Кенгуру бояться – в Австралии не жить, или Дневник эмигрантки
– Привет, дорогуша, твой кошмар вернулся!
Очень хотелось надеяться на то, что это была шутка, но, к сожалению, в словах босса была жуткая стопроцентная правда. Единственное, что хоть немного радовало, это странная вежливость шефа по отношению ко мне и всем остальным сотрудникам в первую неделю. Наверное, хорошо отдохнул.
Однако через семь дней все вернулось на круги своя. Особенно больно ударили моменты, которые для нашего шефа были не главными в жизни, а именно: зарплата сотрудникам, их выходные, обеды, а также, качество товара и услуг. Единственное, в чем действительно был заинтересован наш босс, это быстрое получение денег в свой карман.
Популярность «Летающего венчика» быстро сходила на «нет». Однажды, придя в офис, я обнаружила, что мне не на чем сидеть. Оказывается, шеф продал все стулья, так как они «понравились клиенту», а потом в ход пошли столы и офисная кухня. Когда же мой современный телефонный аппарат был заменен на какой-то старый башмак, я не выдержала и спросила:
– Я уволена или это надо расценивать, как упрощение моих функций?
– Нет, но мы собираемся переезжать.
Переезжать я не собиралась, поэтому решила уволиться, о чем и сообщила Джону. А в день увольнения, на вечеринке, которую в честь меня устроили мои коллеги, я произнесла следующий тост в честь своего, уже бывшего, шефа:
– Спасибо тебе за тот неоценимый опыт, который я приобрела здесь. За то, что каждый день мне приходилось сталкиваться с неописуемой сложности и глупости ситуациями, за потрясающий пример того, как не надо вести бизнес. Я всегда буду помнить об этом и избегать подобных ошибок.
Джон рассмеялся и сказал, что прекрасно знает, что далек от совершенства и благодарен за мое терпение.
После увольнения я спала две недели, пытаясь восстановить потерянное здоровье. Я ничего не хотела делать. Мой муж пытался меня вытащить на прогулку по знаменитому сиднейскому заливу, в оперный театр, в ресторан, но тщетно. Моя лучшая подруга, постель, не отпускала меня никуда дальше, чем кухня или ванная. Я пыталась стряхнуть с себя депрессию глубоким сном и вкусной пищей.
А через три месяца мне позвонила мама Джона и стала слезно упрашивать меня прийти в выходные и помочь ей разобраться в том бардаке, который устроил в компании ее сын. Мне немного польстило, что он сам порекомендовал ей меня, сказав, что лучше меня никто не разбирается в его проколах и ошибках. А еще мне стало безумно жаль пожилую женщину, которая в одиночку сражалась с безобразиями, творящимися в «Летающем венчике», поэтому я согласилась помочь.
Прибыв на старое место работы, я обнаружила, что все сотрудники уволились, бывший босс находится в очередном отъезде, а его маман судорожно пытается управлять бизнесом, не понимая семидесяти процентов происходящего. Я быстро «включилась» в старый ритм жизни и начала разбирать записки бывшего босса. Поскольку я уже знала кое-что о его закорючках и умела определять, что может означать тот или иной значок, я написала расшифровку на каждой бумажке и передала несчастной родительнице. К сожалению, мне не удалось расшифровать абсолютно все, так как за время моего отсутствия появились новые имена и названия оборудования.
Затем мы перешли к бухгалтерии: там черт летел и ноги свесил. Мама Джона буквально в слезах поведала мне страшную историю о каких-то двойных счетах, непонятных контейнерах, битой посуде, которую надо заменить на целую, но она не знает, где заказать наборы, так как ее сын не оставил ни адреса, ни телефона поставщиков. В общем, все с самого начала. Битый час я объясняла процедуры и еще полдня рассказывала про дурные привычки бывшего шефа и как понимать ту или иную неоконченную фразу. В общем, работу я сделала, все остались довольны, а счастливая маман даже заплатила мне в два раза больше обещанного.
Еще через три месяца я узнала, что «Летающий венчик» обанкротился и закрылся. Джон остался должен сумасшедшую сумму денег государству и бывшим сотрудникам. А я подумала, что вовремя ушла из предприятия.
