью и притаившейся за ней болью.

– Ну, конечно! – вызывающе рассмеялся он. – Зачем тебе вспоминать мать, если есть эта, как там её… – Рома пощёлкал пальцами, – Мадлен! – зло и колко выкрикнул он, припоминая отцовскую пассию. – Хотя какая из неё Мадлен?.. – задался парень бестолковым вопросом. – Наверняка по паспорту какая-нибудь Машка или Маринка, – Рома в отчаянии махнул рукой.

– Да ты рехнулся?! – будто нехотя рассмеялся отец. – Ты мне ещё будешь указывать?! Ублюдок! Ничтожество! – переполненный возмущением, выкрикивал он. – Да если бы не мать… давно бы топтал плац где-нибудь за полярным кругом! Нет же, послушал её: Ромочке надо учиться, Ромочка у нас талант! Да твоё счастье, что она всего этого не видит! Сгорела бы со стыда! Вместо мужика вырастила тряпку! Балбеса, повесу! Ты только посмотри, в кого превратился!..

– Слышал уже, – невежливо хмыкнул Ромка, сбивая отца с очередной оскорбительной реплики. – Если это всё, что хотел сказать, то я, с твоего позволения, пойду спать.

– Куда ты пойдёшь? Куда? Спать? – отец, вероятно, почувствовал себя злым властелином, так сейчас рассмеялся. – А ты, скажи на милость, заслужил это самое «спать»? Эту кровать… личную комнату… роскошный особняк..? Да ты даже на эти шмотки, которые натянул на себя, не в состоянии заработать! Ничтожество! Ты не уважаешь себя – мне это уже неинтересно. Но меня ты уважать будешь, а иначе…

– Давай ты договоришь в следующий раз, ОК? Дико болит голова, – отмахнулся Рома и направился в сторону дома.

Борис Львович опешил. Он оказался просто не готов воспринимать реальность в таком свете! Он оказался не в силах принять ту истину, в которой сын его ни в грош не ставит. А Ромка раздолбайской походкой всё удалялся. Его не заботили ни переживания отца, ни его мотивы. А ведь до пункта «Неоспоримые условия» они даже не дошли. Да что там… они к нему даже не приблизились. Сыну было плевать на все условия. Ему было плевать на собственное будущее. Да и на настоящее, пожалуй, тоже. Стоило принимать кардинальные меры. Нужно было срочно брать ситуацию под свой контроль и Новак, наконец, решился. Он догнал сына, дёрнул того за руку на себя и выдал фразу, которая, казалось, давно лежала на поверхности и почему-то виделась единственно верной, единственно правильной:

– Убирайся из моего дома, – зашипел, заколотился в напряжении отец.

Рома отчего-то воспринял подобное заявление как очередное проявление эмоций. Он лениво взмахнул рукой и как всегда безразлично усмехнулся.

– Убирайся из моего дома! – прозвучало из уст отца непривычно твёрдо, категорично, упрямо.

Рома вдруг остановился и присмотрелся к родителю внимательнее.

– Ты меня выгоняешь? – наконец, осознал он смысл происходящего и удивлённо моргнул.

Отец с довольным видом потёр влажные ладони.

– Ты считаешь, будто что-то из себя представляешь? Отлично! Вот и посмотрим, что именно! – победно провозгласил тот и вскинул сальный подбородок.

Рома взглянул на отца со смесью жалости и презрения.

– Тебе надо, ты и уходи, – фыркнул он.

Борис Львович беспомощно оглянулся по сторонам,

– Ты… ты что себе позволяешь?! Ты как посмел, щенок, сопляк, ты…

– Мать оставила дом мне, – уверенно, твёрдо и не в меру упрямо заявил Рома, заставляя отца жалко захрипеть. – Дом, счёт в банке, и долю в твоей конторе. Кстати, мне стоит задуматься над тем, почему ты об этом умолчал? – уличил он отца, а тот, едва опомнившись, раскраснелся, напыжился.

– Да ты вконец обнаглел! Ты что о себе возомнил?!

– Завтра мне исполняется двадцать один, и с этого дня я вступаю в права наследования. Надеюсь, ты не всё успел прос*ать со своей подружкой? – оскалился Ромка и враз показался отцу чужим и незнакомым.

– Ты что несёшь?..

Мужчина отступился, а Рома победно шагнул на него.

– А, знаешь, я тут подумал… Кажется, я уже достаточно взрослый, чтобы жить один. Так что собирай свои вещи и… да… выметайся! – Рома гневно сверкнул глазами. – Выметайся из моего!.. дома.

– Ты это мне говоришь? Своему отцу? – ошарашенно пробормотал Борис Львович, как вдруг стиснул зубы и уличающе прищурился. – Ты мне больше не сын! – вспыльчиво выдал отец, а Рома безвольно передёрнул плечами.

– Как скажешь.

Новак схватился за сердце. Рома вскинул брови.

– Что?.. Помочь с вещами? – догадался он и премерзко облизнулся.

