Пушкин – имя ратное. Потомки поэта во Второй мировой
Главная задача – окружение и уничтожение фашистских войск (немцы сумели-таки не попасться в котёл, ушли) – оказалась невыполненной, и маршал Семён Константинович Тимошенко был снят с поста командующего фронтом. На его место назначен генерал-полковник Иван Степанович Конев. Однако и Коневу не удалось добиться успеха в Старорусской операции, – слишком тяжёлые потери понесли войска.
Общим же ходом операции «Полярная звезда» руководил представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал Георгий Константинович Жуков.
Считается, что Старорусская операция завершилась 19 марта, однако атаки советских войск не прекращались ещё несколько дней. И лишь когда стало окончательно ясно, что все они обречены на провал, фронт перешёл к обороне.
В сводке Совинформбюро от 27 марта 1943 года без особого энтузиазма сообщалось о боях на Северо-Западном фронте: «Южнее озера Ильмень бойцы Н-ской части вели бои за овладение опорным пунктом противника. Два раза эти выгодные позиции переходили из рук в руки. В результате боя наши подразделения уничтожили 120 гитлеровцев, полностью очистили от противника опорный пункт и закрепились в нём. Захвачены различные трофеи».
Старорусская наступательная операция (4—19 марта 1943 года) вошла в историю Великой Отечественной как одна из самых кровопролитных: почти тридцать две тысячи убитыми (в сводках они значились как безвозвратные потери) и более семидесяти тысяч ранеными. Такой невероятной ценой были оплачены два десятка километров родной Новгородской земли, лесистой и болотистой, отбитых у врага!
И то, что правнук поэта в боях под Старой Руссой отделался лишь контузией, можно считать величайшим везением. Совсем рядом разорвался вражеский снаряд, – очнулся Григорий Пушкин уже в медсанбате…
Оправившись от контузии, с лета 1943-го он на 2-м Украинском фронте. Сражался на знаменитой Курской дуге. Освобождал Харьков, Сумы, Николаев, Керчь. Форсировал Днепр. Чудом избежал гибели в Корсунь-Шевченковском котле. И, как ни странно, благодаря своей светоносной фамилии: командир дивизиона, случайно узнав, что у него служит правнук великого поэта, буквально накануне той операции, стоившей жизни тысячам наших солдат, отправил Григория Пушкина в офицерскую школу.
Освобождал Белоруссию. После взятия советскими войсками Лиды был назначен заместителем военного коменданта города.
На лейтенантском кителе вернувшегося с войны Григория Пушкина победно блестели ордена Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, боевые медали…
В мирное время он любил приезжать в Беларусь. Выступал с рассказами о своём великом прадеде в Минске, Лиде, Гродно, Молодечно… Знаю со слов отца, Андрея Андреевича Черкашина, пушкиниста и близкого друга Григория Григорьевича, какой горячий приём оказали им в Могилёве читатели городской библиотеки. Именно в этом белорусском городе, лежавшем на пути Александра Сергеевича, давным-давно восторженно встречали самого поэта!
…Пушкину довелось побывать в Белоруссии лишь проездом – из южной Одессы в северную Псковскую губернию, в сельцо Михайловское. Вечером 7 августа 1824 года, преодолев сотни вёрст по дорогам Малороссии, он достиг Могилёва. Там на почтовой станции поэта уже встречали его горячие почитатели – офицеры гусарских полков, расквартированных в Могилёве. Дружеская пирушка, начавшаяся тут же, в станционном доме, продолжилась на квартире Куцынского, корнета Лубенского гусарского полка. Александр Сергеевич читал стихи, и ему восхищённо внимали бравые гусары.
Вот как вспоминал о той встрече один из офицеров: «“Господа, сделаем нашему кумиру ванну из шампанского!” Все согласились, но Пушкин, улыбнувшись, сказал: “Было бы отлично, я не прочь прополоскаться в шампанском, но спешу, ехать надо…” Мы всей гурьбой проводили его на почту, где опять вспрыснули шампанским…»
Не одна бутылка игристого была распита в ту ночь, а под утро вся весёлая компания проводила поэта в дорогу. В пятом часу утра Пушкин покинул гостеприимный Могилёв. Но тот знаменательный день, проведённый на белорусской земле, вошёл в летопись жизни российского гения.