ГЛАВА 6
НОВАЯ СТРАНИЦА
Честно говоря, я долго отходила от эпопеи с «Летающим венчиком» и, порой, передвигалась по улицам как зомби. Я никогда не знала, что такое депрессия, но все когда-то случается в первый раз. Мне было так плохо, что казалось, меня придавили скалой. Я даже написала жалобное стихотворение на эту тему, которое оканчивалось так:
…А я под тяжестью ночей и дней
Как под скалой
Чем больше времени проходит здесь,
Тем меньше сил со мной…
Реально, казалось, что силы куда-то утекают и я сдуваюсь как шарик. Вакуум вокруг меня не исчезал, и я так же нуждалась в хорошей работе, друзьях и общении.
Как-то я шла по подземному переходу станции метро и краем глаза увидела русские буквы. Стоп! Как это возможно? Я в Сиднее. Здесь не может быть русских названий. Но они были. Вернее, одно название. Я резко повернулась, и увидела назетный киоск, на стенде которого красовался блестязий глянцевый журнал ассоциации русскоговорящих женщин в Австралии «Русский Голос». Реально, у меня в зобу дыханье сперло. Я схватилась за журнал, словно утопающий за соломинку.
Окрыленная надеждой, я прилетела домой и дрожащей рукой набрала номер главного редактора. На том конце провода, как ни странно, ответили:
– Хеллоу.
– Хеллоу. Мне нужен главный редактор. – промямлила я на английском.
– Это я. Говорите.
– Вы говорите по-русски? – спросила я.
– Конечно.
Мы перешли на русский язык, познакомились и через минуту меня прорвало:
– Я – журналист, причем, лучший журналист краснодарского края. У меня огромный опыт работы и масса опубликованных статей и иследований. Я на телевидении десять лет работала, участвовала в конкурсах и занимала первые места, у меня есть награды и грамоты. Я могу прислать Вам образцы моих статей. Вы должны взять меня на работу, потому что я – бесценный сотрудник.
В общем, Остапа понесло. Я уже не помню, что я говорила главреду по имени Наталия, но вдруг услышала:
– Быстро приезжайте ко мне! Сейчас. – и она продиктовала адрес.
Не до конца понимая, что происходит, я положила трубку и срывающимся голосом потребовала, чтобы мой муж немедленно отвез меня в редакцию.
Началась новая полоса в моей заморской жизни. Это был какой-то сон и я мечтала чтобы он продолжался вечно. Во-первых, я стала работать журналистом для издания «Голос». Во-вторых, выяснилось, что у ассоциации есть еще и передача на местном радио, которую мне поручили вести совместно с супругом Наталии, Евгением. В-третьих, ассоциация проводила конкурсы красоты среди русскоговорязего населения Австралии, и меня назначили ведущей! На радостях, я написала новеллу и издала ее при поддержке журнала. Я летала на крыльях, у нас с мужем появились новые знакомые и даже друзья, мы стали путешествовать и знакомиться с местными достопримечательностями. Моя депрессия улетучилась!
В добавление ко всему, главред Наташа получила заявку на объявление для радио о том, что местный русский театр объявляет прослушивание для участия в спектакле по пьесе Юрия Полякова «Левая грудь Афродиты»! Боже, это сон?! Я рванула на прослушивание, благо, мой курс актерского мастерства уже был успешно окончен и я получила диплом. Прослушивание прошло успешно и меня взяли на одну из главных ролей. Началась реально белая полоса в моей жизни! Наконец-то!
Днем я моталась по заданию редакции и заниалась написанием сценариев к конкурсам красоты, а вечера проводила либо на радио, либо в театре на репетиции. Я похудела килограмм на десять, что добавило мне энергии и хорошего настроения. Конкурсы красоты стали настолько популярны, что о них стало известно в Москве. Первый канал российского телевидения прислал съемочную группу для освещения конкурса и даже показал сюжет о нас в одной из передач. Мой муж и я летали на крыльях счастья и любви, наши доходы росли, как и круг друзей.
Театр, подаривший мне первую главную роль в спектакле, назывался СовКом, что означало «советская комедия». Такое название было вове не удивительным, так как человек, руководивший им, был выходцем из Советского Союза и мужчиной старой закалки. Его звали Федор Матвеев. Мы сразу поладили, как и с остальными актерами труппы.