Лишь на подходе к дому, на последней ступени высокого крыльца Рома услышал странное бормотание.

– Да, да… наверно, ты прав. Однажды всё должно было закончиться именно так… – будто вслух рассуждал отец.

Рома обернулся и заметил, как тот, по-старчески опустившись на плитку крыльца, бессмысленно смотрит в пространство. Рома спустился на несколько ступеней и издали обратился к отцу.

– Ты сейчас о чём? Ты это мне говоришь?

– От осинки не родятся апельсинки. Так ещё моя бабка говорила, хотя кто знает, где она видала эти апельсинки… Слышишь, Ром?.. Откуда она знала про эти самые апельсинки? Ведь жила в такой глухой деревне, что не приведи господь! – раскованно рассмеялся отец и даже утёр слёзы. – Вот и ты… Весь в своего ублюдочного папашу! – с омерзением процедил Борис Львович и вскинул на сына совершенно осознанный, но до неприятного колючий взгляд.

Рома нахмурился и склонил голову набок. Едва ли из интереса, скорее, в недоумении.

– Что ты там ещё придумал? – всё же вовлёкся он в произнесённый бред, а отец уставился на Ромку с превесёлой улыбкой.

– А что слышал! – развёл он руками и шутовски поклонился. – Знать не знаю, от кого понесла твоя мать.

– Врёшь! – сверкнули яростью глаза Ромки. Не за себя было обидно – за маму.

Рома как раз намеревался приблизиться к отцу и хорошенечко того встряхнуть, как Борис Львович и сам поднялся со ступеней, принял невозмутимый вид и с полным осознанием ситуации кивнул:

– Вру! И с твоим нерадивым папашей я всё же знаком. Тут же можно смело добавить, что это знакомство не принесло мне ни удовольствия, ни пользы. Вы, кстати, чем-то с ним похожи. И я сейчас говорю не столько о внешности, сколько о мерзком въедливом характере и о язвительном нраве. И, знаешь, что, сынок… – на этом отец победно вскинул подбородок. – Завтра ты вступишь в права наследования. Ты получишь свои деньги, этот дом и даже акции моей компании. Но когда спустишь всё на глупые закидоны, на амбиции и продажных тёлок, ко мне за помощью не обращайся, не-е-ет. С сегодняшнего дня сына у меня нет!

– Быть, ты в своём уме? – примирительно пробурчал Ромка, но по взгляду отца понял, что шутки кончились.

– Всё, всё… – закачал тот головой, отрицая не только родство, но и, казалось, все совместные воспоминания. – А с этой мразью, с твоим папашей, я тебя как-нибудь обязательно познакомлю. Уверен: вам будет, о чём поговорить. Брызнуть, так сказать, друг на друга ядом.

На этом отец рассмеялся и, весомо размахивая руками, поплёлся к своему авто. А Ромка завис с открытым ртом и со стремительно нарастающим чувством потери. Пока ещё в груди теплилось отрицание. Но это отрицание готово было вот-вот развеяться в прах.

Глава 1

***

– Никого не бойся, бить нужно смело, – смелась она.

Нож подлетал и как заговорённый падал в тонкую женскую ладошку.

– Но я не хочу бить!

– Тогда будь готова к тому, что ударят тебя, – беззаботно смеялась она и вкладывала лезвие в детскую ручку. – Ну давай же, у тебя получится, – раздавался над головой ласковый призыв и мягкие ладони, точно нежнейшее покрывало, опускались на волосы и разглаживали их.

***

Парень затолкнул Миру в дряхлый, будто рассыпающийся на ходу автобус, и зачем-то хлопнул рукой по его пыльному боку. Она видела, как на грязно-сером налёте остался отпечаток широкой ладони. На него, собственно, и смотрела, с любопытством выглядывая из-за скрипучей, покосившейся двери. Милая тётенька взяла её за ладошку и отвела от двери подальше. Мира озадаченно посмотрела на женщину в тёмном платке и растерянно моргнула: отчего-то в этом автобусе она оказалась одна. А где же её мама?.. Она собиралась было рвануть из автобуса обратно, однако тот с жутким лязгом захлопнул дверцу, да и тётенька держала очень крепко. Держала и улыбалась, но Мира не хотела улыбаться ей в ответ. Вместо этого она бросилась в хвост автобуса и, чувствуя какую-то нелепую растерянность и всё нарастающую обиду, внимательно смотрела за тем, как позади остаётся заброшенный остановочный пункт, облачко пыли на сухой, пустынной дороге и тёмный, практически чёрный дым из выхлопной трубы. Клубы этого дыма заполонили пространство, препятствуя обзору, и Мира встала на цыпочки, желая рассмотреть хоть что-нибудь. Именно в этот момент и увидела её. Женщину, лицо которой отчего-то было не разглядеть, но Мира знала, чувствовала, что это она… мама. Тоненькая, невысокая, удивительно хрупкая, она бежала за автобусом со всех ног и что-то кричала ему вслед.