Не менее восторженно чествовали и современные поклонники Пушкина его правнука, столь близкого по крови поэту. Да ещё героя-орденоносца, фронтовика, прошедшего дорогами войны и по Беларуси! Не раз тогда Григорию Григорьевичу приходили на память слова великого прадеда о белорусах как «народе издревле нам родном». Да и белорусский Новогрудок стал родиной для отца, в будущем полковника Пушкина, – ведь в том краю служил его дед Александр Александрович.
После войны долгие годы Григорий Григорьевич Пушкин работал в типографии «Правды» мастером глубокой печати. А когда вышел на заслуженный отдых, много ездил по стране, встречаясь с почитателями Пушкина и рассказывая о славной истории своей семьи.
Его восьмидесятилетний юбилей с размахом отпраздновали в Колонном зале бывшего Московского Благородного собрания, старые стены коего помнили имена Александра Пушкина и его красавицы-невесты Натали Гончаровой. Могли ли молодые счастливцы и помыслить, что спустя полтора столетия здесь же, в сердце Москвы, будут чествовать их неведомого правнука?!
«Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное, не есть ли благороднейшая надежда человеческого сердца?» – и вопрошал, и веровал сам Александр Сергеевич. Сколь удивительным образом сбылось давнее чаяние поэта!
Так магически притягательно имя Пушкина, что «уважены» за него не только внуки поэта, но правнуки и праправнуки. По счастью, не только за кровную связь с русским гением, но и за свои героические судьбы.
Александр Всеволодович Кологривов (1916–1968), праправнук поэта.
Детство его, о котором он всегда тепло вспоминал, прошло в белорусском Бобруйске. «Я очень люблю Бобруйск – мой родной город», – не раз признавался друзьям Александр Кологривов.
«Бобруйск!.. Моё детство! Я вспоминаю яблоневые сады, среди которых прячутся деревянные домики, разлив Березины, развалины древней крепости… О крепости ходили легенды…
Как только в лесу появлялись первые подснежники, моя мать брала нас с братом в Киселевичский бор. Мы шли по Гоголевской улице, мимо распускающихся садов. Проходили кладбище. Отсюда начинались поля. Над полями струилось марево. В небе звенели жаворонки, а вдали чернел сосновый бор…
Летом мать тоже предпринимала с нами путешествия. Но чаще всего мы ходили в это время года на Березину. Там, в густой траве, петляла речушка Крапивка с удивительно чистой ключевой водой. Мы купались в Крапивке, брызгались, носились по лугам за бабочками и стрекозами…»
Но лишь ранние годы братьев были столь беззаботными и радужными. «У моих сыновей было страшное детство, – спустя много лет горевала мать, Софья Павловна. – Если бы кто-нибудь талантливо описал его, не одно поколение плакало бы над этой книгой».
Отец братьев Всеволод Александрович Кологривов, царский офицер, служил у адмирала Колчака, вплоть до пленения и казни Верховного правителя России, затем – у генерал-лейтенанта Миллера, главнокомандующего сухопутными и морскими силами на севере России. Оба они, как известно, потерпели крах в борьбе с большевизмом. Поручик Кологривов сумел эмигрировать в Лондон, где состоял при военном атташе, представлявшем интересы Белой гвардии. Но зов Родины был слишком силён, и в 1920-м из благополучной сытой Англии он вернулся в голодную большевистскую Россию, в Архангельск, приведя с собой и два корабля, обещанных прежде союзниками генералу Миллеру. Что и говорить о «тёплых объятиях», с которыми встретила Родина «заблудшего» сына! Бывшего белогвардейского офицера ждали аресты, сталинские лагеря и поселения. Но, видимо, щедрый подарок советской власти в виде двух боевых кораблей (!) уберёг поручика от скорого и бесславного расстрела!
«Хочу вас видеть, хочу жить с вами!» – отчаянное, подобное крику, но всё ещё полное надежды письмо Всеволода Кологривова к жене и сыновьям. Третий и последний его арест случился незадолго перед войной. А в 1942-м (когда его сыновья сражались на фронтах Великой Отечественной!) он, отец двух советских солдат, сам не запятнавший чести офицерского мундира, бесславно умер на тюремных нарах…
Безотцовщина – страшный смысл этого слова братьям пришлось постичь с раннего детства. О том, как пыталась выжить правнучка поэта в голодные двадцатые, свидетельствует письмо академика Сергея Фёдоровича Ольденбурга: «Средства к жизни она (Софья Павловна Кологривова) получает от продажи домашних вещей… при наполовину потерянной трудоспособности ей, с двумя малолетними детьми, угрожает самая тяжкая судьба».