Несмотря на то, что репетиции шли уже полным ходом, еще одна главная женская роль пустовала. Нам не хватало еще одной актрисы. Объявления в русских газетах, на нашем радио и в журнале «Голос» постоянно обновлялись, но актриса никак не хотела появляться в наших рядах.
Надо сказать, что в Сидней в то время жило около трехсот тысяч русских, но сущесвтовало какое-то странное разделение на группы. Одна группа называлась «советские русские», другая – «харбинские русские», а третья – «русские евреи». А еще были подгруппы по районам города: Бондайские русские, русские Стратфилда, Северный берег и Сазерленд. Причем, группы не хотели общаться между собой, так как считали себя самыми правильными. Например, харбинцы считали, что советские (не важно, приехавшие уже после переворота в девяностых или до него) являются низшей кастой, предателями, так как жили в неправильной России. А вот они, харбинцы, сохранили веру, традиции, язык и преданность Российской Империи. Евреи вообще жили обособленно в районе Бондай, на берегу океана, в самом фешенебельном месте Сиднея и никоим образом не взаимодействовали с русскими. Северный берег не дружил с Сазерленд и так далее.
Для нас с Глебом это было, по крайней мере, странно, ведь все общины говорили на одном языке, русском. Однако именно этот фактор и стоял на пути поиска русскоговорящей актрисы.
Прошло около трех месяцев, прежде, чем Федор уговорил одну актрису по имени Инна, прийти на прослушивание. Она долго не соглашалась, видимо, из-за того, что она была из еврейского района, который не очень-то с русскими взаимодействовал, но все же решила попробовать себя в нашем театре. Инна успешно прошла прослушивание и влилась в наш небольшой коллектив. Репетиции пошли быстрее и вскоре Федор объявил, что необходимо резервировать зал в театре «Фиговое Дерево», где, кстати, в свое время, начинал актерский путь Мел Гибсон.
Мы были вне себя от счастья! И, поскольку, театр был маленький, все приняли активное участие в организации рекламы, резервировании зала, печати билетов и привлечении внимания зрителей к нашему спектаклю.
Инна оказалась еще и режиссером, поэтому на каждой репетиции она вставляла свои пять копеек, предлагая улучшения, критикуя игру и постановку. Федор к этому относился спокойно, но всегда старался ставить ее на место. Постепенно, притязания Инны на роль главного режиссера спектакля усилились, и каким-то образом, она постепенно влилась в процесс постановки спектакля. «Левая грудь» от этого нисколько не пострадала, хотя самолюбие Федора было задето. Он не устраивал скандалов, но один на один выговаривал Инне свое отношение. Правда, это нисколько ее не останавливало.
Не знаю, каким образом, но постепенно мы с Инной подружились. Со временем, мы стали очень близкими подругами, даже можно сказать, лучшими. Пока мы репетировали «Надбавку за испытание любви», она часто говорила:
– Ну, посмотри, я же большую часть спектакля поставила. Значит, я должна быть режиссером, тем более, что у меня есть диплом. Я в ГИТИСе училась.
В этом была доля правды, которую никто не мог отрицать. Поэтому на афише спектакля ее имя начертали рядом с режиссерским, а под ним – «постановщик». Честно сказать, я не придала этому особого значения, и продолжала делать свое дело.
Когда до спектакля осталось пару месяцев, Федор зарезервировал зал, я дала рекламу и помогла в распечатке билетов, стало ясно, что народ не очень-то раскупает места. Было запланировано пять спектаклей и нам хотелось, чтобы зал был полным. Кстати, театр «Фиговое Дерево» не очень большой: в уютном зале всего двести шестьдесят пять мест. Для меня было большим удивлением то, что вся сцена, стены и ступени выкрашены в черный цвет. Но потом я привыкла, тем более, что все компенсировали декорации.
Итак, двести шестьдесят пять мест умножить на пять спектаклей будет тысяча триста двадцать пять человек. Учитывая факт разделенности русского общества в Сиднее и то, что не все любят театр, собрать полный зал стало проблемой. И тогда меня осенила гениальная мысль, с которой я подошла к Федору:
– Предлагаю сделать субтитры на английском языке и, таким образом, привлечь в ряды зрителей смешанные пары и русскую молодежь, которая уже, увы, не говорит по-русски и даже не понимает родного языка.
Федор посмотрел на меня, как на идиотку и сказал:
– И кому это нужно? Это совершенно бесполезная затея. Кто этим будет заниматься? Разве ты не понимаешь, что надо сначала перевести всю пьесу на английский, а потом каким-то образом проектировать субтитры над сценой? Это невыполнимо и глупо. Пустая трата времени.
Меня это несколько обидело, но я настаивала на своем:
– Конечно, я в курсе, что надо перевести пьесу, поэтому предлагаю свои услуги в качестве переводчика, тем более, что я – профессионал, работала в России и в Европейском Союзе. А технически я попробую решить эту задачу с кем-то из наших айтишников, которые работают на конкурсе красоты.
– Даже и не пытайся! – отрезал Федор.
Но «врагу не сдается наш гордый варяг», поэтому я втихаря начала переводить пьесу Юрия Полякова. Поговорила с ребятами из технической группы журнала «Русский Голос», которые все разъяснили, поняла, что ничего невозможного нет, и еще поняла, что до меня никто из русского общества в Австралии не делал ничего подобного. Ура! Я – первопроходец.
Сколь веревочке ни виться, все равно она приводит к Федору. Через неделю я опять предстала пред очи ясны с тем же предложением и готовым переводом. Ответ снова «нет». Четко и ясно. Мне стоило огромных усилий уговорить его на эксперимент. В конце концов, он согласился, но время было упущено и технически субтитры уже невозможно было вывести на экран.
– Я же говорил тебе! – ухмылялся Федор.
А я продолжала переть напролом:
– Пожалуйста, дайте добро на то, чтобы в рекламу добавить, что спектакль идет с английскими субтитрами.
– Да о чем ты, Элина?! Глупость какая. Как ты субтитры сделаешь, если это уже невозможно? – отмахивался режиссер.
– Я знаю выход, предоставьте все мне. – не унималась я.
– Да бог с тобой, делай что хочешь! – сдался Федор.
И я сделала! Это было смешно и наивно, но дало невообразимый толчок продажам. После объявления о субтитрах, билеты полетели, как горячие пирожки в холодный день. Режиссер был несказанно удивлен тому факту, что всего лишь за одну неделю театр продал около семиста билетов англоговорящим зрителям.
Я летала на крыльях и готовила свой сюрприз. Заткнув уши, чтобы не слышать критики в свой адрес, я перла со своей идеей напролом. В попытке улучшить жизнь СовКома, я предложила записывать телефоны и имейлы всех, кто покупает у нас билеты, и собирать собственную базу данных, чтобы в будущем оповещать всех о новых постановках. В этом было усмотрено рациональное зерно, поэтому меня поддержали единогласно.
И вот, настал день премьеры. Я сохранила в тайне то, как именно работает мое секретное оружие, а посему, пригласила друзей на помощь. В театр внесли коробки с распечатанной в нескольких сотнях экземпляров на английском языке пьесой. У Федора полезли глаза на лоб:
– Как это будут читать люди? В зале полутьма. Они не успеют следить за действием на сцене.
– Все предусмотрено. Текст напечатан огромными жирными буквами, а билеты для англоговорящих зрителей проданы рядом с технической рубкой, откуда всегда льется свет на сиденья, и по бокам зала, где есть настенная подсветка. Я сама проверяла видимость и освещение, и с уверенностью заявляю, что никто не упустит ни слова.
– Трата денег. – отрезал Федор.
Однако меня неожиданно поддержала Инна:
– Ну, почему трата? Мне кажется, что все правильно сделано. Надо привлекать англичан.
– Зачем? Это русский театр. – пожал плечами режиссер.
Но он оказался в корне не прав, так как субтитры, хоть и непрофессиональные, произвели настоящий фурор. Зрители подходили к нам и благодарили за то, что мы объединяем русских и австралийцев с помощью искусства. Я получила столько комплиментов и благодарностей за содеянное, что мне показалось, что блистательно сыгранная комедийная роль ушла в тень. Стало несколько обидно, но радость от успеха субтитров перевесила чашу весов.