Внемля ходатайству академика Ольденбурга, – к слову, известного востоковеда, основателя русской индологической школы и знатока буддизма, – в том же 1927-м, десятилетний Александр был отправлен в детский дом, а восьмилетний Олег – в детскую колонию. Позднее обоих братьев перевели в Минский детский дом. Сама Софья Павловна также не избежала ареста, однако обвинение в шпионаже, обычное по тем временам, вскоре с неё сняли. И лишь в преддверии пушкинского юбилея 1937 года правнучке поэта выделили в Москве комнату, и семья наконец-то воссоединилась. Но уже без главы семейства, отца и мужа…
В Москве Александр стал студентом Зооветеринарного института, ведь за его плечами был уже коневодческий техникум, – он знал и любил лошадей. Недаром его великий предок, тонкий знаток лошадей, некогда заметил, что это благороднейшее животное справедливо почитают «важнейшим приобретением человечества».
В те студенческие годы товарищи Александра Кологривова немало дивились тому, как их сокурсник своими тонкими чертами лица и кудрявыми волосами удивительно походил на великого Пушкина! А ведь он своё родство никогда не афишировал. Проучился Александр в Зооветеринарном институте недолго, – перешёл в Педагогический институт, на факультет русского языка и литературы, успев окончить его перед самой войной.
Александр Кологривов, курсант училища связи. 1942 г. (Из архива А.А. Кологривова)
С начала Великой Отечественной Александр Кологривов – курсант Муромского училища связи. В октябре 1941-го в составе 28-й стрелковой бригады защищал столицу. Вместе с боевыми друзьями командир отделения связи сержант Александр Кологривов стойко держал оборону под Истрой, в районе Красной Поляны, и под Волоколамском.
Парадокс минувшей войны: именно под Истрой советские войска применили для обороны пушки образца… 1877 года! Времен Русско-турецкой войны, героическим участником коей был прадед Александра Кологривова полковник Александр Пушкин. Ну а те исторические пушки были изъяты из музейного резерва по приказу Сталина, – артиллерийских орудий для обороны Москвы катастрофически не хватало. Ошарашенные, сбитые с толку, немцы решили, что русские применили на том участке фронта сверхсовременные неизвестные им орудия!
…В январе 1942-го Софья Павловна получила долгожданный солдатский треугольник, сын писал: «Я целый и невредимый, вышел из полуторамесячных боев. Теперь мы находимся почти на отдыхе (хотя мирным жителям это и кажется ужасным фронтом)… Между прочим, полтора месяца назад проезжал через Москву на машине и совсем около дома, но не было возможности зайти домой или к кому-нибудь из знакомых, ну ничего, – может, ещё побываю».
А в феврале под Вязьмой Александр был ранен в ногу осколком мины, попал в госпиталь. Несколько месяцев пролежал в госпитале, из госпитальной палаты был вновь направлен в Муром, в училище связи.
Восстановился после тяжёлого ранения, и в апреле 1945-го, в звании младшего лейтенанта, вновь ушёл на фронт. Командир взвода связи одной из стрелковых дивизий 2-го Белорусского фронта. Форсировал Одер: под шквальным огнем немцев доставлял в лодке кабель, нужный для чёткой связи между частями наступавших советских войск.
Александр Кологривов рассказывал: «В ту весну река разлилась на два-три километра. Под свинцовым дождем прокладывался кабель, обеспечивая связь. Приказ был один: продержаться хотя бы сутки. Получилось иначе: укрывшись среди кустов поймы, отвлекая огонь на себя, мы просидели в лодке десять суток…»
Рвались снаряды, и осколок одного из них лёг почти у самых ног лейтенанта. Причалив к берегу, он сунул в карман шинели увесистый фашистский «сувенир».
Было ещё немало вражеских атак, и всё же дошёл лейтенант до Берлина! И стал свидетелем агонии нацистской Германии. Бесспорно, знал Александр Кологривов, что бывший её главарь покончил с собой в фюрербункере – одном из засекреченных и самых укреплённых бункеров Берлина. Слышал, что на том самом диване, где адъютант фюрера обнаружил труп Адольфа Гитлера, снялся на память советский боец. Весёлый солдатик, – чуб из-под пилотки, с орденом и медалью на гимнастёрке, – сидит, как на завалинке, на диване Гитлера. Вот он, ещё один символ Победы! Не столь, правда, знаковый, как водружённое над Рейхстагом Красное знамя.
Вновь наши вторглись знамена…В победном мае среди солдатских надписей на Рейхстаге появилась и эта: «От Ленинграда до Берлина. Пушкин». Надпись вывели на стене бойцы дивизии, – той, что освобождала Пушкинские Горы, Михайловское и Тригорское, а затем штурмовала Рейхстаг. Знать бы тем безымянным бойцам, что их шуточная надпись исполнена сокровенного смысла: до Берлина действительно дошли два брата, два наследника Пушкина!
Верно, и сам Александр Кологривов сфотографировался с боевыми друзьями у стен поверженного Рейхстага. Заветный снимок для победителей!
В Москву вернулся с орденом Красной Звезды на офицерском кителе и боевыми медалями. Об ужасах войны вспоминать не любил либо афористично замечал: «Уснёшь в окопе – проснёшься: на мертвеце лежишь…»
Долгие послевоенные годы Александр Кологривов работал на Всесоюзном радио. Как журналист побывал в командировках по всей стране, встречался с интересными людьми самых разных профессий, участвовал в торжествах. Вёл репортажи, в их числе и с Пушкинских праздников поэзии. Любопытно, что отец – основатель праздников, писатель и литературовед Ираклий Андроников, отправляясь в Михайловское, просил организаторов торжеств: «Мне билет и место в гостинице с Кологривовым, потому что он жизнерадостный человек и никогда не даст пасть духом».
Вот лишь некоторые из прозвучавших в эфире передач журналиста Александра Кологривова: «К нему не зарастёт народная тропа», «О предках и потомках поэта», «Солдаты Пушкины – сыны России».
Строки из воспоминаний Александра Всеволодовича: «Я объездил весь Советский Союз. Бывал в Заполярье, на Дальнем Востоке, в Сибири, Средней Азии. Бывал я и за границей. Но нашу белорусскую природу не сравню ни с каким местом. Природу Беларуси – мягкую, неброскую, такую лиричную, очень любили в нашей семье».
Не раз бывал журналист Александр Кологривов и в любимой им Беларуси, заезжал и в Бобруйск. Вот что писал он белорусскому профессору, пушкинисту Тимофею Борисовичу Лиокумовичу: «Бобруйск, конечно, сильно изменился, но много и прежнего. Это волнует, хочется ещё побывать в нём, показать родной город своей семье».
Не успел. В августе 1968-го его не стало… Тем летом он приступил к исполнению давнего замысла: записать воспоминания детей Фёдора Шаляпина – Бориса, Лидии, Ирины – об их великом отце, «царь-басе». Мыслил вместе с ними побывать в Ленинграде и Михайловском, заповедной усадьбе, но внезапная смерть разрушила жизненные планы.
Олег Всеволодович Кологривов (1919–1984), праправнук поэта.
Вместе со старшим братом рос в Бобруйске и так же, как Александр, с нежностью вспоминал своё белорусское детство.
С начала войны он, студент московского Института прикладного и декоративного искусства, – в народном ополчении. Ушёл на фронт добровольцем. В декабре 1941-го, в контрнаступлении под Москвой был ранен в ногу осколком разорвавшейся мины. Истекая кровью, почти три километра полз по снегу до медпункта! Но выжил, фронтовой хирург сумел сотворить чудо – спасти ногу, – инвалидом не стал. После госпиталя – вновь в строй!
В 1942-м миномётчик Олег Кологривов в рядах 19-й гвардейской дивизии сражался за Ленинград, на Синявинских высотах.
Владеть высотами – значило контролировать обширную территорию: от Ладоги, на севере, до реки Мги, на юге. Да и место то было определено для будущего скопления наших сил, для прорыва блокады, – ведь расстояние между Волховским и Ленинградским фронтами там было минимальным.