В общем, первый спектакль прошел успешно, мы вырвались из тени и засверкали в лучах славы. Но по окончании последнего спектакля, наш режиссер собрал нас в зале для особенного объявления:
– Спасибо всем за великолепную работу, самоотверженность и упорство. Мне было очень приятно и комфортно работать с вами. К сожалению, продолжить работу я не смогу, так как очень болен. Я принял решение уйти на заслуженный отдых и провести последние дни с семьей.
Оказалось, что Федор Матвеев уже много лет борется с онкологическим заболеванием. Он прошел огромное количество процедур, включая радиотерапию и жесткое ограничение в питании и физической активности, но болезнь не отступала.
– А что будет с театром? – спросил один из актеров.
– Я его закрываю.
Нам стало несказанно жалко расставаться и обидно за такой бесславный конец хорошего дела. Но поделать мы ничего не могли.
Собрав все декорации, костюмы и вымыв полы в театре «Фиговое Дерево», мы понуро разбрелись по домам. Мой сон улетучился на несколько недель, несмотря на то, что работа журналистом и ведущей конкурса красоты и радио передач шла очень успешно. Сожаление о потере театра не давало мне покоя.
ГЛАВА 7
Я ОТКРЫВАЮ ТЕАТР!
– Я придумала! Глеб, я придумала! – теребила я за плечо своего мужа.
– Ты чего орешь, как оглашенная?! Так и заикой недолго остаться. – недовольно бурчал он. – Что ты там придумала?
– Я открою свой театр! Вернее, театральную группу. И продолжу ставить спектали.
– Да? А кто будет режиссером? Ты? – сонно мычал муж.
– Нет. Я приглашу в партнеры Инну, а она – режиссер! Понял? – меня распирало от счастья.
– Спятила? Ты не справишься. Театр – это не продажа булавок и даже не журналистика.
– Ага! Я справилась с телевидением, Европейским союзом и даже «Летающим венчиком»! Так что театральной группой руководить смогу. – не унималась я.
– Ну-ну, попробуй. Набей себе шишек. – и Глеб плотнее закутался в одеяло, давая понять, что на этом разговор окончен.
Конечно, я разбудила его в три часа ночи, чтобы сообщить радостную весть. Чем не психованная? Утром мой супруг пытался урезонить меня и охладить пыл:
– Сто раз подумай. Тебе это надо? У тебя уже есть работа. Ты же понимаешь, что много денег это не принесет.
– Поначалу не принесет, а потом я разовью большую деятельность по всей Австралии. У меня уже есть мысли.
Я набрала номер Инны и договорилась о встрече в центре города. Мы долго сидели в одном из кафе на Элизабет стрит, обсуждая мою идею. Я уговаривала подругу поддержать меня и стать режиссером новой театральной группы. Она не соглашалась. Я приводила различные доводы в пользу театра, она их уверенно отметала, но постепенно уверенность исчезла и Инна задумалась. Ничего не оставалось делать, как закурить. В молчании мы дымили сигаретами и пили кофе. И вдруг Инна сказала:
– Хорошо, я согласна. Только у меня есть условия. Во-первых, я хочу получать доход с каждого спектакля в размере двадцати пяти процентов. Во-вторых, я хочу стать твоим партнером в бизнесе.
– Ты считаешь это бизнес? – спросила я.
– А разве нет? – ответила она.
Все это мне показалось несколько странным с одной стороны, но с другой – мне так хотелось удержать нашу группу на плаву, что я согласилась:
– Пусть будет так, но я – основной владелец, директор и продюсер. Я принимаю решения и ставлю условия.
– Конечно, это же твоя идея. – согласилась Инна и мы ударили по рукам.
По пути домой, позвонила Борису Матвееву, рассказала о своем сумасшедшем плане и тот, как ни странно, одобрил и поддержал мою идею.