Битва за Синявинские высоты – одна из трагических страниц обороны Ленинграда. В сентябре 1941-го, после прорыва немцев к Ладоге, высоты оказались в их руках, – не мешкая, гитлеровцы возвели вокруг них мощную систему обороны: доты, дзоты, траншеи… Именно отсюда, с Синявинских высот, фашисты корректировали огонь по ладожской Дороге жизни, целясь в караваны с людьми и с хлебом. Высоты словно господствовали над простиравшимися вокруг непролазными топями, – то были ключевые позиции и для немецких, и для советских войск.
27 августа 1942 года войска Волховского фронта перешли в наступление, нанеся немцам удар с востока. Успешно продвигалась на запад, тесня фашистов и 19-й гвардейская дивизия, в которой воевал боец Кологривов. И уже 30 августа её передовой отряд ворвался в посёлок Синявино, захватив орудия и склад с боеприпасами. Но полностью овладеть посёлком тогда не удалось.
В боях за Синявинские высоты комсорг батальона Олег Кологривов получил тяжелейшее ранение: в грудь навылет, – пробиты оба лёгкие! Но смерть не спешила к нему…
Говорили, что земля на болотах вокруг Синявинских высот сплошь «нашпигована» железом и обильно «напоена» кровью. И то отнюдь не поэтическая метафора.
И смерть, и ад со всех сторон…Гвардии рядовой Олег Кологривов сражался под Гдовом, Псковом, Порховом – в местах, хранивших память его великого предка. Тогда же впервые побывал в Пушкинских Горах, в Михайловском и был поражён представшей ему картиной вселенского разрушения: искорёженные, пробитые снарядами монастырские главы, разбитый памятник поэту, обугленный сруб родового дома, вырванные с корнем вековые ели и липы…
После очередного ранения в госпитале не залежался, – рвался на фронт. Освобождал Прибалтику, Польшу, Восточную Пруссию. Война на долгие четыре года разлучила братьев Кологривовых, но фронтовые пути вели их в одном направлении – на Берлин, столицу фашистской Германии!
Но близок, близок миг победы.Ура! мы ломим; гнутся шведы.О славный час! о славный вид!Ещё напор – и враг бежит.Довелось ли побывать братьям Кологривовым во взятом Рейхстаге… на концерте для победителей, что прошёл в его дымящихся стенах?! Такую возможность исключить нельзя. Если бы они очутились в бывшем гитлеровском парламенте в один из майских дней, когда над Рейхстагом уже реяло Знамя Победы, то услышали бы, как Нина Михайловская, артистка фронтовой бригады, вдохновенно читает пушкинскую «Метель»:
«Между тем война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоёванные песни… Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. <…> Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сладко билось русское сердце при слове отечество! Как сладки были слёзы свидания!»
И знакомые строки тонули в бурных солдатских овациях, – вот она, побеждающая сила пушкинского слова!
Победа! сердцу сладкий час!Россия! встань и возвышайся!Греми, восторгов общий глас!..В октябре победного 1945-го Александр и Олег неожиданно, не зная ничего друг о друге, встретились в Берлине. Случай невероятный! Тогда между фронтами проводились соревнования по плаванию, и братья, оба отличные пловцы, в них участвовали. По команде «Приготовиться Кологривову!» на старт вышли… оба родных брата.
Младший, Олег Кологривов, занял тогда одно из призовых мест: сам маршал Константин Рокоссовский крепко пожал руку фронтовику-победителю. Рукопожатие маршала, – для бойца то стало высокой наградой!
Братья Александр и Олег Кологривовы в Берлине. Октябрь 1945 г.
Публикуется впервые. (Из архива А.А. Кологривова)
Как и старший брат, Олег Кологривов вернулся с войны с орденом Красной Звезды и боевыми медалями. Впереди ждала мирная жизнь со всеми её почти забытыми радостями. Сумел окончить оставленный в военное лихолетье институт, получить желанный диплом художника-дизайнера.