Дома я долго ломала голову над названием нового театра. Хотелось чего-то яркого и сочного. Решив, что имя должно быть звучным, как на английском, так и на русском языках, я лихорадочно записывала свои идеи в блокнот. Их была масса, причем, довольно серая. И вдруг меня осенило! Странники! Мы же все кочевники, эмигранты, переехавшие с одного континента на другой, и, уверена, что в будущем мы будем гастролировать по разным городам и весям. Поэтому театр «Странник» звучит гордо и правильно. На английском тоже звучит красиво, Ranger Entretainment Group (Рейнджер Энтертеймент Групп), что значит, развлекательная группа «Странник».
Запрос в департамент показал, что такого названия нет ни у кого, поэтому я смело его зарегистрировала на свое имя, заплатила налог и получила официальную бумагу. Затем, попросила своего верного мужа разработать логотип для вебсайта, а когда все было готово, позвала Федора и всех актеров театра СовКом на собрание, где и объявила о возрождении нашей группы в новом обличье, с новым именем и новым руководством. Народ сначала принял идею с недоверием, но, когда Федор выступил с благословением, а я показала все необходимые документы, представила нового режиссера, пригласила всех желающих служить музе и открыла бутылку шампанского, дабы закрепить наш союз, все оживились и изъявили желание сотрудничать.
Новая метла по-новому метет, поэтому я сказала, что теперь все спектакли будут проходить в сопровождении субтитров на английском языке, наш сезон будет длиться две недели и давать мы будем двенадцать спектакле (больше не было смысла, так как мы в самом начале пути). Кстати, начиная с этого момента, субтитры шли уже в электронном формате на табло, которое располагалось над сценой. Мой опыт переняли другие русские театры не только в Сиднее, но и во всей Австралии.
До собрания мы с Инной выбирали пьесу, которая ознаменует открытие нашего театра. И нашли. Ей стало произведение Григория Горина «Забыть Герострата». Вдохновение хлестало изо всех дыр, поэтому я предложила написать к спектаклю песни, тем более, что у нас появился новый актер, певец и гитарист Лев. Это невероятно украсило бы постановку. Инна восприняла эту идею с энтузиазмом, и я взялась за работу.
Через неделю были готовы четыре песни и мы приступили к репетициям. Оказалось, что у Льва ужасная память, несмотря на то, что он уже много лет выступает. Учить что-то новое для него просто кошмар кошмарный. Он все время путал и забывал слова, что приводило в бешенство всех. Но голос был красивый и уж очень подходил для роли человека театра.
Такая любовь жадна и коварна,
Волнуется кровь, а плоть и подавно.
И хоть затягивает в сети все сильней и туже,
Скажи ей нет и только нет.
Боже мой, сколько вариантов этого припева я услышала! Миллион! На миллион первый раз я сказала, что песни мы запишем, а Лев их будет исполнять под фонограмму, чтобы не опозориться. Так и сделала. Попросила своего друга Гарри, записать минусовки и полную версию песен в его студии. Получилось великолепно. Гора с плеч упала.
Но навалилась новая гора. Нет, не гора, а скала. Я получила злое письмо от Федора Матвеева.
«Здравствуй, Элина! Не думал я, что так все получится. Выходит, ты захватила все вакантные места в театре. Застолбила, так сказать. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Как тебе не стыдно…»
И все в таком роде. Глаза наполнились слезами, губы и руки задрожали, сердце упало ниже плинтуса, жить сразу расхотелось. Я уже переживала подобные эпизоды в своей жизни, работая на телевидении в России, но никак не ожидала получить по шапке в Австралии, причем, за благие намерения. Собрав волю в кулак, я написала ответ.
«Федор, я Вас очень уважаю и не могу понять, за что Вы так меня оскорбляете. Я не подсиживала Вас. Вы сами решили уйти из театра. Вы поддержали мою инициативу сохранить и продолжить театральное дело, благословив меня в долгое счастливое плаванье на собрании. Не понимаю, что произошло сейчас. Вам не нравятся мои песни? Или тот факт, что я их написала? Вы играете в этом спектакле, несмотря на то, что решили уйти. Я открыта любым предложениям. Почему Вы молчите на репетициях? Помните, ведь я подходила к Вам на первом спектакле со своими идеями, от которых Вы отмахивались? Я этого делать не стану. Предлагайте. Я готова развиваться сама и развивать наше общее дело. Но зачем писать обидные письма? Вы что, завидуете мне? Не понимаю, почему.»