Однажды, это было в Москве в 1950-м, он стал свидетелем необычной сцены: памятник Пушкину передвигали с Тверского бульвара через улицу Горького, нынешнюю Тверскую, на противоположную сторону. Прораб, ответственный за «переезд» памятника, заметив в толпе созерцателей необычного действа молодого, ладно сложенного мужчину, попросил его помочь: снять давний налёт с бронзового монумента. Знать бы тому безвестному прорабу, что обратился он с просьбой к праправнуку Пушкина! Олег Всеволодович не отказал (ведь с реставрацией он был знаком не понаслышке!), хотя и странной показалась ему сама идея «переезда» монумента. Ведь памятник, был убеждён он, должен стоять там, где и замыслил поставить его гениальный творец Александр Опекушин!
Посчастливилось Олегу Кологривову исполнить давнюю мечту – побывать в послевоенном родном Бобруйске, вновь пройтись по знакомым с детства улочкам.
Но довелось испытать и горькую потерю: скорую смерть любимого брата. Последний раз вместе они встречали День Победы в 1968-м, – осталась на память фотография, где братья Кологривовы рядом, плечом к плечу, весело и с надеждой смотрят в объектив. Словно в вечность.
Сергей Евгеньевич Клименко (1918–1990), праправнук поэта.
Как и двоюродные братья, Александр и Олег Кологривовы, связан он кровными узами с Беларусью: вся «троица» достойно представляет «белорусскую ветвь» пушкинского древа.
В годы Великой Отечественной Сергей Клименко – командир приборного отделения зенитной батареи. Защищал от налётов вражеской авиации московское небо.
Завершил войну в звании старшего лейтенанта. Служил военным переводчиком на Дальнем Востоке.
Но о нём рассказ впереди.
Борис Борисович Пушкин (1926–2013), праправнук поэта.
На фронте с 1943 года.
Ему не исполнилось и семнадцати, когда пришёл в военкомат с просьбой отправить на фронт. Военком принял мудрое решение: направить отважного юношу в Киров, в морское инженерное училище. Из Кирова путь недавнего курсанта лежал в Кронштадт, где и началась его служба моряка-зенитчика Краснознаменного Балтийского флота. Перед отъездом успел проститься с братом.
Обнялся с братом брат; и милым дали рукуМладые ратники на грустную разлуку…Службу краснофлотец Борис Пушкин начал на эсминце «Минск», лидере эскадренных миноносцев. Затем командовал орудийными расчётами на минных тральщиках. Выполнял боевые задачи по обезвреживанию вражеских мин и расчистке проходов в акватории Рижского и Финского заливов.
Эсминец «Минск» не единожды подрывался на глубоководных минах, был обстрелян и фугасными снарядами. Но всякий раз после капитального ремонта возвращался в боевой строй. В июле 1943-го эсминец занял огневую позицию у Невского лесопарка, откуда целил по немецким войскам в районе Колпино. В 1944-м боевой корабль пришвартовался в Кронштадте, а День Победы встретил в Ленинграде.
После войны эсминец «Минск», обратившись учебным судном, передан был курсантам Высшего военно-морского инженерного училища; позднее выведен из состава флота и превращён в плавучую мишень. В апреле 1958-го «Минск» затоплен был в Финском заливе, у острова Малый, метким попаданием крылатой ракеты. Что ж, достойная смерть для боевого корабля, некогда гордо именовавшегося лидером эсминцев Военно-Морского флота советской страны…
Ну а его бывший матрос, краснофлотец Борис Пушкин вернулся домой с боевыми наградами: медалями «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией».
Почти полвека его жизнь связана была с созданием отечественных самолётов, – Борис Борисович Пушкин, первый заместитель главного конструктора НПО «Наука», сотрудничал с прославленными КБ (конструкторскими бюро) Яковлева, Туполева, Ильюшина. Участвовал в разработке систем безопасности и при подготовке космонавтов. Был награждён двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почёта», памятными медалями; удостоен звания почётного авиастроителя.
Он, как и старший брат Сергей, в детстве и юности воспитывался у Анны Александровны Пушкиной, внучки поэта, жившей в Москве на Арбате и давшей братьям превосходное образование. Именно она ещё до войны ходатайствовала о смене, доставшейся братьям от отца, немецкой фамилии Геринг.
И как вовремя! Представить только, каково было бы жить с подобной фамилией в военные годы! Об отправке на фронт не могло быть и речи. Хлопоты те увенчались успехом, – Борису и Сергею была дарована родовая фамилия Веры Александровны, родной бабушки братьев.